Крик Ворона
Шрифт:
— Что ты делаешь? — спрашивает Элоиза, когда моя рука ныряет в карман ее шорт.
Карта Джокера.
Если у кого-то из «Нулевой команды» есть цель, которую легко или скучно убить, он размещает на ней красную карточку Джокера. Остальные члены команды должны соревноваться, чтобы убить цель. Это наш любимый вид спорта.
И теперь мишенью стала Элоиза.
Моя голова готова взорваться, и дрожь охватывает все тело. Я выдавливаю из себя:
— Откуда ты это взяла?
Элоиза моргает.
— Не знаю. Я вижу это впервые.
Черт. Черт! Они, должно быть,
— Подумай хорошенько, — я сжимаю плечи Элоизы, мой тон гораздо жестче, чем я намеревался. — Ты не замечала, что за тобой кто-то странно наблюдает или следит?
Шансов мало, но я надеюсь, что тот, кто положил это, был небрежен.
— Нет, — она покусывает внутреннюю сторону щеки. — Разве что...
— Что?
Я скривился от боли, угрожающей завладеть моим черепом.
— Кто-то сказал мне бежать, а потом ушел.
— Можешь описать его или ее?
— Это был мужчина, который говорил по-английски. На нем был капюшон, но я не разглядела его лица.
Призрак.
Должно быть, это он. Он всегда носит капюшон, когда является в образе призрака. Этот ублюдок играет с огнем. И я, блядь, сожгу его в нем заживо.
Он сделал Элоизу мишенью для всей «Нулевой команды». Проклятое развлечение.
Я выслежу его и переломаю ему кости одну за другой.
Но сначала я должен пройти через гребаную ломку.
Я выпрямляюсь и направляюсь к себе в комнату.
Элоиза зовет меня по имени, просит подождать, но я полубегом пробираюсь внутрь. И голова, и сердце охвачены гребаным огнем. Мои мысли выходят из-под контроля.
Элоиза стала мишенью. Неужели Призрак узнал, что она дочь доктора Джонсона?
Как?
Стал бы он преследовать ее без приказа Аида? Возможно, Аид приказал это сделать. Черт возьми. Если за этим стоит Аид, то это конец игры. Он делает все, чтобы замести следы. Если он заподозрит, что доктор Джонсон что-то оставил Элоизе, то захочет ее убить. Любой ценой. Ее отец, хоть и чертов подонок, хорошо сделал, исчезнув из ее жизни. Никто из нас не знал, что у него есть семья. Вот что защищало Элоизу и ее мать все эти годы. Но теперь, похоже, Аид знает.
С мучительными усилиями я наконец добираюсь до своей комнаты.
Боль почти раскалывает мой череп. От невероятной боли я падаю на матрас и хватаюсь за голову.
Парацетамол действительно помог, но с тех пор, как гребаный Призрак сказал мне об этом, на этот раз я не тянусь за таблетками.
С тем же успехом он мог бы меня отравить.
Среди хаоса боли я думаю только о том, как спасти Элоизу. После того как Призрак установил на нее цель, он должен был отправить «Нулевой команде» досье на нее. Ее работа. Ее дом. Всё.
Это лишь вопрос времени, когда псы выйдут на охоту.
Такие же псы, как я.
В отличие от меня, им плевать на Элоизу. Они видят только цель, которую нужно уничтожить.
Кровавая игра.
Дочь доктора Джонсона, не меньше. Это будет личная вендетта для всех них. Способ выместить злость на то, что их сделали рабами «Омеги».
Пальцы касаются моего плеча сзади. Я переворачиваюсь, рука проскальзывает
под подушку за пистолетом.Элоиза.
Мои движения замирают.
Она смотрит на меня с глубоким чувством озабоченности, в ее глазах блестят слезы. Как будто она чувствует мою боль. Как будто ей самой больно от моих страданий.
Кто-то вроде меня, ничтожества, заставляет Элоизу проливать слезы. Как будто я ей не безразличен.
Никто не должен заботиться обо мне.
Я задыхаюсь в собственной коже.
— Скажи мне, что делать, — она садится на край кровати, руками проверяет мое плечо, как будто пытается найти кнопку, которая остановит весь этот бардак. — Это явно необычный приступ. Подскажи мне, как его остановить.
— Ты не можешь.
Я тянусь к ней и прижимаю ее к своей груди. Она обнимает меня, вцепившись пальцами в мою футболку, и смотрит на меня заплаканными глазами. В них глубокая боль и отчаяние.
Из-за меня.
Она плачет из-за меня.
Утопая в этих глазах, я убеждаюсь в одном.
Ради этой женщины я перестану быть бесом Аида.
Ради этой женщины я прикончу любого ублюдка, который будет относиться к ней как к мишени.
Даже «Нулевую команду».
Потому что я больше не принадлежу им, я принадлежу ей.
Что-то влажное касается моих губ. Я вздрагиваю, пытаюсь пошевелить головой, но лизание продолжается, снова и снова.
Я просыпаюсь, и меня встречает крошечное личико Шарлотты.
— Bonjour, ma petite (с фр. Привет, моя малышка), — бормочу я, опираясь на локти.
Мои глаза расширяются, когда я различаю красные неоновые цифры на часах на тумбочке. Четыре часа дня.
Неужели я проспала... пять часов?
Это просто чудо. Я тру лицо, чтобы убедиться, что это не сон. Нет. Определенно реальность.
Я действительно крепко спала целых пять часов. Во мне бурлит новая энергия.
Мои губы растягиваются в улыбке. В глубине горла образуется комок возбуждения. Если я не ошибаюсь, это называется... счастьем.
Я счастлива, потому что спала как нормальный человек.
Улыбка сходит на нет, когда я понимаю, что человека, рядом с которым я заснула, больше нет. Осталась только пустая кровать и запах его кожи.
Я отпускаю Шарлотту и легко встаю с кровати. Сердце колотится, когда я на цыпочках иду в ванную. Ворону было так больно, что было невыносимо просто сидеть и смотреть. Я сомневалась, что это как-то связано с его огнестрельным ранением, скорее с наркотиком.
Когда я засыпала, Ворон гладил меня по волосам. Припадок утих, и он казался умиротворенным, что каким-то образом убаюкивало меня в ином мире.