Крест и корона

Я почти не видела галерею, когда мы возвращались. Я едва передвигала ноги. Джорджу Болейну несколько раз пришлось поддерживать меня, иначе я бы упала. Уж не знаю, заметили ли окружающие мое состояние. Но если и заметили, вопросов мне не задавали.

Когда мы подошли к покоям королевы, появилась моя мать.

— Где ты была? Ты получила разрешение королевы или госпожи Парр? — Она пригляделась. — Что случилось, Джоанна?

Я тупо покачала головой, повернулась — Джордж Болейн исчез. Я думаю, моя мать его и не видела.

— У короля приватный разговор с королевой, — сказала она и принялась рассказывать о друзьях, к которым ездила, но видно было, что мама беспокоится. Она взволнованно поглядывала на меня, потом кидала взгляд в сторону покоев королевы, волнуясь о чем-то другом.

Внезапно появился король, и ожидающие его придворные и пажи окружили Генриха, как прилипалы — корабль.

Лицо у короля раскраснелось от гнева. Когда в бешенство впадает такой высокий, сильный человек, окружающих охватывает ужас. Моя мать вжалась в стену, когда он быстрым шагом прошел мимо.

После этого мы услышали оскорбленные рыдания, которые доносились из покоев королевы.

Моя мать вбежала к ней вместе с леди Парр и другими старшими дамами. Мне следовало бы пойти с ними. Ведь в конечном счете я находилась на службе. Но я даже не шелохнулась.

Мама появилась через несколько минут, лицо ее было мертвенно-бледным.

— Это немыслимо, — сказала она. — Просто немыслимо. Он объявил королеве, что требует развода, что якобы по-настоящему они никогда в браке и не состояли. Madre de Dios. [46]

46

Матерь Божья (исп.).

Королева все еще плакала. Но ее плач вскоре заглушили другие, более громкие звуки — мои истерические рыдания.

Я плакала так отчаянно, что мать поспешила увезти меня из королевского дворца Генриха VIII.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

47

Дартфордский монастырь, январь 1538 года.

Все вокруг очень долго оставалось серым. В этом мягком, обволакивающем, покойном цвете мне представлялось, что я сижу в лодке и, окутанная утренним туманом, снова плыву по Темзе из Дартфорда в Лондон. Я помню, что постоянно перевешивалась через борт и смотрела в воду, но ни разу не видела дна — один мутный желтый мел.

Время от времени до меня доносились голоса. Я слышала своя имя: «Сестра Джоанна». Иногда просто: «Джоанна». Но я не хотела ни с кем говорить. И упрямо отворачивалась. Я хотела только одного — плыть и плыть в этом успокаивающем сером цвете.

Но потом появился сад. Знакомый сад Стаффордского замка. Одно из моих самых любимых мест. Не подумайте, что это был кошмар. Я не чувствовала потребности убежать и спрятаться. Напротив, сад звал меня. Я вдыхала аромат цветов, слышала чириканье птиц, чувствовала, как нежно щекочут меня крошечные крылышки насекомых.

Но внезапно кто-то заплакал, и сад стал терять свою прелесть. Я оглянулась, желая понять, кто это плачет. Но никого не увидела.

Между тем какая-то женщина рыдала и все повторяла: «Пожалуйста, сестра Джоанна. Пожалуйста».

Мне пришлось покинуть сад. Я понимала, что женщина плачет из-за меня, и не могла допустить, чтобы это продолжалось. Попыталась встать и пойти ее разыскать, но ноги меня не слушались. Я собрала все силы, чтобы подняться. Ароматные цветы и теплое солнце моментально исчезли, все вокруг вновь окрасилось в серый цвет. Рыдания стали громче, и я наконец поняла: это сестра Винифред.

Я с трудом открыла глаза и увидела, что лежу на кровати. Рядом со мной горько всхлипывала, вжавшись светловолосой головой в подушку, сестра Винифред.

Я хотела было протянуть к ней руку, но оказалось, что сделать это труднее, чем я предполагала. Мои пальцы продвинулись лишь на несколько дюймов. Но она почувствовала движение, резко подняла голову и радостно воскликнула:

— Сестра Джоанна! Вы очнулись! Слава Деве Марии!

— Все хорошо… Прошу вас, не надо нервничать. — Я ужаснулась тому, как хрипло звучал мой голос — ну просто воронье карканье.

Сестра Винифред радостно рассмеялась.

— Брат Эдмунд, скорее сюда! — позвала она.

И тут появился он. Я почувствовала, как его исхудавшие руки нежно взяли меня за запястье, прикоснулись к моему горлу. Он поднял мне веки, заглянул в глаза. Я ответила ему долгим взглядом. Несмотря на усталый вид, брат Эдмунд выглядел самим собой. Его карие глаза смотрели не тем безмятежно-вялым взглядом, который, как я знала, появлялся под воздействием опасного снадобья — красного цветка Индии. Он взирал на меня с мучительной тревогой.

— Я рада вас видеть, брат Эдмунд.

Он улыбнулся:

— А я вас, сестра Джоанна.

И тут я все вспомнила — весь тот ужас, что мы пережили в туннеле под монастырем. Я подалась назад, моментально почувствовала обжигающую боль в затылке и страшным голосом закричала:

— Нет, сестра Кристина, не надо!

— Все хорошо, успокойтесь, — быстро сказал брат Эдмунд. — Сестры Кристины здесь нет. Она не может вам навредить. Пожалуйста, не делайте резких движений, сестра Джоанна.

— Моя голова, — простонала я.

— Вы получили серьезную рану, — пояснил он. — Нам пришлось вызвать цирюльника. А вчера из Лондона приезжал врач.

Я изумленно уставилась на него:

— Вчера? Сколько же… сколько я спала?

— Вы несколько недель не могли ни двигаться, ни говорить, — тихо сказал он.

Сестра Винифред крепко сжала мою руку и прошептала:

— Мы боялись, что вы умрете.

Я посмотрела в ее огромные любящие глаза. Потом на брата Эдмунда, который проверял повязку у меня на голове. Я слышала, как громко потрескивает огонь в камине. Зима была в самом разгаре.

— Я не умру? — спросила я.

— Нет конечно, — уверенно сказал брат Эдмунд. — Теперь вы обязательно выздоровеете, хотя на это потребуется какое-то время.

Я покрепче ухватилась за руку сестры Винифред и задала следующий вопрос:

— А что с моим отцом?

Они переглянулись. Брат Эдмунд наклонился ко мне и сказал:

— Мы пока не нашли его.

— Но его должны были освободить! — воскликнула я. — Епископ Гардинер обещал это принцессе.

— Его освободили три дня спустя. Это мы знаем точно. Джеффри Сковилл специально ездил в Лондон, чтобы лично в этом удостовериться.