Крестоносцы
Шрифт:
Меряне сидят чинно за столом, попивают взвар, закусывают и молчат. На дикарей совсем не похожи. Хоть по лицу видно, что не русские. Овал лица другой, волосы чересчур белые. Словно ненастоящие. Одежда в яркой вышивке, как платья на дивчинах у них в настоящем Галиче.
Вскоре угощение закончилось и Роман Судиславич решил к делу перейти.
— Неси, Наум Изотыч, — кивнул он помощнику ключника.
Хромец бодро протопал к сундучку, что они с собой привезли, и, открыв крышку, достал из него небольшую коробочку резную. Прихромал назад и на освобождённый от чаш и тарелок деревянных
— Хочу вам показать поделки, что в нашем княжестве делают, — привстал с места боярин и открыл крышку коробочки.
Света в избе, или скорее тереме небольшом, прилично, и даже лучики солнечного света пробиваются через распахнутые ставни. Роман Судиславич достал из коробочки бусы цветного стекла и положил на стол, за ними вторую нитку, а потом третьи бусы с двойной нитью. На стол один из лучиков света падал как раз, и именно на эту жёлтую полянку и положил боярин бусы, которые сразу заиграли множеством красок.
— Это стеклянные бусы. У нас во Владимире делают. Не, не в этом вашем на Клязьме. В настоящем. Что думаете мужи, можно такими у вас торговать? Дадут за них мягкую рухлядь? У нас за нитку из двадцати бусин до двух гривен цена доходит, две бусины ежели, то рубль, — боярин достал из калиты новые серебряные монеты. Их успели всего несколько сотен начеканить, и вот полсотни дали Роману Судиславичу.
— Продвигать будешь разумное, доброе, вечное. В монете двадцать грамм… ай в гривне киевской пять таких рублей, — вручая кошель тяжеленный боярину, сказал князь Владимирский.
Монеты были в разы лучше ромейских и фризских. Они были ровные, толстенькие, с рубчиками по гурту. На одной стороне была большая единица, а под ней полукругом надпись: «рубль». А на обратной стороне пикирующий сокол. Красивые, такие отдавать в чужие руки жаба задушит. Хотелось все себе забрать и на золото ромейское или серебро венгерское поменять, да хоть на гривны в два раза больше, чем Андрей Юрьевич сказал. Не видел ещё боярин таких-то монет.
На стол их с приличной высоты из горсти ссыпал Роман Судиславич, чтобы сбрякали и поиграли на нём, подпрыгивая и играя в лучах солнца. Звон был настоящий «серебряный» звонкий.
За монетами руки не потянулись у гостей, а вот за буса сразу дёрнулись. На всех не хватило, но драки не возникло, двое что помладше — братья Неёла и Токмак остались без бус и вынуждены были, раз уж руки протянули, то взять по монетке.
Старшины перебирали бусины, позвякивали шариками один об другой, смотрели на просвет.
— За соболя в Москве давали в прошлом годе 10 рублей — за 3 пары. Куница же продавалась тамо за 4 штуки по цене сорок три алтына или 1 рупь 29 копеек, — степенно так произнёс Мазай, как старший видимо среди мери.
— Так то на Москве. Ты, Мазай, доберись до той Москвы. А в Константинополе я слыхал, что за одну шкурку кунью рупь дают. Там торговать будешь? Боярин же сказал, что десять бусин — гривна али пять рублёв. Вот три пары соболей и будет десять бусин, — взял торговлю в свои руки тиун.
— А рупь почём? — вдруг подал голос один из братьев и все к нему и к рублям потянулись. Долго опять вертели.
— Рупь он и есть рупь, — Наум
Изотыч ловко подбросил ногтем кругляш и тот опять с чистым серебряным звоном заскакал по столу, — а этот четыре на гривну. Чистое серебро. Купелировал сам князь наш Андрей Юрьевич.— Купелировал… — на русском меряне говорили нормально, только чуть, может, слова растягивали, и губы при этом странно в трубочку вытягивая.
— А что с ясыком, — Мазай всё же у них кем-то вроде князя был.
— Тот же. И за эти рубли нам прокорм для людей моих нужен, — опять завладел инициативой боярин.
— От новгородцев защитите? — Мазай тоже попробовал рубль на ногте подбросить.
— Ушкуйники? Разбойные людишки?
— Ясык требуют, жёнок насилуют, девчонок с собой увозят, — заходил желваками Мазай.
— Да, легко, как князь наш говорит. Где и когда?
— А вскоре вниз пойдут по Костроме, мы предупредим.
— Добро.
— Покажите мёртвых новгородцев и будем дальше торговлю вести…
— Это подарки вам, — видя, что старшины с неохотой расстаются с сокровищами, успокоил их Наум Изотыч.
Событие двадцать шестое
— Новость принесли мне, что с Мариенбурга выйдет войско, из Мемеля, и из замка Кёнигсберг тоже рыцари пойдут, и к началу сентября они должны подойти к крепости, — Гедимин выглядел побитым и злым.
Ну, так его недавно побили и разозлили. Вылазка из крепости была стремительная, кровавая, но мелкая, что ли. Выехало два десятка рыцарей в вёдрах своих смешных, и с белыми плащами, копьями проткнули десяток, подвернувшихся под ноги пешцев Гедимина, и, врубившись в набежавших на помощь следующих пешцев, пробились сквозь них, орудуя мечами, как ветряные мельницы, развернулись и по проложенной просеке вернулись в город.
— Охо-хо, — Андрей Юрьевич покачал головой, — Ну, кто так строит.
— Дурни, — добавил от себя Елисей и даже поплевался.
— Понятно, но немцы ещё дурней. Представь, что на наших стрельцов или арбалетчиков они бы так борзо выскочили. Один залп и все бы полегли.
— Так это наши. А там — дурни, — махнул рукой Елисей.
— А мысль интересная. Завтра мы встанем у ворот. Сюрприз будет.
Они спустились с холма и в растревоженном, как муравейник разворошенный, лагере, с трудом нашли шатёр Великого князя Литовского. Он бегал по началу с мечом и крыл гонцов с того куска лагеря, что располагался у ворот, своим литовским матом. Потом просто всех крыл, кто под руку попадётся.
Нашли, пообнимались, поорал на своих людей Гедимин, чтобы им с братом и зятем ужин принесли с мёдом, и только когда всё это, довольно, кстати, быстро, появилось, чуть успокоился и стал адекватным собеседником.
— И что. Новость, как новость и мне доставили, — не понял Андрей Юрьевич из-за чего его не дождался Гедимин.
— Думал, с ходу взять замок, а когда тевтоны подойдут, то замок уже мой будет, и им придётся самим его штурмовать, — озвучил свой великий план Великий князь.
— Чтобы эти такую вылазку в тыл не совершили, — понятливо покивал Андрей Юрьевич, стараясь сдержать усмешку.