Крокодилыч
Шрифт:
– А эти… новые кофедробилки ничего?
– Работают.
– Инженер пожал плечами и поправил: - Не кофедробилки, а кофедерки.
– Вот что, - решил директор.
– Говорите, Орел вернул? Пусть эти миксеры постоят с месячишко на складе, а потом отправьте их в Томск. Или в Йошкар-Олу…
На второй день директор был уже на юге. Он лежал на раскаленной гальке и смотрел на блондинку в полосатом купальнике. Она кушала черешню и как бы рассеянно бросала косточки в его сторону, давая повод для знакомства. Директор решил искупаться и уж, потом познакомиться на свежую голову.
Поплавав, он начал
На клочке бумаги был нарисован миксер, над которым поднимался гриб атомного взрыва.
Директор огляделся. Блондинка ела второй мешок черешни. Знакомых с завода не было. «Совпадение», - решил он и отправился пить воду.
Первый же стакан минеральной освежил. Второй совсем уравновесил. В бутылке осталось еще.
Директорплеснул воду в стакан и вдруг заметил, что вслед за ней из горлышка лезет какая-то бумажка. Он выдернул ее и развернул…
На влажном клочке была нарисована не то кашепрелка, не то сокодоилка.
Первым его желанием было съесть эту бумажку, как делают порядочные преступники в детективах. «От жары», - решил он затем. А может, у него начиналась какая-нибудь бутылочная мания. Бывают такие психические болезни, когда человек боится какого-нибудь предмета. Догадку решил тут же проверить.
Директор подошел к ларьку, купил маленький арбуз и разрезал его пополам - внутри лежала мокрая бумажка. Неточными руками разлепил он листки…
Довольно-таки симпатично была нарисована не то арбузокоптилка, не то макароночесалка.
«Нужно познакомиться с живым человеком», - холодея на сорокаградусной жаре, подумал директор. Блондинка была живым человеком.
– Я, конечно, понимаю, - директор подошел к ней, - что знакомиться на такой жаре неприлично, но вечером мы могли бы сходить в кино
Блондинка встрепенулась и плюнула косточку на впереди лежащего.
– Заходите. Вот мой адрес.
Она открыла сумку и достала визитную карточку, которые у нее специально для юга были изготовлены типографским способом.
Директор взял карточку - там красовалась не то виноразбавилка, не то куродерка…
Он понял, что это у него мальчики кровавые в глазах. Директор завода «Мольер» гикнул на весь пляж и в одних плавках бросился на почту. И подал на завод короткую телеграмму: «Ничего не отправлять. Все переделать.
АНТОНИНА
На новом месте не знаешь, куда деваться, поэтому ищешь коммуникабельного человека. Мне повезло, он оказался за соседним столом. Вернее это была она.
– Вы и есть новый сотрудник?
– строго спросила она и тут же представилась: - Антонина.
Я вежливо назвался. Антонина вышла из-за стола, подсела ко мне, и я приготовился отвечать, потому что новичков всегда расспрашивают про прежнюю работу, семейное положение и район местожительства. Тем же
экзаменаторским тоном Антонина спросила:– На шпалерах были?
Я слегка покраснел. Аппаратура ли это новая, термин ли какой местный или что другое? Пришлось прибегнуть к дипломатическому ответу:
– Собираюсь.
– На поп-опере?
– На опере был, а на поп еще не успел, - облегченно признался я, сообразив, в какой области меня проверяют.
– Моне или Мане?
– лукаво спросила она.
– Обей, то есть обои. В общем, оба, - все-таки волновался я.
– Артур Хейли?
– Артур Конан Дойль.
Я заметил, что ей не так важны мои ответы, как важны свои вопросы, поэтому решил особенно не напрягаться.
– Рафаэль или Мичел?
– Арти Шок.
– «Роллинг стоун» или «Поющие чайки»?
– «Поющие чайники».
– Стриптиз, а?
– Лучше велосипед.
– Сколько хобби?
– Полтора.
– Экология, бионика, спичечные коробки?
– Меню из ресторанов.
– Коктейли, да?
– Пополам с глинтвейнами.
Она довольно поднялась: я оказался своим.
Но на второй день Антонина нервно ходила по комнате, иронично и молча, посматривая на меня. Я не мог взять в толк, чего она ходит и почему молчит. Тогда Антонина встала на стул, якобы поправить штору на окне. И я сразу понял, что меня опять подвела дурная привычка рассматривать женское лицо, словно там все написано. Нет, там не все написано: передо мной были великолепные ноги, высокие, стройные, как тянутые конусы, поставленные на стул вершинками.
– У вас чудесные ножки, - осенило меня на комплимент.
– Наконец-то заметили, - деловито подтвердила она.
– А я думала, что вы сексуально-равнодушный.
– Почему это равнодушный, - обиделся я, ибо знал, что сексуально-равнодушным быть позорнее, чем вообще равнодушным.
– Зря не носите подтяжек, - заметила она.
– Сейчас модно. Я поспешно застегнул пиджак.
– У мужчины должна быть крупная нога. Я смущенно пошевелил пальцами в ботинке.
– А в портфеле что?
– прямо спросила Антонина.
– Ну, газетка… Кефир на ужин.
– Мужчина должен носить с собой коньяк и сигареты. Она вытащила из ящика стола прекрасно изданную, но сильно потрепанную книгу «Женщины в мировой живописи» и положила передо мной. Все-таки сомневалась во мне, считала равнодушным. И пока я рассматривал прекрасных Данай и разных там купальщиц, Антонина возлежала на стуле не хуже самой Данаи.
Мое познание искусства прервал заведующий лабораторией - седой и усталый человек.
– Антонина Вадимовна, - осторожно сказал он.
– Сегодня вы опять опоздали на работу.
– Никак не могу купить будильник, - беспечно ответила она, не изменив позы Данаи.
Мне кажется, что завлаб ее побаивается. Помолчав, он вроде бы шутит:
– Тогда дайте мне свой домашний телефон, буду вам звонить вместо будильника…
Антонина окидывает внимательным взглядом его сутулую фигуру и с достоинством отвечает:
– Домашний телефон даю не всякому мужчине,
– Я живу дальше вас, но ведь не опаздываю, высыпаюсь, - все-таки не сдается он.