Крошка Енот
Шрифт:
– Понимаешь, тогда я не всё тебе рассказал. На журфак я поступил не один, а с Михой, моим лучшим другом...
– Максим задрожал немного от порыва налетевшего холодного ветра и, не показывая своего лица, налил и выпил ещё - Мы с детства в одном подъезде жили: я на третьем, он на девятом. Даже квартиры те же. Помню, как только въехали в новый дом, подрались с ним в песочнице; а на следующий день стали лучшими друзьями. Ходили в одну школу. В деревню гоняли на лето: то к нему, то ко мне.
Я тогда тоже, как и ты, в некотором смысле был восторженным романтиком и ждал свою Единственную. Хотя, сейчас мне это кажется чем-то невероятным, учитывая, наши пикники на обрыве у моря и в лесочке, на горе, до захода солнца...
А как мы на журфаке отжигали -
Макс вздохнул, вылил в рюмку остатки водки, посмотрел на неё с укоризной и поставил рядом - А, ладно. Всё равно уже не напьюсь...
Я не перебивая, ждал, что он скажет дальше, и вскоре Максим продолжил:
– Один день, представляешь, Мишка! Мне не хватило дождаться одного грёбаного дня!...
В самом начале третьего курса, мы цепанули двух первокурсниц - новеньких с нашего же факультета - и поехали к Михе. Девки, вроде, симпатичные, да ещё при бабках. Одна из них, Юлей звали, особенно была ко мне расположена ... Короче, набрали мы пойла на два дня, подруги поесть сготовили, всё по старой схеме...
– Макс замолчал, собираясь с мыслями.
– Наверное, эти пара лет кутежа, и друзья, становившиеся на голову взрослее за время общения с контингентом ... или заевшее меня одиночество ... Не знаю, что-то в моей голове постепенно ставило меня перед фактом: "Йопа-мать, тебе девятнадцать лет, а ты всё ещё девственник!" В общем, в тот вечер я решил, что это должно случиться (щас только вспомнил - тогда такая гроза хлестала). А следующим вечером, когда девчонки свалили, а мы с Михой допивали остатки, Колян привёл Марину.
Максим снова умолк, и лицо его в эту минуту посветлело
– Знаешь, меня как током ударило, только она вошла. Я мигом протрезвел и даже отказался пробовать медицинский спирт, что принёс Коля. Сцена прошлой ночи преследовала меня постыдным призраком измены. Сам не свой, я забился в угол дивана и боялся поднять глаза, хотя чувствовал, как Марина прожигала меня взглядом.
Колян, как выяснилось, случайно познакомился с ней, когда бухал на Арбате - тем летом он влился в уличную тусовку. А Марина (в простонародии Кошка) приехала автостопом из O. с месяц назад, и обитала по таким вот "впискам".
– Макс посмотрел на меня и так свойски, по-доброму улыбнулся - Но, долго в углу я не усидел. Ребята развели спирт, и я решил присоединиться - угомонить эту смуту в душе. Я пил, и пил, и пил, и всё не мог напиться ... А, потом, мы с Кошкой играли в гляделки, пытались прочитать друг друга по глазам - тогда я окончательно утонул в её взгляде. Потом чистили картошку, смотрели фильм, разговаривали...
– ты знаешь, Мишка, у меня такое чувство, что где-то, в другой, параллельной вселенной, я до сих пор там, смотрю в её глаза и тихо засыпаю с ней в обнимку на кухонном диванчике...
Максим опустил голову, покосился на нетронутую рюмку и вновь отвернулся к морю.
– Затем, она уехала к себе, пообещав через три дня вернуться. Мы поцеловались один единственный раз, на прощанье, и, видя её спину, видя, как она уходит, у меня больно заныло сердце. Я хотел догнать её, обнять и никуда уже не отпускать, и где-то в глубине души я чувствовал - она хочет того же! Но ...
– стиснув зубы, Максим едко усмехнулся - мы ведь договорились! Поэтому я, как последний осёл, сидел на лавке возле магаза, пил с пацанами пиво и молча смотрел ей вслед.
Так же я сидел и через три дня. Весь день просидел, хотя знал с самого начала, что она не придёт... Подошли Миха с Кояном, но надолго не задержались. Им по сростам надо было... А к ночи на лавку потянулись местные бухарики. Я внимания на них не обращал. То ли от выпитой с утра
шестой "полторашки", то ли от раздирающей душу тоски, мне всё стало по барабану.И тут в ночных сумерках появились две бальзаковского возраста женщины. Короткие, в обтяг, юбки, высокие каблуки, чулки в клетку, накрашенные губы, томные, вызывающие голоса... Бухарики активизировались, а я молча наблюдал сцену придорожного пикапа.
Признаться, я сперва думал, дамы смутятся. Но, не тут-то было. Ночные охотницы разогнали пьяную шоблу такими хлёсткими, блатными выражениями, что у меня чуть уши в трубочку не завернулись. Как потом оказалось, одна была майором полиции, другая - заместителем прокурора.
– Да, стоит ли вообще это рассказывать. Затеял тут ...
– вдруг пятится Максим обратно в свой бронированный панцирь.
– Всё в порядке, Макс, я слушаю.
– стараюсь поддержать друга, который столько лет носит в себе эту занозу. Мотнув головой, он быстро смотрит мне в глаза.
– Ладно, как хочешь. Только, предупреждаю - это всё была присказка ...
... Короче, эти бабы меня просто сняли. Одна из них подошла, и такой огонь внизу разгорелся. Хотя я прекрасно понимал, что это - измена! На этот раз - самая настоящая! И шёл. Как телок на верёвочке шёл, потому что мне было интересно. Я счёл это, типа, мальчишником перед свадьбой...
На кухне, не считая бутылок, обе представительницы закона устроили мне перекрёстный допрос. Я, правда, тоже не терялся. Потом, уже за далеко полночь, на общуху приехали блатные, в прихожей договаривались за какого-то человека. Спать я лёг с прокуроршей...
Дальнейшее проплыло в пьяном угаре. Не буду вдаваться в подробности, сколько раз я с хрустящей купюрой бегал в магазин, сколько выслушал за их несчастливую, полную изломанных судеб жизнь, скажу одно - чтобы пить с двумя недолюбленными, взрослыми бабами нужно иметь железные нервы, стальную печень и титановые яйца. Я вышел под вечер, когда обе уснули, и, оказалось, вовремя - вскоре приехал муж майорши.
Уходя, я дал себе слово - никогда больше не изменять Маришке. Я решил её разыскать. Но, все телефоны, что Колян узнавал на Арбате, оказывались левыми. Тогда я решил ехать к ней в O., найти её там через местных неформалов. Собрался практически. Те несколько дней я забил на всё, в том числе и на учёбу. И тут звонок в дверь. Я к глазку - девушка. А у нас, ты ж знаешь, в предбаннике темновато, лица не разобрать. Ну, думаю, приехала, как обещала! Открываю - стоит Юля, та первокурсница, с которой я переспал. "Куда пропал? Почему не появляешься? Не звонишь?" - что мне ей было ответить. Сказал, что между нами не может быть серьёзных отношений. Та - в слёзы. Конечно, я ведь ей наговорил в прошлый раз всякого. Стоял и чувствовал себя настоящим козлом - да, я и есть козёл в той ситуации.
В О. я тогда не поехал. Как-то не спокойно было на душе после Юлиного визита. Решил отложить. На учёбе показываться тоже не хотелось. Попросил Миху передать на факультете, что заболел, а сам чувствовал себя как в западне. В капкане. И не зря!
Где-то через неделю Миха сообщил, что меня отчисляют. Думаю - Как так! Люди, вон, месяцами не появляются... Прихожу в деканат разбираться, а мне вручают повестку - срочно явиться в прокуратуру. Причина - совращение несовершеннолетней. Кто знал, что ей шестнадцать, и что мама, души в доче не чаявшая, не последний человек в администрации?!!
Завели дело. Дошло до родителей. Маман меня ещё прикрывала, но с батей отношения испортились. Коян меня всё прикалывал, мол, обратись к своим "новым-старым знакомым" в прокуратуре, но мне даже думать об этом было противно. И тут пришло решение - осенний призыв. Просился подальше от родных мест, чтоб в случае чего не достали, и с первым эшелоном отбыл на запад.
В армии у меня было много времени подумать, что произошло. Нет, Юлька не стерва, и не стала бы портить мне жизнь. Да и мать её, в глазах которой я выглядел последней сволочью, понять можно: увидела слёзы дочери, всё из неё вытянула, подёргала за ниточки и... получи - распишись.