Край непрощенных

Святой

Кирсан криво улыбнулся:

– Да уж, появился ты и вправду, словно манна небесная. Внезапно и вовремя. А меня Кирсаном зовут. Фамилии, правда, не помню.

– Первый день, значит. Выспишься - вспомнишь. Тут это нормальное явление.

Он рассмотрел собеседника внимательней. Широкое круглое лицо, бородка, жизнерадостное выражение глаз, небольшой животик, усталая одышка - и что-то еще в облике. Коварное и хитрое.

– Так это, я хотел спросить - год нынче какой? Что за город? И как я тут оказался? Если ты знаешь, конечно.

Игнат снял с пояса флягу и отхлебнул, не спеша завинтил и только потом, словно нехотя, сказал:

– Года не знаю - тут это ни к чему. Город - на самом деле не город, но зовут его - так и зовут. Город. А оказался ты тут точно так же, как и я, и все остальные. Но это ты сам понять должен. Скажу - все равно не поверишь.

Кирсан настаивать не стал, тем более что у него имелись и более насущные вопросы.

– Много выживших?

Святой широко улыбнулся, словно ему анекдот рассказали:

– Забавная формулировка вопроса. Жаль, фишку пока только я понимаю. Достаточно, строго говоря.

– Слушай, а как ты делаешь, что зомби на тебя не нападал? Он точно на меня шел, на тебя ноль внимания.

Собеседник ухмыльнулся - и в этой ухмылке было что-то зловещее.

– А ты, стало быть, мертвяка в лицо не узнал? Впрочем, неудивительно, если за тобой их с полсотни бегает - можешь их и не знать. Ты кто по профессии? Киллер - вряд ли, у них память на лица. Наемник?

– Разведчик я. И судя по автомату - русский. 'Вал' состоит на вооружении российского спецназа и армии.

– Многовато мертвяков для разведчика.

– Что ты хочешь этим сказать?
– насторожился Кирсан, - какое отношение профессия имеет к?..

– Прямое, разведчик, прямое, - жизнерадостно улыбнулся Святой, - ты думаешь, как я тебя отыскал? Зомби меня на тебя и вывели. О... Слышишь? Идут сюда, хромают, несчастные. Скоро они все соберутся тут внизу, примерно под тем местом, где ты сейчас сидишь. Видишь ли, мой друг, это твои зомби. Твои мертвецы.

Кирсан сохранил невозмутимое лицо, хотя ему стало крепко не по себе. По всей видимости, его угораздило оказаться в компании сумасшедшего, теперь надо держать ухо востро.

– О чем ты говоришь?
– как можно спокойней спросил Кирсан.

Святой вздохнул:

– Долго объяснять - и неинтересно. Вся соль в том, чтобы ты сам догадался. Запоминай главнейшие вещи. Ты находишься в месте, где привычные тебе правила и методы не работают. Тут все иначе. Будешь действовать по старинке - сдохнешь в муках. На самом деле, ты все равно сдохнешь в муках - просто чуток подольше протянешь, если будешь думать головой. Второе правило - все, что не является живым человеком - твой враг. Третье правило: живой человек, говорящий на непонятном тебе языке - твой враг. Если ты собеседника понимаешь - он тоже может оказаться врагом, само собой.

Кирсан открыл было рот, но собеседник его прервал:

– Нет-нет, не надо меня ни о чем спрашивать. Все в свое время сам поймешь. Объяснять действительно слишком долго, что и как. Да и не прикольно. Есть хочешь?

Сразу вспомнились невкусные, липкие бисквиты и затхлая вода.

– Да я... ел недавно. Не то чтоб сыт, но и аппетита нет.

– Если что - вон, гляди, - сказал Святой и указал на лист шифера: - под ним дыра и спуск в магазинчик. Там можно найти чего пожевать. Консервы там, сгущенка, разное такое.

– Уболтал, - согласился Кирсан, подумав, что перебить паршивый привкус во рту сладкой сгущенкой будет в самый раз, отодвинул шифер и полез внутрь.

Внутри, правда, царила почти что тьма. Он достал зажигалку и, подсвечивая, отыскал кассу, возле которой на специальном лотке лежали шоколадные батончики. Выбрал один, не глядя, распечатал, откусил... сразу же захотелось выплюнуть. Все равно что подслащенного пластилина полон рот набрал. Что за дерьмо. Кирсан положил надкушенный батончик на прилавок, пару раз споткнувшись, нашел полки с консервами и взял себе пакетик сгущенного молока.

Выбравшись наверх, он с сомнением осмотрел трофей. Две тысячи одиннадцатый год изготовления. Получается... сколько получается-то? Ведь даты он не знает, а сукин сын Святой говорить не хочет. Ладно же! Вот чему-чему, а вести допросы Кирсан, как профессиональный разведчик, умеет.

– Это, Игнат... А давно вся вот эта хрень приключилась? А то как-то странно получается, тут год указан - две тысячи одиннадцать. До четырнадцатого только три года.

– Можешь есть смело.

– Хм... Я как-то не уверен. Батончик попробовал съесть - он гаже, чем мои бисквиты. В связи с чем у меня два закономерных вопроса: сколько лет должен пролежать шоколад, чтоб так испоганиться? И второй - как так вышло, что тут полно жратвы, если армагедец случился не меньше трех лет назад?

Святой ухмыльнулся - широко и искренне:

– Почему я люблю военных - так это потому, что у них в голове одна извилина, да и ту фуражка надавила. Еще больше я люблю разведчиков: они точно так же тупы, как и все остальные, но считают себя умнее других. Я, конечно, понимаю, что тебе хочется все же дату узнать и ты пускаешь в ход свои шпионские штучки - потому для тебя, тупицы, так и быть, повторю. Я не знаю, какой нынче год. Последняя известная мне дата - две тысячи двенадцатый.

Кирсан сжал челюсти - но лишь на миг, профессиональный разведчик всегда контролирует себя и никогда не пойдет на поводу у собственной вспыльчивости. Новый знакомый не слишком-то вежлив, но парень рисковый, надо отдать должное. Вот так нахально, в глаза высказывает собеседнику - военному, человеку больше, выше и сильнее себя - крайне нелицеприятные вещи и при этом не дрожит за свои лицо и печень. С другой стороны, и Кирсану ссориться с ним очень не с руки: единственный проводник и информатор в этом бедламе. А провести воспитательно-рукоприкладное мероприятие можно будет и позже, если не образумится.

– И давно он был, две тысячи двенадцатый? Ну примерно?

– Лет пятьдесят назад, как по мне. Полегчало?

Кирсан сел на просмоленную крышу, скрестил ноги и спрятал лицо в руках. Пятьдесят лет. Это значит - его родителей и жены уже нет. Жена... Лиля. Вспомнил. Лиля... Ее уж точно нет. Святой, казалось, понимал, о чем он сейчас думает, и тоже молчал.

– Значит, с две тысячи четырнадцатого прошло примерно сорок восемь лет, - сказал Кирсан несколько минут спустя, - я понятия не имею, где провел это время и почему не постарел. В киоске журнал за восемьдесят шестой год прошлого века, на улице подбитый 'тигр'. Хотя единственный экземпляр, который еще оставался на ходу - в Англии. Ты точно ничего не хочешь объяснить?

Игнат лениво наблюдал за мертвецами, медленно бредущими к заправке:

– А что тебе объяснять? Ты сам уже нашел кучу нестыковок. Делай выводы.

– Анахронизм на анахронизме, словно времена перемешались! Эксперимент со временем пошел наперекосяк? Кто ты вообще такой?!

– Я? Я писатель. Фантаст. И - я такая же жертва, как и ты.

Кирсан мысленно сосчитал до десяти. Если он не врет - две жертвы это потенциальные союзники. Непонятно только, почему из Святого так трудно вытащить информацию.