Кривич

Конечно, императора радовало, что у скифского князя, словно простые воины, в строю гибли полководцы. В самом конце весны, в ночном бою погиб знаменитый еще по Преславу, воевода Сфенекл. Но варвар, будто решив посчитаться за гибель товарища и друга, уже на следующую ночь, по совету ранее неизвестного в славянском войске, воеводы черниговской дружины, усадил на ладьи две тысячи дружинников. Ладьи, незамеченные в ночи, да еще в плохую погоду, проплыли между берегом и стоящими на якорях триерами вверх по реке. Дождь и шквальный ветер заставили стражу на всем промежутке следования, попрятаться в шалашах. Как-то уж очень продуманно и изощренно умело русы захватили воинский обоз с продовольствием, стоявший как по заказу у самого берега. Пропажу обоза, скорее всего, обнаружили бы не ранее утра. Работу ювелира можно было распознать сразу. Да только черниговец не захотел просто уйти. Пропустив вперед ладьи нагруженные продовольствием, он с дружиной причалил к берегу и устроил резню в спящем лагере, уничтожив многих, по ночной поре бездоспешных и безоружных греческих воинов. Не понеся потерь, русы безнаказанно ушли в Доростол. Сфенекл был отомщен.

Скифы засев за каменными стенами, при любом удобном случае, вылазками досаждали грекам. Недели тянулись медленно, складывались в месяцы, как вдруг князь русов будто подстегнул медленно ползущее время, вывел свое войско за крепостную стену, решив снова сразиться на бранном поле. Иоанн Цимисхий путался в догадках, что заставило архонта русов снова пойти на открытое противостояние армий?

Неприятно тягуче, надсадно ныло плечо. Вчера при очередной вылазке какой-то гоблин из византийского стана, булавой раскромсав щит, от всей души приложился к нему. В свалке ночного боя Монзырев мечом снес голову с плеч гоблина, но сам после этого уже как боевая единица работать не мог. В конце концов, увел дружину за крепостные стены. Аккуратно сняв кольчугу и поддоспешник, просто разорвав присохшую кровью рубаху на нем, Боривой поколдовав, обмыл рану с огромной гематомой, наложил вонючего с примесью трав варева, чистой холстиной забинтовал полкорпуса. Теперь плечо, рука и половина спины ощутимо ныли, не давая вольготно развалиться на лежбище. Приходилось спать, усевшись за стол, положив голову на согнутый локоть здоровой руки. Спать, это сильно сказано, коротать время иногда проваливаясь в сон и выныривая из него раз по пять - по семь в течении ночи.

Вот опять повеяло сквозняком из окна, пламя светильника потянулось в сторону открывшейся двери. Монзырев приподнял голову от стола, глянул, кто там вошел без стука. У двери стоял опрятно одетый в вышитую рубаху, опоясанную кожаным ремнем с мечом в потертых ножнах, Андрей Ищенко. До боли знакомая широкая улыбка на красивом лице лейтенанта, на мгновение заставила забыть о боли. За Андрюхиной спиной стоял еще кто-то, но от стола невозможно ничего разглядеть кроме лысого, бритого черепа.

– Андрюха! Дружище, если б ты знал, как я рад тебя видеть!
– Монзырев морщась, поднялся из-за стола навстречу другу.

– Здорово, Николаич!
– Андрей тоже шагнул к командиру.

Обнялись. Монзырев вздрогнул от пронзившей плечо боли.

– О-о, как тебя скрутило, командир!

– Да вот вчера один муфлон постарался, булавой погладил. Теперь радуюсь, что не по темечку удар пришелся. Смотри-ка, знакомая личность. Лукас, ты, что-ли?

– Я Толя, я.

– Тебя то, как угораздило в это время провалиться?

– Все парни, - посерьезнев, Андрей уселся на табурет.
– Николаич, времени у нас совсем мало, так что слушай. На противоположном берегу Дуная, в плавнях наши парни обосновались, с ними и княжич Мечеслав находится. Требуется обеспечить переправу, так что посылай завтра вороп через реку.

– Сколько их там?

– Больше полусотни человек будет.

– Та-ак! Вы то, как перебрались?

– С нами другая песня. Нам твой знакомец подсобил.

– Какой-такой знакомец?

– Да сам глянь. Лукас, кликни.

Через порог в комнату твердой поступью, расправив грудь кряжистой фигуры, шагнул бог Велес, собственной персоной. Совсем по людски протянул Монзыреву широкую ладонь для рукопожатия.

– Не ожидал, боярин? Вижу, не ожидал увидеть. Твой сотник уже сказал, времени у нас действительно мало, не будем его попусту терять.

– Присаживайся за стол, Велес Корович.

– Благодарствую, сяду, - под массивной фигурой славянского бога, табурет жалобно заскрипел.
– Хгм, меблишка у этих болгар хлипковата. Так вот слушай. По вашему исчислению, двадцать второго июля наступит день последнего сражения в этой затянувшейся войне. Чем для тебя он станет знаменательным, так это тем, что встретишь ты еще одного старого знакомого. Кинжал бабки Павлы не потерял?

– Никак монах прорежется?

– Он.

– Здесь кинжал. Носить, правда его неудобно, все норовит из под одежды клинок показать, так в шкатулке на столе и лежит.

– Теперь носи его при себе.

– Понял.

– Ну, за княжичем твои вои сплавают, про это тебе Андрий уже сказал. Однако, пора нам.

Монзырев вскочил из-за стола.

– Как, вы все уходите?
– пытливым взглядом окинул офицеров.

– Нельзя нам оставаться, Николаич, никак нельзя. Прости.
– Андрей обнял Монзырева.
– Береги тут наших. Сашке привет передавай. Скажи, Андрюха торопился, но когда встретимся с ним, обязательно выпьем, как он и предлагал в Крыму.

– Пора!

На прощание Велес обнял Анатолия, рукой провел по раненому плечу.

– Устал ты, боярин, с плечом своим намучился. Ложись отдыхать.

Монзырева непреодолимо поклонило в сон. Велес в два шага подвел его к кровати, подтолкнул к подушке.

– Прощай, боярин, пусть удача не покидает тебя в сражении.

Спокойное дыхание спящего, оповестило о его глубоком сне.

– Уходим, росы, пора нам!

Толика разбудили пробившиеся в окна лучи утреннего солнца. Он выспавшимся поднялся с кровати, в раздумьях осмотрел свое обиталище. Что-то все же было не так. На столе стоял потухший светильник, за ночь в нем выгорело все масло, обычно лежавшая на краю стола шкатулка была придвинута к нему. Толик вспомнил, что было ночью, вышел за дверь. Его личную охрану сморил сон, воины спали прямо на полу, своими телами перекрывая проход в комнату.

"Велесовы проделки" - хмыкнул он про себя.

Будить бойцов не стал, переступив, по скрипучей лестнице спустился на первый этаж дома, вышел на улицу, где вовсю кипела жизнь, дружина занималась привычными делами.

– Батька, уже поднялся?
– Мишкин голос донесся из-за спины.

– Седлай коня, - обернулся к улыбающемуся юнцу.
– К князю поеду.

– Обожди пять минут, заседлаю, подведу.

– Давай.

– Утро доброе, Великий князь.

– Уже здоров, боярин? А мне тут говорят, что ранен, отлеживается.

– Здоров.

– Молодец. С дружиной своей большое дело сделал, теперь-то у Цимисхия машин поубавилось!

После того как император распорядился подтащить осадные машины к самим стенам крепости и непрерывно бросать камни за городские стены, житья не стало, погибло немало воинов от действий камнеметов. Вот Монзыревская дружина ночной порой и разобралась с самими агрегатами для метания и с прислугой при них. В том бою Монзырев был ранен, но уводя своих бойцов в город, приказал брать подвернувшихся под руку "языков". Командиру воропа показалось, что у камнеметов, отбивая атаку, гарцует на лошади сам император ромеев, он и прихватил его с собой, правда уже только "грузом двести", живым взять не смогли.

– Кого там мои приволокли? Начальник воропа доложил, что самого императора полонили.

– Ха-ха-ха! Нет, друже, всего лишь его кровного родича, но ипостасью с базилевсом схоже, особливо в ночи. Но все ж величина, сам магистр Иоанн Куркуас отправлен к Белому Богу, ответ за грехи держать. Полоняники кажут, сей родич базилевса, занимался грабежом православных болгарских церквей, а встававших на защиту имущества священников, так просто убивал. Вот твоими руками его Белый Бог и наказал. А, еще нас варварами считают.