Крест поэта
Шрифт:
Кон Феликс Яковлевич (с дочерью и зятем), Ляпинский (Левинзон) Меер Абрамович, Шпаковский Ян-Игнатий Александрович.
ПОЛЕЙ-ЦИОН (РАБОТНИКИ СИОНА)
Воловнин Аласса Овсеевна, Кара.
СИОНИСТЫ-СОЦИАЛИСТЫ
Динес Ривка Хаимовна, Розенберг Лев Иосифович.
Вдвоем — и партия. Не скучно.
СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ ЛИТВЫ
Мартна Михаил Юрьевич.
ПРОЧИЕ
Авербух
Среди “путешественников” — “расказачиватель” Сокольников. Изуверы и цареубийцы — Сафаров и Войков. Садист — Зиновьев. И петух-лапник — Луначарский, громко прокукарекавший марксизм “пятой великой религией, формулированной иудейством”... Списки “запломбированных” опубликовал Сергей Наумов 20 февраля с. г. в газете “Вечерний Магадан”.
И не надо удивляться тому, как уважаемый вождь мирового пролетариата, Владимир Ильич Ленин, ловко сделал петлю и ловко заарканил ею памятник Великому князю Сергею Александровичу в Кремле, а дебильные Свердлов, Аванесов, Смидович и “прочие” потянули — обрушили, “завербовав” на подмогу русских христопродавцев, русских грызунов...
Не надо удивляться, как, по глубоко распространившейся молве, голову царя “опричники” преподнесли Ленину и Свердлову. Троцкий ускользает от “этого” в своих “воспоминаниях”, но в российских народах молва засела неприятней занозы. Монахов — к стенке. Дворян — к стенке. Престолонаследников — к стенке.
У Ленина дед — еврей. У Гитлера дед — еврей. Неужели их ненависть к родовитости подожжена их “бензинной примесью”, их “обидой” на “чистую” кровь? Так ведь — фашизм и обретается. Так ведь — и войны заузливались. Так ведь — и грызуны-карлики вызревали.
А КПСС — забор: кто вскарабкался — жив. Кто не вскарабкался — пали вверх, как на Ивашле грузин. КПСС — кулисы, откуда кровавые карлики берут разбег... КПСС как народ, нет у нее инструмента пресечь негодяев. Хитро ее изобрели: КПСС — падчерица Мафии, жертва Сиона.
* * *
Заметишь, а езжу я часто, на холме разоренный собор — защемит сердце: кому он мешал? Сколько свадеб обвенчано в нем, сколько окупелено — защитников, утрамбованных в братских могилах по Европе и Азии? И вот сам — разорен, разграблен, на дождях и буранах, обугленный, и крест на куполе покосился.
Россия покосилась. Мы покосились — народ. А Ленин: “Религия — опиум!” А опиума — вовек не вырвать и не выгрести у торговцев: мак, анаша, морфий, марихуана, яд: закукожились люди. Рожать перестали. Обманывает брат брата. Сестра сестру обманывает. А Хрущев жаждет к Ленину лечь, но в мавзолей не спешит — в Кремле уютно...
Сталин возле Ильича понежился. Выкинули. Я успел, посмотрел. Оба интеллигентные. Вытянулись, сазаны экие. Но Сталин — командир. И — румянее, вынесли. И — Хрущева вскоре сняли: не гоноши, не занимайся перетаскиванием покойников. На Руси бередить мертвых — грех великий. Хрущева упаковали на Новодевичьем — и примолк. А он ли не обожал массы?
Ленинец. Борец. Марксист. Поворотливый, но толстый. И Брежнев, еще Ильич, поворотливый: маршалом оформился, теоретиком, архитектором мира, и, совершенно надравшись, мусолит авторитет вождя: “Меня к Ленину тянет, к Ленину тянет!” — “Ну тянет, ну, прильни, да не слишком забывайся. Владимир Ильич, Абрам Ильич Боричко, Леонид Ильич — перепутаешь, а жить от этого не легче: кругом свары и шулерство”.
На Брежнева Суслов медали и ордена вешает, геройские
звезды цепляет, а соратники его, Устинов, Андропов, Подгорный, Черненко, Кириленко, Громыко, Зимянин, семенят, пылят на ковры в Георгиевском зале. Нам в Бога верить, партийным, преступно, а им, безбожникам, в Брежнева — похвально? Брежнев. загудел, Галина, его дочка, загудела. Зять загудел. Воруют — гудят. Воруют — и гудят. Не воруют — подарки хапают. А КПСС — нервничает, а слово промолвить робеет — невеста.И друг мой, лирик нежный. Слава Богданов, с похмелья возмущается:
— Не вступлю в партию. Все они бандюги и жулики!
— Ты что, — говорю, — спятил? А Вячеслав рифмы приплюсовывает, маститый:
И Никита титан,
И Брежнев титан,
А ты вкалывай, Иван,
Бессменный болван!..
* * *
Триста девяносто три медали, с орденами и звездами, на лацканах брежневского мундира дзинькало. Не подымался, а — цеплял и цеплял. И Политбюро цепляло — каждый себе, а Брежневу — спаянным коллективом. Чем занималось Политбюро? Давай русских шовинистов искать. Нашли. Одним шовинистам скучно — сионисты обнаружены. Сионисты — шовинисты. Шовинисты — сионисты. С Афганистаном — потрафило: принялись губить, истреблять русских парней!..
Войн тех, бессчетных, им не хватило? Софьи Александровны им не хватило? Рахиль Моисеевны им не хватило? А молоденькие-то преподавательницы оптимизируют: “Наши в Афгане! Наши в Афгане!” А позже заплакали: женихов укокошили наемные моджахеды. А Брежнев с Устиновым? Натворили, натравили народ на народы и в мрамор залезли. Спасибо — без гражданской обошлось, без Великой Отечественной обошлось. Оба — ленинцы.
А Вячеслав Богданов думает. Вячеслав Богданов трезв. Где отца его зарыли? Куда моего отца призывали, коль до сих пор — на костыли нагружается? Тридцать лет, сорок лет, пятьдесят лет протекло от Победы, от 9 мая, к нам, и от 22 июня 1941-го, а утешиться нечем: хуже и хуже, лживее и лживее, подлее и подлее, опаснее и опаснее. А партбосс и партэмиры — катаются. Грозят нам, безгласным коммунистам, лишь “провинился”, на КПК, гнусную Голгофу, в скопище скорпионов, швыряют, а сами банкетить удаляются. За награды сражаются и глубоко кусаются. За премиями целый вояж устраивают, с женами, с лакеями.
Ленин их недоковал. Мавзолей их не усовестил. Да и у каждой эпохи — свой Ленин. У каждого народа — свой Ленин. У монголов — Чингисхан. У китайцев — Мао. У испанцев — Франке. У кубинцев — Кастро. У болгар — Живков. У румын — Чаушеску. У израильтян — Шамир. У иракцев — Хусейн. У итальянцев — Муссолини. У венгров — Кадар. У американцев — Линкольн. У англичан — Тэтчер. У французов — Наполеон. Куда их деть?
Римские консулы башни сооружали, имя собственное им назначали, а соратников, по смерти, в стену замуровывали. И у нас, как в доновоэровском Риме: Мавзолей — Ленин. И — соратники... На древность падкие — рептилии. Современникам — пули, подвалы, зоны, траншеи, а потомкам — глазей на урны, на бюсты, осененные Мавзолеем. Бог, карать надо!
И стихи у меня о Ленине изменились, грустные, жестокие стихи получаются:
Ужели простолюдин-забияка
Конфузливо осмыслил наконец,
Как поусох до мумии вояка,
Его судьбы слепой головорез?
Да, человек природою обучен
Презреть того, чья нечиста рука,
И отомстить забвеньем неминучим
Хотя бы даже и через века!
Мавзолей. Урны. Гранит. Бронза. А на Урале — обычный памятничек поэту. Вячеславу Богданову. Обычный. Незаметный. Брат Вячеслава, Володя, рядом. Отец мой рядом. А Челябинск — город огня и железа. Город — руды и камня. Город — жить, как в мартене работать, трудно...