Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Кремлевские призраки

Харичев Игорь

Шрифт:

Неуловимый запах беды все более наполнял пространство, окружавшее здания, жилые дома, втекал в кабинеты, в комнаты, в коридоры, в ванные и туалеты.

Гнетущее уныние донимало Токарева, и он по-свински нажрался в один из вечеров, будто так можно было спрятаться от глухой тоски. Утром он поднялся через силу. Он чувствовал себя гораздо хуже, чем прежде.

– Болит голова? – неподдельное сочувствие наполняло голос Кривенко. Они выпивали вместе, хотя сослуживец не перешел тонкую грань и лично посадил страдальца в разгонную машину.

– Болит, – сознался Евгений.

– Хочешь

поправиться? Там осталось.

– Смотреть на нее не могу. – Токарев имел в виду водку.

Немного придя в себя, он направился к Воропаеву. Тот выглядел вконец усталым, будто не спал несколько ночей. А может, так оно и было.

– Указ не помог, – мрачно сказал Токарев. – Хуже стало.

– Хуже, – невесело согласился Воропаев.

– Думаешь, все рухнет?

– Есть вероятность. Но будем надеяться на лучшее.

Голос Воропаева звучал блекло. Бодростью от него трудно было зарядиться. И тут Евгению пришла горячая мысль.

– А если коммунистов спровоцировать на выступление, на беспорядки, а потом подавить все это железной рукой?

Воропаев глянул на него живыми, встревоженными глазами.

– А если джина обратно в бутылку загнать не удастся?! А если армия откажется стрелять?! – Он помолчал, потом продолжил более спокойным голосом. – Нет уж. Лучше обойтись без стрельбы и без крови. По крайней мере, предпринять все необходимые для этого усилия. Лучше. Можешь мне поверить.

В невеселых мыслях уходил Евгений от Воропаева. Неужели он потеряет все? Дудки. Надо убивать этих красных, рвать на части. Он сам готов стрелять. Из автомата, из пушки. Лишь бы уничтожить коммунистическую гидру. Но что ему оставалось? Ждать.

И он успокоился. Превратился в саму невозмутимость. Он удивлялся себе. Но это было так. Он ждал. Сумрачно, угрюмо. И лишь многозначительно повторял в ответ на все разговоры:

– Смутное время. Смутное.

XII. Ожидание

Было приказано тайно готовиться к возможному штурму Кремля. Прорабатывались варианты защиты, завозилось дополнительное оружие, боеприпасы. В одну из ночей пригнали несколько бронетранспортеров; их поставили в той части, которая ближе к Москва-реке – там, внизу, около тира не бывает посторонних глаз. Прилетали вертолеты, отрабатывали посадку на Ивановской площади на случай, если понадобится экстренная эвакуация хозяина.

То, что происходило в Кремле, как и творившееся за его стенами, порождало тревогу. Она висела в сознании, все время напоминая о себе. Гавриков стал молчалив, задумчив. Нинка первой заметила происшедшую перемену.

– Ты какой-то скучный. Случилось что? – с теплой заботливостью спросила она, когда они лежали, отдыхая после приятных трудов.

– Не нравится мне ситуация. Противостояние. И то, что с ним связано. Все это может плохо кончиться. Большой кровью.

– Обойдется, – простодушно заметила Нинка.

– Не знаю, – выдохнул Гавриков и добавил в полной задумчивости. – Не знаю…

Тревога растекалась по Кремлю, заползала в кабинеты, в души тех, кто их занимал. Обладатели кабинетов реагировали самым простым образом – стали чаще выпивать. И напиваться. Ходили хмурые, помятые, с виноватыми глазами. И ждали.

Мучительно ждали развязки.

Хозяин тоже стал чаще пить. Об этом знали немногие – самый узкий круг своих, из Службы безопасности. Хотя был один случай минувшей весной, когда хозяин, сильно приняв на грудь, отправился в народ.

Тогда на Васильевском спуске шел концерт, молодежи собралось тысяч двести. Демократы праздновали победу на референдуме. Их настырная формула ответа по четырем вопросам «Да – Да – Нет – Да» запомнилась даже Гаврикову, равнодушному к подобным вещам.

Хозяин выпивал тогда с министром внутренних дел. Застолье было серьезное. Тут ему доложили, что идет концерт, на Васильевском спуске уйма народу. И вдруг хозяина потянуло к людям. Он решил выступить перед собравшимися. Его пытались отговорить. Пустое занятие: остановить его было невозможно.

Он шел нетвердыми, большими шагами, министр внутренних дел, маленький, хилый, плюгавый, семенил рядом с ним. Они шли, пошатываясь, сначала по длинным коридорам, потом вдоль Кремлевской стены, в тесном пространстве между ней и громоздким желтым зданием, а следом тянулась охрана, помощники. Среди них – шеф и сам Гавриков. У всех застыло неловкое, конфузливое выражение на лицах.

Вошли под арку Спасской башни. Дежурные лейтенанты выпучили глаза и вытянулись в струнку. Еще бы, хозяин. Пешком! Они-то привыкли, что он проносится мимо в тяжелой черной машине. А тут такое.

Миновав большие дубовые ворота, хозяин вышел на Красную площадь, повернул в сторону Москва-реки: там на изломе Васильевского спуска, чуть ниже Храма Василия Блаженного была смонтирована сцена, оттуда неслись ритмичные громоподобные звуки бас гитары. Министр все так же семенил рядом. Надо было что-то предпринять. Остановить хозяина. Будет скандал, если он выйдет в таком виде на сцену.

Гавриков ускорил шаг, взяв при этом вправо, чтобы не получилось, что он обгоняет хозяина. Описав дугу, он заметно опередил процессию.

Ребята, организовавшие концерт, сгрудились позади сцены. Гавриков отозвал двоих из них, тех, которые приходили к нему еще две недели назад по поводу шумного мероприятия.

– Нельзя ему на сцену, – спешно пояснял Гавриков. – Надо его убедить, что это ни к чему. Если выйдет – скандал.

Ребята понимающе кивали. Через несколько секунд они попытались остановить шествие, отговорить хозяина от его намерения.

– Борис Николаевич, все в порядке, – наперебой объясняли они. – Вы можете не волноваться. Те, кто собрались, поддерживают вас. Все нормально.

– Я должен выступить перед людьми, – упрямо твердил хозяин, слегка покачиваясь при этом. – Я должен.

Гавриков понимал: все бесполезно. Остается лишь смириться и наблюдать за тем, что произойдет. Скандал навис над Россией.

И тут известная певица подошла к хозяину, взяла своими руками его большущую руку.

– A-а, здра-авствуйте, – расплывшись в радостной улыбке, протянул хозяин.

Она принялась что-то говорить ему, но так тихо, что остальным было не слышно. Хозяин благосклонно слушал ее, кивая, потом поцеловал в щеку, повернулся, пошел неверными шагами назад, к Спасской башне. Министр послушно засеменил следом.

Поделиться с друзьями: