Крик Ворона

Это сомнение. Надежда. Мать вашу. Она надеется, что он вернется? Когда-нибудь я должен исправить это предположение.

— Долгое время мы с мамой были вдвоем. Потом, в выпускном классе, у нее обнаружили рак мозга. Я выбрала сестринское дело, чтобы заботиться о ней. Семь лет мы боролись, — ее голос ломается, и Элоиза вытирает глаза – даже если слез нет. — Несмотря на неудачные операции и планы восстановления, мы боролись. Я должна была знать, что она хочет сдаться и провести все оставшееся время со мной в нашем доме, а не привязанной к больничным аппаратам и испытывающей боль. Я вела себя эгоистично. Не хотела провести с ней всего несколько недель. Я хотела прожить с ней всю жизнь, и поэтому подтолкнула ее к еще одной операции. Операцию, которую она не пережила. Вот и все, — она улыбается мне, и слеза скатывается по ее щеке в уголок рта. — Я убила свою мать.

— Нет, не ты. Это сделал рак, — я хочу заключить ее в объятия, но риск того, что она снова убежит, заставляет остановиться. — Поэтому ты хотела умереть?

— Почему ты говоришь об этом в прошедшем времени? — ее плечи напрягаются. — Я все еще хочу умереть.

— Я думал, ты сказала, что хочешь чувствовать себя живой.

Она складывает руки, постукивая ногой по грязи.

— Это невозможно для такой, как я. Будет лучше, если я просто умру.

— То есть проще. И трусливее.

Элоиза пристально смотрит на меня.

— Кто ты такой, черт возьми, чтобы судить меня?

— Я осуждаю твою гребаную ложь. Ты не хочешь умирать, медсестра Бетти.

— Я сказала, что хочу!

Через секунду я сжимаю ее затылок одной рукой. Другой сковываю ее запястья за спиной и тащу к краю обрыва.

Элоиза вскрикивает. Камешки вылетают из-под ее ног и падают в нескольких метрах, прежде чем встретиться с водой.

— Тогда позволь исполнить твое желание, — шепчу я ей на ухо. — Обычно я беру много за убийство, но твое исполню бесплатно. Считай это чертовой благотворительностью. Одного толчка достаточно, чтобы разбить твой череп об эти камни. Один толчок, и игра будет окончена.

По ее телу пробегает дрожь. Она дрожит в моих объятиях, ее лицо пылает румянцем. Широкие зеленые глаза не мигая смотрят на воду внизу.

Ебать меня в рот.

Неужели она действительно об этом думает?

Я не могу позволить ей умереть. Не сейчас, когда она наконец-то копается в себе.

Но вместо того, чтобы самому прервать это, мне нужно, чтобы именно она сделала этот шаг. Чтобы она приняла решение.

— Что же это будет, а? — я толкаю ее дальше, пока одна из ее ног не перевешивается через край. Ее шлепанцы падают в воду. — Как думаешь, сколько времени им понадобится, чтобы найти твое разложившееся тело в глуши?

— Нет! — кричит она, так резко поворачиваясь в моих руках, что я теряю равновесие и падаю назад. Грязь ударяет мне в спину, когда я тяну ее за собой.

Руки Элоизы обхватывают мою талию, лицо утопает в моей груди, а ноги зажаты между моими. И тут я чувствую их.

Слезы.

Я так чертовски поражен и горд ее мужеством, что внутри меня что-то щелкает.

Я кое-что знаю о мужестве, но даже закаленные мужчины в последние минуты жизни трусят, как гребаные киски.

Но эта женщина?

Эта крошечная, яростная женщина, цепляющаяся за меня изо всех сил?

Ей не до этого.

Она заставляет меня сомневаться в вещах, которые я считал само собой разумеющимися.

Я отрываю ее голову от своей груди и захватываю ее губы в яростный поцелуй.

Элоиза не единственная, кому нужно почувствовать себя живым. Я искал именно это ощущение, страсть, осознание того, что могу быть чем-то большим. И все это благодаря этой женщине в моих объятиях.

Она заставляет меня жаждать чего-то. Невозможных вещей.

Например, желание остаться в живых.

Глава 10

Ворон целует меня.

Его губы твердые и мягкие одновременно, затягивают словно океан в его же глазах. Я таю в его сильных объятиях, пока он захватывает мой рот.

Он грубый, страстный, нежный и требующий одновременно. Это должно быть неправильно. Он убийца, который только что пытался столкнуть меня с обрыва. И все же это так правильно.

Абсолютно правильно.

Весь ужас, который я испытывала несколько секунд назад, превращается в нечто незнакомое и... захватывающее. Мой желудок сжимается, и энергия пульсирует во мне.

Ворон дергает меня за волосы. Я задыхаюсь у него во рту, и он использует эту возможность, чтобы поглотить меня.

Он толкается в меня, грубо, беззастенчиво. Его твердость трется о внутреннюю поверхность моих бедер. Наша одежда – единственная преграда. Возбуждение бурлит в моих венах, даже когда я пытаюсь его подавить.

Oh la la (с фр. О, Боже).

Это ошибка. Я знаю, что это так. Но ошибки не должны быть такими страстными и возбуждающими.

Всю свою жизнь я полагала, что жить – значит работать и заботиться о маме. После ее смерти быть живой – значит дышать и существовать в мире живых.

И вот сейчас, когда Ворон уже до боли в губах притягивает меня к себе, в моей голове что-то щелкает. Жизнь – это нечто большее, чем просто дышать или существовать. Жизнь можно просто найти в таком поцелуе, как этот.

Его руки блуждают под моей футболкой. Кончики его пальцев обжигают мою кожу. Жар охватывает меня и оседает между ног. Мои руки сжимаются вокруг напряженных мышц его живота. Я не могу насытиться его прикосновениями или близостью с ним. Я знаю, что это неправильно, но что мне дала правильность?

Вопреки всякой логике, вопреки здравому смыслу, я утопаю в ощущениях, что бы это ни было. Меня не волнуют последствия, потому что впервые за долгое время я чувствую себя живой.

Живой... какое странное слово.

Ворон отстраняется, чтобы дать нам столь необходимый воздух. Прежде чем я успеваю перевести дыхание, он переворачивает меня на спину и оказывается сверху. Я задыхаюсь. Земля твердая, но все мое внимание приковано к мужчине, нависшему надо мной.

Суровые черты его лица отображают необъяснимые ощущения, пульсирующие в моем теле. Я не могу удержаться от восхищения татуировками на его шее и прикосновения к татуировкам на мощных бицепсах.

Ворон широко разводит мои ноги коленями и устраивается между ними. Внизу моего живота пульсирует и сжимается огромная пустота. Пустота, которую может заполнить только он. Голова плывет в хаосе эмоций. Похоть. Смятение. Страх.