Крик журавлей в тумане

– Я никуда не пойду, – Надя, хоть и испугалась, но вида не показала. – Я жду Алексея. Он пошел узнавать, как во Владимир попасть… Сейчас придет.

– Разговоры прекрати и делай, как я тебе говорю, – прикрикнул на нее Петр Николаевич. – Потом и с Алексеем разберемся.

– А чего со мной разбираться? – послышался громкий голос Алексея, пробиравшегося к Наде через толпу. – Вот он я, перед вами, собственной персоной. Что за шум, а драки нет? Надежда, ты чего сидишь, как не живая? Ответь товарищу милиционеру, и пошли. Некогда нам.

– Да он не спрашивает, – почти плача ответила Надя, – он меня опять в тюрьму посадить хочет.

– Фьють, – присвистнул Алексей, – за что?

Надя так испугалась, что ее снова прямо сейчас отправят в Воркуту, что ничего не стала отвечать, а только обреченно пожала плечами, опустив голову.

– Граждане, товарищи. Расходитесь по домам, – закричал Алексей, – здесь вам не цирк, зверей не показывают. Кто не разойдется, того в участок для разбирательства заберем.

Народ стал нехотя расходиться.

– Ты, солдат, не самовольничай, – недовольно проворчал милиционер. – Здесь мой участок, и ты не указывай.

Когда все выяснилось и милиционер, козырнув им на прощанье, отошел от них, Надя облегченно вздохнула:

– Ну, слава Богу, пронесло.

– Да Бог здесь ни при чем, – сказал Алексей, – просто выглядишь ты действительно как оборванка. Давай вот что. Пока у нас время есть, в магазин сходим, тут рядом есть такой. Купим тебе что-нибудь приличное, московское, а то на каждом вокзале будут к нам придираться.

– А ты выяснил, где этот Владимир и как туда попасть?

– Да все нормально. С Курского вокзала вечером поезд туда будет.

– Ой, а как же мне до Курска добраться? Успею ли до вечера?

– Куда? – не понял Алексей.

– Ты же сам сказал, что в Курск. Оттуда поезда на Владимир ходят.

– Чудо ты несусветное, – улыбнулся Алексей, – никуда ехать не надо, потому что Курский вокзал находится в Москве.

– Ну, если так… – недоверчиво посмотрела на него Надя. – Если так, то ты мне его покажешь?

– Твое счастье, Надежда, что демобилизовался я, могу теперь сам своим временем распоряжаться. Так и быть, подождет маманька, пока я с тобой во Владимир съезжу, а то заблудишься одна или опять кто милицией напугает.

– Спасибо! – благодарно улыбнулась она.

– Ну, тогда айда в магазин, – Алексей взял вещи и уверенными шагами двинулся к выходу из вокзала.

Надя пошла за ним, думая о том, что это, конечно, Бог о ней позаботился, прислав защитника. Оглянувшись, она увидела прежнюю тетку с метлой, подозрительно глядящую им вслед, и показала ей язык.

– Надюха, не отставай! – окликнул ее Алексей.

– Теперь уж не отстану, не бойся! – весело ответила Надя.

В магазине Надя выбрала себе голубое платье из ситца с яркими бело-розовыми цветами, отрезное по талии, с широкой юбкой и с рюшечкой под шею. Когда Надя, расправив поясок, вышла из примерочной кабины, не только Алексей, но и продавщицы восхищенно закачали головами: платье превратило нищенку в стройную и красивую молодую женщину. А Надя смотрела на себя в зеркало глазами, полными слез: это было первое в ее жизни настоящее дамское платье.

Вместе с Алексеем они разыскали в одном из владимирских детских домов Мишеньку. Он вырос и, конечно, не узнал Надю, но, подчиняясь воспитательнице, послушно подошел к ней, впервые сказав незнакомое ему прежде слово «мама».

Втроем они поехали в деревню к Алексею. Там, в сельсовете, молодые расписались, а потом справили скромную свадьбу, на чем настояла властная свекровь. Собрали родню да соседей. Все ели, пили, в глаза молодых хвалили, а за глаза судачили о том, что сам Лешка – парень хоть куда, а вот с женой промахнулся. Взял за себя бабу красивую, да нищую. Приданого у невесты – вошь на блюде да сынок в приблуде, а из одежи – одно платье ситцевое, да и то Лешкой купленое. Баба Настя, свекровь Анастасия Макаровна, слышала обидные слова, но терпела. Бедность невестки ее не удручала.

Не нравилось ей другое. Вроде и с прошлым молодая, и сын у нее невесть откуда, а нате вам, ведет себя так, будто не зечка она бывшая, а королевна. Все на «вы» да «извините, пожалуйста», и осанкой такая горделивая, что прямо зло брало Анастасию Макаровну. Нет, не о такой жене для Лешки она мечтала. Думалось, будет какая попроще, посговорчивей, чтоб было с кем и поругаться и посмеяться. А к этой фифе лишний раз и подходить не хотелось. Однако пришлось терпеть. Анастасия Макаровна была мудрой женщиной и, видя, как счастлив сын с молодой женой, приняла его выбор.

Прожив в деревне несколько месяцев, молодые переехали в небольшой городок Синегорск. Были в нем две улицы и строго засекреченный завод, называвшийся почтовым ящиком номер тридцать. Как может целый завод быть маленьким почтовым ящиком, Надя не понимала, но к заводу относилась с большим уважением, как и людям, которые там работали. Сама она устроилась медсестрой в роддоме, Алексей пошел работать в милицию.

Через полгода после переселения в Синегорск семье Ивановых выделили ведомственное жилье. Что это было за ведомство, Алексей ей не сказал, да Надя особо и не интересовалась, но была ему очень благодарна за доброту. Комната была большой и светлой, с золотистыми узорами, накатанными на желтые стены. Надя тщательно в ней убралась, прибила на стену коврик с картинкой «Три медведя» и повесила на окна беленькие занавесочки с выбитыми на них узорами.

Однажды, отправив Мишу в садик, Надя сидела в своей прекрасной комнате и ела настоящую докторскую колбасу. Первый раз в жизни! Колбаса была необыкновенно вкусной, и Надя отрезала одну розовую полоску за другой, не в силах остановиться.

«Вот бы сейчас Сережа с Машенькой видели, как я хорошо живу, – думала она, – они бы за меня порадовались, а как мамочка была бы счастлива!»

Надя все ела и ела колбасу. Алексей, придя на обед и увидев, сколько она съела, первым делом спросил:

– Тебе плохо не будет?

– Мне уже плохо, очень плохо, – виновато улыбаясь, ответила она, и согнулась от приступа рвоты.

«Скорая помощь» увезла Надю в больницу, а когда через пару недель Алексей забирал ее домой, Надина подруга по работе Вера сказала:

– Ты, папаша, держи жену на диете, если хочешь, чтоб ребеночек здоровеньким родился.

– Какой ребеночек?

– Какой-какой. Обыкновенный, – засмеялась Вера.

В октябре 1955 года в семье Ивановых родилась девочка. Ее назвали Таней.

Надина жизнь покатилась по накатанному руслу – дом, семья, работа. Вечерами, тайком ото всех, Надя молилась, благодаря Бога за то, что подарил Он ей простое человеческое счастье – быть матерью двоих чудесных детей и женой такого хорошего человека. Она часто вспоминала, как в вагоне Алексей взял ее за руку и повел за собой. Тогда она думала – к выходу из поезда, теперь понимала – в другую жизнь. Эта другая, взрослая жизнь сложилась для нее удачней прежней, детской, и она дорожила каждой минутой, понимая, что иного счастья ей не надо. А в минуты грусти она закрывала глаза и видела, как из глубины полутемного больничного коридора легкой пружинящей походкой навстречу ей в распахнутом белом халате идет высокий красивый человек с ребенком на руках… И тогда Надежда тоже молилась, прося у Господа вечного Царствия Небесного тому, кого так сильно любила она на земле, и такого же упокоения навсегда для девочки, оставшейся в Ужоге.