Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Кровь боярина Кучки
Шрифт:

Вернулись к Олуферю, потиху улеглись, оберегая общий сон.

Утром, побывав у князя, Первуха ускакал в Киев через Курские ворота. Крюк большой, да лишь бы не попасться на глаза черниговцам.

Шёл снег…

А от Черниговских ворот ползла на город туча, брюхатая бураном.

8

В большой палате натопили жарко. Из-за редкой топки пахло дымом, как в курной избе. Пыльная слюда в оконницах лениво пропускала свет. Однако и в поддыменье, почти впотьмах дружинники соборовали рьяно. Тон задавал воистый воевода Внезд. «Чья бы корова мычала!» - внутренне досадовал Род, справедливо считая этого болтуна виновником гибели Коснятки.

Сам он скромно сидел в сторонке, по незначительности своей почти не участвуя в соборе.

–  Сойдёмся с врагами лицом к лицу, не станем отсиживаться за стенами, - витийствовал воевода.

–  Я не так мыслю, - тихо сказал Иван Гюргич Суздальский. Его скуластое лицо, менее половецкое, чем у Андрея, осветилось смущённой улыбкой.
– Я среди вас новик, здешнего положенья не ведаю, но скажу: ежели засада [293] крепка и припасов довольно, не разумнее ли отсидеться, покуда не подоспеет мой отец? И град сохраним, и воинство. А выйдем за стены на авось - все потеряем враз. На нас время трудится, на них - сила.

[293] ЗАСАДА - гарнизон крепости (а также скрытое войско).

–  А я бы поставил военное счастье на кон!
– пылко вскочил ещё не старый боярин Андрей Лазоревич.

–  И я! И я!
– ухарски взмахнул кулаком боярин Дмитрий Жирославич.

Оба похожи, как близнецы: русые бороды лопатой, русые волосы в два крыла. Оба, что называется, в теле да ещё преисполнены боевого духа.

–  Мы тут не костари, не в зернь играем, - вежливо улыбнулся Иван Гюргич.

–  Не взыщи за мою погрубину, княже, - вновь выставился Внезд.
– Сдаётся мне, преизлиха ты робок не по летам.

Иван вспыхнул, но смолчал.

За него отозвался другой Иван, изгой галицкий, Берладник.

–  Дело не в робости, а в уме, - коротко бросил он.

Род даже удивился: вчера был завистником суздальцу, сегодня пособник.

Обмякший в главном кресле кутырь, как бы очнувшись от тяжких дум, поднял голову.

–  Не защитит Господь града, не защитит ни стража, ни ограда, - звучно вымолвил Ольгович. И приговорил: - Не свариться [294] нам надобно в сей грозный час, а соглашаться. Ты, гость моего сердца, Иван Гюргич, защищай со своей дружиной Курские ворота. А вы, бояре, Дмитрий Жирославич, Андрей Лазоревич, коли рвётесь в бой, идите из Черниговских ворот и покажите ад Давыдовичам.

[294] СВАРИТЬСЯ - ссориться (от СВАРА - ссора).

Оба боярина от оказанной чести нетерпеливо заёрзали на скамьях.

–  И тебя, Родислав Гюрятич, с долгощельцами твоими придаю в пособ сим храбрым боярам.

Роду бы молча склонить голову, но он вынудил себя встать.

–  Не меня ты предаёшь, государь, - играя словами, заметил юноша, - Ты этим приказом предаёшь часть воинства своего. А оно и без того бедно. Ты не внемлешь разумным речам Ивана Ростиславича и Ивана Гюргича, тебе ближе показная прыть Внезда, шаткого на язык. Что же касается двух почтенных бояр, - Род тяжело вздохнул, - смерть-косариха так и глядит на меня из их воистых очей. Она уж там поселилась. И не мне с моими долгощельскими паличниками, вооружёнными скудным ослопьем [295] , спасти их от этой смерти.
– Род опустился на скамью и сотворил в думной палате жуткую тишину.

[295] ОСЛОПЬЕ - колья, дубины, палки.

–  Дерзок ты, дерзок, - глухо выдавил из себя Святослав Ольгович.
– Кабы не заслуги твои в Чернигове да и прежде, не простил бы я такой дерзости. А приказ мой все же исполни. И бояр моих не стращай смертью-косарихой, провидец! А ты, Внезд, - повысил князь

голос, глянув на воеводу, - поройся в своих закромах, окольчужь да вооружи долгощельских воинов влепоту.
– И Ольгович поднялся: - Ступайте с Богом!

В сенях крепкая рука легла на плечо Рода. Перед ним был Иван Берладник.

–  Не взыщи, боярин, за вчерашнее. Каюсь и казнюсь.

Юношу тронуло нежданное покаяние. Он снял с плеча руку князя и крепко сжал:

–  Кто старое помянет…

–  О-ой-ой!
– засопротивлялся Берладник и затряс высвобожденной рукой.
– Ты, однако, не токмо духом, а и плотью преизлиха силен. Значит, друзья до гроба!

К Роду подошёл отрок с обритыми по-старинному головой и бородой, с отрощенными вислыми усами и чубом. Щап! [296] Роду уже приходилось слышать, что бритье бород и голов, отращивание усов и чубов под древнего князя Святослава Игоревича стало на Руси щегольством.

[296] ЩАП - щеголь.

–  Боярин Родислав, - обратился щап.
– Тебя князь Иван Гюргич Суздальский благоволит пригласить в свою одрину. Я готов сопроводить.

–  Познакомьтесь влепоту, - сказал Берладник и примолвил, указав на щапа: - княжич Олег, государя нашего сынок.

Род чуть склонил голову. Олег вскинул подбородок. Так и пошли, не очень-то приглянувшиеся друг другу.

Иванова одрина соседствовала с покоем Святослава Ольговича. Олег прошёл к отцу, Род - к земляку. Князь сидел за накрытым трапезным столом. При входе Рода встал ему навстречу:

–  Здрав будь, земляк!

–  И ты здрав будь, княже!

Невысокий Иван снизу вверх поглядывал на Рода, чуть прищурившись. Ну вылитый половец!

–  А давай не будем чиниться, - крепко обнял он Гюрятича.
– Мне в ваших Красных сёлах у батюшки на Мосткве-реке не довелось быть ни разу. Однако слышал твою повесть. Андрей сказывал, что ты Кучкович Пётр, что будто тебя похитили бродники. А ныне из уст Ольговича узнаю совсем иное. Да не изволишь ли откушать вместе? Побеседовать нам есть о чём. Я, коли на откровенность, влюбился в тебя нынче.

Сели и после первой чарки, от которой юноша не посмел отказываться, князь предложил:

–  Давай меж собою запросто: Иван, Родислав…

–  Род, - подсказал Гюрятич.

–  Тем лучше! Род!.. А ведь меня батюшка едва не женил на твоей сестрёнке Улите, любезный Род. Я её и в глаза не видел, да и она меня. Андрей сказывал: раскрасавица! Сам ума лишился из-за неё. А теперь, как хворая его подружия ушла из жизни, он ежедень летит в Кучково. Да вот не повезло ему. Изяслав, киевский захватчик, как узнал, что отец двинулся Ольговичу в пособ, сговорил друга своего Ростислава Ярославича Рязанского напасть на нашу Суздальскую землю. Пришлось батюшке ворочаться с полпути, а Андрею, бросив все домашние дела, спешно выходить на рать с рязанцем. То-то для него была налога! [297] Хотя я знаю, что твоя сестра Улита братнюю любовь не жалует, а о посяге с ним и слышать не желает, как прежде о моём заглазном сватовстве.

[297] НАЛОГА - тягость, осложнение.

Род понял, почему в мечтах своих он неизменно видит ненаглядную Кучковну плачущей.

–  Она мне не сестра, - тихо молвил он.
– Она… она…

Иван прервал сочувственно:

–  Теперь я понимаю. Когда узнал от Северского князя твою повесть, все обернулось по-иному. А сейчас гляжу я на тебя и вижу: хоть не сестра тебе Кучковна, ближе, много ближе сестриного её место в твоём сердце. Или я не прав?

Зардевшись, Род потупился.

–  Пусть мне не до конца известна смерть твоих родных, - продолжил князь, - в одном уверен: неспроста надумал Кучка усыновить тебя. Как понимаю, не такой он мягкосердый. Или измыслил очень хитрый ход касательно твоей боярской жизни. Или надумал помешать тебе с Улитой…

Поделиться с друзьями: