Кровь боярина Кучки

Род отстранился от Владимира:

–  Не веришь?

–  Не верил, не рассказывал бы, - успокоил муромчанин, - Такое рассказать опасно даже нынче. У Кучки и его приспешника руки и кровавы, и длинны. Микула Дядкозич, услышав от Петрока о его татьбе, бежал из Киева аж в Муром. Было отчего бежать! Он вскорости заметил, что за ним охотятся головники. Стало быть, убийца, проболтавшись другу во чмуру, решил избавиться от будущего оглагольника [286] . Твой нынешний рассказ поверг меня в смятение. Как вспомню Дядковича… Вот злоключений твоих тайные причины! Постерегись Петрока с Кучкой, коли опять проляжет путь чрез их осиное гнездо.

[286] ОГЛАГОЛЬНИК - обвинитель.

–  О чём шушукаетесь?
– подсел Берладник.

–  Так, о суздальских делишках растабарываем, - понурился Владимир Святославич, - Мы почти что земляки.

–  Всякая птичка свои песенки поёт, - хохотнул Галицкий изгой.
– А вот несут медок…

И началось приятельское тесное застолье.

–  Ты почему не жалуешь фиал [287] с боярским мёдом?
– зашумел Иван Берладник, придвигая Роду чуть пригубленный напиток.
– Ах, мало искушён в питье? Ну и ловыга! [288] Намного ль младше-то меня? Ах, восемнадцатый годок! Не верю, да и баста! Такой детина! Да ведь в тебя вместятся два вот этаких Владимира!
– обнял он друга по несчастью.

[287] ФИАЛ - чаша, кубок.

[288] ЛОВЫГА - плут.

–  Оставь, - высвобождался светлоокий юноша, заметно начавший хмелеть.
– Скажи-ка лучше, - перевёл он разговор в иное русло, - исполнит Святослав Ольгович обещание? Он мне в удел Посемье обещал.

–  А мне обещал Курск!
– вскричал Берладник.
– А тебе что обещал?
– спросил он Рода.

–  Села по Рахне, - неохотно отвечал обезземеленный Гюрятич.

–  Ну так вот что я скажу, - пристукнул кулаком Берладник, - Ольгович - лгач. Все это лжецкие ухватки. Чтоб заманить, он горы обещает, заманит и покажет кукиш. Да и что у него есть? Вот-вот последнего лишится. Ну как ни обмануть троих изгоев? Мы беззащитные - два князя да боярин. У нас нет жизни. Палец покажи, и мы готовы выядрёниваться, лезть из кожи вон. Не токмо что во вражий стан, в Чернигов, - к черту в ад!

Род покраснел.

–  Не на меня ли твой намёк?

–  А что, горит на воре шапка?
– перекосил лицо Берладник.
– Я, как узнал о твоём подвиге, ещё тебя не зная, подавился со смеху. Нет, я бы не выстарывался так. Села по Рахне! Рахна-то не нынче завтра со всеми сёлами окажется в руках Давыдовичей.

–  Как решит судьба, - отрезал Род, видя, что Берладник распаляется все более.

–  Судьба тут ни при чём, - встрял, осмелев, Владимир, очервленевший лицом от выпитых фиалов, - Был ты в Чернигове и что увидел? Строй и готовность к рати? А у нас - развал, все вразнотык…

–  А воевода-то кто? Внезд!
– скрипнули зубы у Ивана Ростиславича.

–  Ругать легко, наладить трудно, - сказал Род.

–  Да кто тебе позволит тут что-либо налаживать?
– прищурился Берладник.
– Бояре с отроками хапают что под руками, а володетель раздувает щеки.

–  Я верю Северскому князю, - сказал Род.

–  Верь, верь! Не видишь? Северский князь холопствует пред Суздальским за ради сохраненья оттопырившей карманы жизни, - шумел Берладник.
– А я ни перед кем холопствовать не нанимался.

–  А для чего ты нанимался?
– не стерпел Род.

Иван Ростиславич приосанился для гордого ответа:

–  В честном бою жизнь себе добыть!

–  Послушайте-ка, братья!
– Уступающий Берладнику в летах Владимир вовсе разомлел от каверзного мёда.
– Я что вам поведаю потиху! Наш Святославка возмечтал оженить своего недоросля Олега на Гюрькиной дщери Олиславе. Во куда метит!

–  Да отчего ж не метить?
– удивился Род.
– Их положенье вроде равное…

–  А оттого, - надрывно перебил Владимир, - что Олислава краше солнца красного, а наш непря [289] Олег как ляпуном [290] из чурки тёсанный.

[289] НЕПРЯ - лентяй, неумеха.

[290] ЛЯПУН - плохой мастер.

Тут Берладник молвил предостерегающе:

–  Не говори при холопьей онуче, онуча онуче скажет!

Род резко встал:

–  Ты оскорбил меня безвинно, князь Иван. В иной час я бы ответил по достою. Теперь ты пьян, а во чмуру дурён. С такими нет у меня дел.
– Повернулся и ушёл.

Ещё не отдалившись от корчмы, услышал за спиною прежде приятный, ставший хриплым голос муромчанина Владимира:

–  Род, остановись!..

Не стал и останавливаться, хотя с Владимиром поговорить хотелось, да, видимо, пока не случай.

У Олуферя долгощельцы отвечеряли и отдыхали. Хозяин - на полатях, хозяйка - на печи, а постояльцы - на скамьях рядком. Они впились глазами в парня, что расселся за столом почётным гостем.

Приходу Рода все обрадовались.

–  К тебе, Гюрятич, - пояснил Корза Рабой.
– Не объявляет, кто таков. Оружие изъято.

–  Крутой народец, - кисло засмеялся парень.
– А ты есть Родислав Гюрятич? Тогда изыдем вон, поговорим потиху.

Вышли во двор.

–  Привет тебе, боярин, от Нечая Вашковца. А я Первуха Шестопёр, его соратник.

Род сразу вспомнил.

–  Большая рать идёт к вам из Чернигова. Ух, сеча будет! Оба Давыдовича, следом сын великокняжеский Мстислав с переяславскою дружиной и берендеями. Воистый [291] князь! Однако Всеволодич наш уехал с государем Изяславом в Киев. И без того ратников легион тысяч [292] .

–  Пойдём, Первуша, во дворец, - заторопился Род, - Предстанешь перед нашим государем.

Но у дворца как было не вспомнить грустные слова голубоглазого Владимира: «Был ты в Чернигове и что увидел? Строй, готовность к рати? А у нас - развал, все вразнотык». И впрямь! В колеблющемся свете факелов колеблющиеся фигуры. Бояре шастают в обнимку с пасынками. Охраныши и те навеселе. Пир в честь приезда Гюргиева сына завершился мерзостным развалом. Шапошный разбор то там, то сям готов был обернуться кулачными разборками.

[291] ВОИСТЫЙ - любящий повоевать.

[292] ЛЕГИОН ТЫСЯЧ - бесчисленное множество.

С трудом дозвались Пука. Боярин выглядел трезвей других.

–  Куда ты подевался, Род?
– обнял он юношу.
– Куда запропастился? Государь чуть голову с меня не снял. Он гостю о тебе все уши прожужжал. Вынь да по ложь, хочет тебя видеть Иван Гюргич.

Еле-еле Роду удалось доступно втолковать вельможе о Первухе Шестопёре.

–  Где твой посольник?
– оперся Пук о плечо Рода.

–  Ждёт на крыльце.

Род, не добившись толку, рванулся в княжеский покой. Куда там! Пук всей тушей преградил путь:

–  Испытай плеч со стариком!

И смех и грех! Пришлось уйти.

А Пук ещё догнал и на прощание поведал шёпотом:

–  Богданко Омельянов лазутничал в пользу Давыдовичей. Под пыткою признался, окаянный. Уже лежит в сырой земле. Крутенек князь с такими пролагатаями.

Ошеломлённый Род, выйдя на крыльцо, взял под руку Первуху:

–  Далече ли от города черниговская рать?

–  Я обогнал её на одно поприще, - ответил друг Нечая.
– Раным-рано послезавтра ждите у городской переспы.