Крона огня

– Душой и телом я готов служить матери нашей церкви, – с поклоном ответил казначей, не спуская, впрочем, настороженного взгляда с хозяина резиденции. Что бы ни означало сегодняшнее неожиданное приглашение, ясно одно – кардинал, а значит, и весь Рим нуждаются в его услугах. Что ж, надо надеяться, Господь не поскупится воздать сторицей.

Между тем кардинал указал гостю на табурет и уселся напротив.

– Нынче, как мне известно, – после недолгой паузы начал фра Гвидо, – вы были у государя с посланием от архиепископа Реймского.

– Да. Он просит направить отряд к аббатству Святого Эржена, дабы искоренить там лесных разбойников. Государь заверил меня, что завтра же отправит туда отряд во главе с нурсийцем Рейнаром, воином, широко известным в наших землях своей ловкостью в ратном деле.

На губах монсеньора Гвидо мелькнула и исчезла улыбка. То, что старший из чужаков покидает столицу, конечно, было очень кстати, но сейчас думать надо было о другом.

– Как прискорбно это слышать! Неужели теперь победитель нечестивых полчищ, помазанник божий должен самолично заботиться об искоренении всякого лесного душегуба?

– По обычаю, – кивнул в ответ мастер Элигий, – это дело майордома. Но ведь нынче в державе его нет.

– Пришло время это исправить, – покачал головой кардинал. – Если кесарь – душа организма, именуемого державой, то майордом – голова его. А всякому известно, душе без головы в теле не удержаться.

– Истинно так, ваше высокопреосвященство.

– Как полагаешь, справился бы ты не только с должностью казначея, но и, – фра Гвидо поднял руку, демонстрируя нечто, отдаленно напоминающее статую Октавиана Августа, – правителя христианских земель?

Элигий закрыл рот, чтобы тут же не выпалить: «Да, конечно! С радостью!» – а вместо этого выдавил, стараясь унять колотящееся сердце:

– Если будет на то Воля Божья.

Кардинал Бассотури молча кивнул, удовлетворенно отметив, что жертва захватила наживку.

– Господь жалует верных ему, и церковь, как возлюбленная дщерь его, пристально следит, чтобы даяние не осталось без воздаяния. Так что можете не сомневаться, ваши щедрость и благочестие, ваши мудрость и набожность – залог высокого жребия.

– Я сделаю все, чтобы оказаться достойным его, – склонил голову Элигий.

Монсеньор Гвидо кивнул, пропуская его слова мимо ушей, и поинтересовался, будто к слову:

– Не будете ли любезны сказать, как поживает мадам Гизелла?

– Сегодня я не имел счастья видеть ее, однако вчера была весела и милостива.

– Счастлив это слышать. И все же кое-что меня тревожит.

– Что же, ваше высокопреосвященство?

– Не так давно, сразу по приезде, мы преподнесли государыне прекрасно изданный и оформленный молитвенник, в котором священные для каждого христианина строки Завета снабжены многомудрыми толкованиями отцов церкви, и слова молитв выписаны столь изящно, что сбиться, читая их, не сможет даже ребенок. В окладе этого молитвослова заключены святыни христианского мира, как-то: нити из вервия, опоясывавшего рубище святого Василия в пещере, и кожа змей, изгнанных святым Патриком из земель далекого Эйре.

Но по нелепой случайности государыня, должно быть, сочла этот дар нежелательным, и теперь он пылится где-то в сокровищнице, как никчемная безделушка. А сие, как ни крути, – пренебрежение поучением матери нашей церкви. Сейчас же, когда Рим изыскивает, будем откровенны, непростую возможность канонизации ее покойного супруга, такая небрежность и вовсе может показаться вызывающей.

– Я понимаю, ваше высокопреосвященство, – закивал мастер Элигий, соображая в уме, что своими замысловатыми маневрами кардинал пытается добиться, по сути, очень простого и потому совершенно неочевидного результата.

Если посланец Рима продолжает считать его своим орудием, чьему разумению доступно самое большее искусство гармонии золота и каменьев, то пусть и дальше пребывает в этом благостном заблуждении.

А к книжке стоит присмотреться. Он помнил ее, лежащую в дальнем углу сокровищницы. Монсеньор Гвидо был прав, судя по вполне заметному слою пыли, к ней и впрямь давно не притрагивались.

– Во время следующей мессы, – продолжал фра Гвидо, – я был бы весьма рад увидеть в руках мадам Гизеллы подношение его святейшества.

– Сделаю все, что смогу, ваше высокопреосвященство.

Кардинал отечески благословил кланяющегося казначея.

– Ступай. Исполни все, как надлежит, и поверь, все мы лишь выиграем от этого.

«Уж я точно не проиграю», – подумал мастер Элигий, исчезая за дверью.

В уединенной лесной молельне, едва заметная из лесу сквозь мутный бычий пузырь, горела светильня. Пипин, с жадностью уминавший жареную оленью ногу, прислушался, вытащил торчавший в оленьем боку кинжал, неслышно встал со скамьи и в два шага оказался возле двери.

Кто-то шел к дому. Конечно, это был не тот неведомый лесной дух, тревоживший его что ни день – тот скользил легкой тенью и исчезал, стоило лишь опальному майордому обернуться. Ночной гость шагал из лесу, не скрываясь. Обычно так ходил Шарль, но по всем подсчетам сейчас он должен быть в Париже, да и шаги, Пипин слышал это отлично, были чужие. При этом чужак успешно обошел все самоловы и волчьи ямы, падающие колоды и подъемные сети – значит, он прекрасно знал единственную тропку, ведущую к чащобному убежищу. Неведомый гость подошел к двери, тихо постучал. Ответа не последовало, Пипин затаился, не зная, кого там принесла нелегкая, опасаясь без нужды появляться на пороге. В дверь еще раз постучали, затем она приоткрылась, кто-то осторожно вошел в хижину, но осмотреться не успел. Пипин схватил его, закрывая ладонью рот, резко повернул, точно запуская волчок, и приставил, чуть не воткнул в горло, кинжал.

– Кто ты и что тут ищешь?

– Не убивайте меня, высокий господин! Я Клод из отряда вашего сына, – затараторил гость.

– Это он прислал тебя?

– Уезжая, он велел сообщить, когда оно будет…

– Ну, так сообщай, – недовольно скривился бывший майордом Нейстрии, соображая, много ли еще таких парней знают потайную тропу.

– Нынче в Форантайн прибыла ваша, – он замялся, – сестрица. С нею Мустафа, доверенный слуга Элигия, и нурсийский менестрель.

– Этого-то что сюда принесло? – недовольно пробормотал обитатель хижины.

– Не ведаю, мой господин. Но только он зоркий, как рысь. Заметил, как я притаился за деревом, метнул нож, едва не попал. Так что я насилу ноги унес. Теперь они в замке.

– Вот как? – Пипин на мгновение задумался. – Хорошо, собери людей, скоро они пригодятся.

Глава 11

Ночь высвечивает то, чего днем не разглядеть.

Закон «Совиной Ложи»

Валуны, каждый из которых годился, чтобы разворотить крепостную стену, летели из лаза, в котором уже едва виднелась необъятная фигура Фрейднура, будто комья грязи из-под колес забуксовавшего внедорожника. Старый кратер дрожал от такого разгула живой стихии, предчувствуя недоброе. Быть может, вспомнил отдаленные тысячелетия, когда вулкан был молод и фыркал огнем при малейшем удобном случае.