Крик журавлей в тумане
Шрифт:
– Ах вот ты где, – незаметно появившийся рядом с ними охранник грубо оттолкнул Машеньку от Нади, – шагай вперед.
– Куда ты меня, илод? – Машенька, повинуясь грубой силе, пошла к выходу.
– Не велено справки таким, как ты, давать. Засиделась ты у нас, пора на земляных работах размяться.
– Площай, Надейка, помни, что я тебе сказала, помни, не забывай. Свечку за нас в целкви поставь, да панихидку закажи, не забудь!
– Разговорилась тут, свечку ей ставь. На всех вас свечей не наберешься, – охранник ногой ударил Машеньку в спину так, что она вылетела из барака.
Надя ждала Машеньку несколько дней, но та больше не приходила, а потом лагерный телеграф донес до нее весть о том, что Машеньку отправили на лесоповал.
И тогда Надя
Прошло лето, осень, а зимой Рубман подала рапорт на увольнение. Причин для того, чтобы задерживать ее, у начальника не было. К тому же напоследок она совершила похвальный поступок, девочку-сироту от умершей матери удочерила. Растроганный подвигом уважаемой Софьи Марковны, начальник сам составил ей наилучшие характеристики, выписал пособие, паек дал для ребенка и с почестями проводил.
В июле 1953 года Наде приказали явиться с вещами к начальнику лагеря. Из вещей у нее были только платок да одна чистая рубашка на смену. Связав их в узелок, она молча отправилась за угрюмым охранником. О том, какой еще поворот приготовила для нее судьба, она даже не думала, настолько ей было все безразлично.
Начальник был в хорошем расположении духа. Что-то сдвинулось в Москве после смерти Сталина. Амнистия вышла уголовным, а там, глядишь, и политических выпустят. Тогда, может, и ему доведется еще на старости лет где-нибудь в теплых краях погреться. Впрочем, вряд ли. Куда он без свиней! Их ведь за собой не уволокешь, значит, придется возле них до смерти куковать. Благо, что жена угомонилась, с годами в ум вошла.
Начальник еще раз пролистал лежащую перед ним на столе папку с делом Воросинской. О том, что ее не отправили по этапу, он узнал через несколько месяцев после отъезда Рубман. Виновные получили выговор, но Надю он трогать не стал. Из-за доктора Крыленко. Не было начальнику покоя из-за этой истории. Чувствовал он себя виноватым, особенно с тех пор, как узнал, что убили доктора при попытке к бегству. К ней наверняка бежал, к Воросинской. А она до того исхудала от тоски, что когда он ее увидел, даже испугался: не человек, а скелет ходячий. Не смог начальник отправить девчонку на верную смерть. Первый раз инструкцию нарушил, направил на работу все в ту же больницу, благо, что Рубман там больше не было, а остальным было не до Нади. Работала она хорошо, нареканий не поступало, и теперь начальник решил подвести ее как уголовницу, отбывающую срок за кражу, под амнистию.
Когда в кабинет вошла Надя, лицо начальника стало бесстрастным, как и полагается людям «при исполнении».
– Ну, значит, так, – без предисловий начал он. – Вину ты свою искупила и заслужила от народной нашей власти прощение. Вышла тебе амнистия. Забирай свои документы, распишись в получении денег на проезд, и скатертью дорога, счастливого, значит,
пути.Надя от неожиданности не поверила тому, что услышала, и переспросила:
– Что вы сказали?
– А что слышала, – довольно хмыкнул начальник. – Свободу тебе советская власть возвращает за примерное поведение и отличный труд. Иди на все четыре стороны, только не балуй больше.
– И вы меня не задержите?
– Только нам и делов, что за тобой бегать. Теперь уж сама давай жизнь устраивай, без нас. Но постарайся сюда не возвращаться.
Надя схватила узелок и побежала к выходу.
– Да постой ты, егоза, – беззлобно окликнул ее начальник, – надо же порядок соблюсти. Сначала паспорт получи и все остальное, что положено, а потом уж беги.
Через полчаса хмурый охранник закрыл за Надей дверь в ее прошлую жизнь. Надя стояла на дороге и никак не могла поверить тому, что никому больше нет до нее дела. Она шагнула вправо, влево – тишина. Никакого окрика за спиной. Она не заметила, как ее догнала лагерная персоналка. Машина остановилась рядом. Надя притихла. Из кабины выглянул начальник:
– Садись, подвезу тебя, птица вольная.
– Неуютно с вами, пешком надежнее.
– Тогда как знаешь, – он не стал ее уговаривать и кивнул водителю: – Поехали.
Машина газанула, но тут же затормозила снова.
– Слушай ты, как тебя там, Воросинская, что ли? – начальник выпрыгнул из кабины. – Подойди-ка сюда.
Надя подошла.
– Ты вот что, Воросинская. Ты доктора нашего, Крыленко, не ищи. Погиб он. Давно уже сообщение по инстанции пришло. В пятьдесят первом году, в августе. Два года назад, стало быть, застрелили его при попытке к бегству. К тебе, наверное, торопился.
– Девочка моя тоже в пятьдесят первом родилась, только в июле. А это правда, что она умерла? – огромные Надины глаза умоляли начальника об ответе.
– Не знаю я, – отвел взгляд начальник, – не мои это дела. Это тебе у Рубман надо было спрашивать, она тогда роды ваши принимала.
– А где она?
– В Москву уехала. Между прочим, перед отъездом она похвальный поступок совершила, сиротку удочерила.
– Так это она, наверное, дочь мою украла, – вскрикнула Надя.
– Ты мне такие заявления брось, – сурово осадил ее начальник, – на моей территории ничего такого не было. Отсидела свое – иди вон и людей не обвиняй беспричинно, не то назад заберу, за клевету на советского человека, члена партии!
Он сел в машину, которая, сорвавшись с места, обдала Надю облаком пыли. Ей не хотелось больше ни прыгать, ни кричать, радуясь своему освобождению. Она обернулась и долго-долго смотрела на забор, за которым осталось и счастье ее и горе. А потом, перекрестившись, решительно развернулась и пошла вперед. Она выжила! Назло всем врагам и свинцовому воркутинскому небу! И теперь она свободна, и эта дорога, уходящая вдаль, приведет ее к новой жизни, о которой говорил ей Сергей.
Глава 15
В переполненном вагоне пассажирского поезда Архангельск – Москва было жарко и накуренно. Деревянные сиденья напоминали нары. Свет в вагоне горел только во время движения поезда, а на период остановок, когда начиналась посадка, он автоматически выключался. На одной из станций, на полпути от Архангельска, в вагон, где ехала Надя, с перрона ринулась большая толпа пассажиров. Народ в темноте пробирался из тамбура вглубь, наощупь отыскивая свободные места. Орали дети, матерились мужики. Время от времени раздавался призывный вопль проводницы:
– Граждане сидящие, не будьте жлобами, поимейте сочувствие. Если рядом с вами есть свободные места, известите.
Сердобольные граждане отзывались хором, и никто не мог понять, в какой стороне есть эти самые свободные места. Проводница, разозленная всеобщей бестолковостью, покрыла всех матом и заперлась в своей каптерке. Началось настоящее столпотворение. Народ лез вперед, пытаясь сесть на голову друг другу. На Надино плечо легла чья-то рука. Рука ощупала ее и полезла вниз. Она опускалась до тех пор, пока не уперлась в ее грудь.