Край, куда не дойдёшь, не доедешь
Шрифт:
Шторм бушевал яростно, но буря пронеслась на удивление быстро. На следующий вечер только высокие волны еще напоминали о ней. Яхту мягко покачивало. Около полуночи Гаспар, задыхаясь от жары, понял, что не сможет уснуть, и открыл иллюминатор. Когда особенно большая волна поднимала судно, вода плескалась в нескольких сантиметрах от его лица. Смеясь от радости, Гаспар опускал руки в прохладную пену. Вдруг он замер: прямо над головой раздался приглушенный смешок. И почти сразу же — голос:
— Гаспар Фонтарель... В самом деле — он.
Гаспар высунулся в иллюминатор чуть не до пояса.
— Элен! — прошептал он.
— Так ты знаешь теперь, как меня зовут? — отозвалась Элен.
Девочка была одета так же, как тогда, в JIo-менвале, —
— Я сейчас помогу тебе выбраться на палубу, – вдруг сказала Элен. — Мы сможем поговорить. Обираль пьян. И дядя тоже сегодня перебрал.
— Боюсь, ничего не выйдет, — тихо ответил Гаспар.
— Постарайся протиснуться в иллюминатор, — продолжала Элен, как будто не слыша его.
Он повиновался. Девочка легла на живот и дотянулась до рук Гаспара; он удивился, какая она сильная. Упершись ногами в закраину иллюминатора, Гаспар высвободил одну руку и схватился за столбик перил, облегчая Элен задачу. Когда он оказался на палубе рядом с девочкой, то впервые за много дней почувствовал себя по-настоящему свободным. Он видел, как яхта рассекает воду, до самого горизонта покрытую легкой зыбью, видел звезды над головой. Нос яхты то вздымался, то зарывался в волну. Наконец Гаспар опомнился и смущенно посмотрел на свои заляпанные грязью штаны и рубашку.
— Это ничего, — сказала Элен. — Пойдем.
И потянула его за руку к трапу. Забравшись наверх, они сели рядышком и прислонились к трубе.
— Эта труба так, для украшения, — объяснила Элен. — Мотор работает на мазуте.
— Я слышал, как Обираль говорил с твоим дядей, — сказал Гаспар. — Я сейчас тебе все расскажу, чтобы ты знала. А потом уйду.
И он рассказал все, что ему удалось услышать.
— Два года на Бермудах, — протянула Элен. — Ну нет, у меня есть дела поважнее.
— Чего же ты хочешь?
— Я хочу найти свой край.
Гаспар не смел больше произнести ни слова. Он сидел, не отрывая взгляда от своих драных штанов.
— Не знаю, можешь ли ты мне помочь, — снова заговорила девочка. — Но почему бы не попытать счастья? Я тебе сейчас все объясню. Только мне надо принести кое-что из моей каюты.
Она встала и направилась к трапу. Пока ее не было, Гаспар с тревогой озирался. Наконец Элен вернулась; в руках у нее были электрический фонарик и какая-то книжка.
— Если ты зажжешь фонарик, его заметят, — прошептал Гаспар.
— А мы спрячемся в шлюпке. Ты ведь знаешь эту шлюпку, — ответила Элен.
Гаспар развязал узел. Оба юркнули в лодку и накрылись парусиной.
— Сейчас я тебе расскажу, — начала Элен.
— И зачем ты мне доверяешься? — вздохнул Гаспар. — Ни на что я не годен.
— А кто вообще на что-нибудь годен?
Элен говорила вполголоса, очень серьезно, а подчас даже жестко. Сперва она рассказала, как ей жилось вот уже много лет. Жила она в Антверпене, в большом доме с видом на реку. Целая квартира — для нее одной! К ее услугам постоянно была горничная. Каждое утро гувернантка будила ее ровно в восемь. Элен принимала ванну, затем приходил учитель давать ей уроки. В десять она садилась за пианино. Обедала на первом этаже в большом зале среди огромных буфетов и стульев голландской работы. Сидела всегда по правую руку от г-на Драпера; заговаривал он с нею редко, разве что спрашивал, не нужно ли ей чего-нибудь. После обеда — уроки пения; потом шофер отвозил ее летом на теннисный корт, зимой — на каток. Гувернантка неизменно сопровождала ее; иногда они возвращались домой пешком по улицам Антверпена, но это бывало редко. По воскресеньям Элен полагалось играть на пианино час. Потом она слушала мессу. После обеда каталась в машине, как правило, с г-ном Драпером. Вместе они ездили в бельгийские и голландские города. Каждый год — отдых в Остенде, в лучшем отеле, и
путешествие на яхте. Элен побывала в Англии, в Норвегии, в Греции и в Италии. Все путешествия были распланированы до мельчайших деталей. Г-н Драпер старался убрать с пути Элен все препятствия. Он хотел дать ей образование.— Мне купили собаку и кошку, — рассказывала Элен. — А однажды я попросила львенка — так мне и его подарили.
— Повезло тебе, — сказал Гаспар.
— Моя гувернантка повторяла мне это с утра до вечера. А когда никто не обращал на меня внимания, я смотрела в окно. Я видела, как трудятся матросы на баржах, как бегают дети по улице. Я тоже попросилась поиграть на улице. Мне тогда было двенадцать лет. Ясное дело, мне не разрешили. А как-то раз я случайно услышала разговор господина Драпера с Обиралем. Так я узнала, что господин Драпер мне не дядя, и еще узнала, что он боится, как бы я от него не сбежала. Хотя в то время бояться было нечего.
— Но я не понимаю... — начал Гаспар.
— Господин Драпер хочет сделать из меня певицу. Он желает мне только добра. И у него всегда такой вид, как будто он за что-то извиняется. Знаешь, каждый раз, когда он на меня смотрит, мне кажется, будто он сейчас спросит о чем-то важном.
Элен зажгла фонарик. Гаспар посмотрел на книжку, которую она держала в руках. Книжка была детская, с картинками. Девочка продолжала:
— В прошлом году господин Драпер решил заменить мою гувернантку, думал, так будет лучше. И пришла одна старая женщина. Ее звали Эмилией. Такая ласковая и веселая. Она все говорила мне: “Ты много чего не знаешь”. Вот у меня и засело в голове, что я должна что-то узнать, и я решила перевернуть весь дом вверх дном, чтобы растормошить их, понимаешь? Эмилия только плечами пожимала, как будто все это пустяки. Я взяла ключ для коньков и клещи и расстроила свое пианино. Научила собаку бросаться на лестницу и кусать гостей. Открыла в ванной все краны и затопила квартиру.
Элен строго отчитали, и она впервые узнала, какое влияние имеет на г-на Драпера Жак Обираль. Это он выбирал для нее учителей, в том числе по музыке и пению, следил за ее распорядком дня. Он заявил, что хозяин, дескать, сам виноват: приставил к Элен такую мягкотелую гувернантку, — и нанял другую, женщину без сердца, которая стала для девочки настоящим тюремщиком. В наказание Элен больше не выпускали из дому.
— Тогда я притворилась послушной. Решила, что все равно буду искать — я еще сама не знала, что, — только так, чтобы никто не догадался. Однажды я с самым смиренным видом попросила разрешения подняться на чердак. Сказала, что хочу найти там мои старые игрушки и починить их и что мне стыдно за свое плохое поведение. Гувернантка решила, что это можно. Сама отвела меня на чердак. За три месяца это была моя самая дальняя прогулка.
Гаспар все смотрел на Книжку с картинками, которую Элен сжимала в руках. Девочка довольно долго молчала, и он слышал только, как разбиваются волны о борта яхты.
— А если кто-нибудь заметит, что тебя нет в каюте...— с тревогой сказал Гаспар.
— Моя гувернантка храпит как паровоз, — ответила Элен. — Ясно ведь, что я не могу убежать с яхты в открытом море.
Г-н Драпер бережно хранил все, что когда-ли-бо принадлежало Элен. Но, чтобы не загромождать квартиру всяким старьем, он сложил ее вещи в углу чердака, заставленного разонравившейся ему мебелью. Элен нашла кучу игрушек, книги и маленький стульчик, который она когда-то сломала.
— Среди книг я и выискала вот эту, с картинками. Она была завернута в целлофан и перевязана золотым шнурком. Я взяла ее с собой в комнату. Села, положила книгу на колени и собралась открыть. И тут вспомнила, что она была у меня очень давно и что я смотрела ее в первый раз не в доме г-на Драпера.
У многих маленьких детей бывает привычка брать с собой в кровать какую-нибудь игрушку. Они непременно вспоминают о ней каждый вечер, и если, ложась спать, не держат ее в руках, то капризничают и не могут уснуть...