Кровь и туман

– Когти, – говорит он.

Я больше не жду, хватаюсь за ручку и толкаю дверь от себя.

Передо мной комната “Дельты”, но из мебели здесь нет ничего, кроме одиноко стоящей кровати. На ней-то Ваня и сидит. Спрятал лицо в ладонях. Кажется, плачет.

Я делаю шаг в комнату и вляпываюсь ботинком во что-то липкое. Гляжу себе под ноги. Кровь. Очень м ного . Её поверхность возвышается над полом как минимум сантиметра на три.

– В-ваня? – зову я дрожащим голосом.

– Нет, – слышу в ответ. – Только не снова, пожалуйста! Хватит… Я больше не могу!

Ваня резко вскакивает на ноги. Глаза горят оранжевым огнём, губы приоткрыты, и я вижу клыки. Выставляю руки перед собой для случая, если Ваня решит напасть, это действительно хоть как-то сможет его отвлечь.

– Ваня, это я, – тихо говорю. – Мы пришли за тобой.

Ваня оглядывает всех нас. Трясёт головой так сильно, что наверняка перед глазами теперь пляшут звёзды.

– Настоящие? – переспрашивает неуверенно.

Я медленно подхожу ближе. Ваня следит за мной, но не атакует. Осторожно щиплю его за плечо.

– Более чем.

Ваня выдыхает. Расслабляется, как мне кажется, всем организмом, каждой его клеточкой, и бросается на меня с объятьями.

– Это было ужасно, – шепчет Ваня. Задыхается. Шмыгает носом. Я вожу ладонями по его спине. – Ужасно . Я нападал на вас, не мог остановиться. На тебя, Слав, – Ваня отстраняется. Наши лица рядом, но в глаза он мне не смотрит. – На Даню, на маму, на Лену. На Андрея и Нину. На Дмитрия, на… – Ваня кусает губы до крови. – … на папу. – Продолжает лишь тогда, когда я легко касаюсь ладонью его груди. – Вы все были мертвы, ваша кровь была на моих руках, она въелась в кожу, осела под когтями. Я пытался стереть её, но всё было бесполезно. А потом… потом всё повторялось. Прямо на моих глазах вы исцелялись, приходили в себя. Мой животный инстинкт вместе с этим возвращался, обретал ещё большую силу. И только последняя ваша рана заживала, я набрасывался снова.

Ваня разбит. Я даже представить не могу, что он сейчас чувствует. Выдыхает. Пытается собраться. Окончательно выпускает меня из объятий. Трёт глаза, легко шлёпает себя по щеке.

– Вы королеву видели? – спрашивает спокойно, будто ничего до этого не говорил.

– Да, – отвечает Влас.

– Королева – это Клео, жена Григория, первого стража, – присоединяюсь я. – Мы с ней знакомы с… ну, ты понимаешь. С того времени.

– Ох. И что ей нужно было от тебя?

– Она знала обо всём, включая путешествие во времени. И жаждала проучить меня, показать, во что превратилась её жизнь после того, как я в неё вмешалась, – я хмыкаю. – Будто сама не знаю, что лучше после этого не стало никому.

Взгляд сам скользит к Власу.

– Погодите, – Ваня переводит моё внимание на себя. – Насколько я знаю, Клео была выходцем из Летнего двора. Как она тогда оказалась в Зимнем?

Я жму плечами.

– Понятия не имею. Знаю только, что после Кровавого пира она вернулась сюда, в Волшебные земли. Что было дальше – не представляю, но мне известно, у кого можно спросить.

– У кого?

– Ты мне не поверишь…

Я качаю головой. Как так выходит, что краеугольным камнем всегда становится Эдзе? Что со мной не так? Или с ним? Почему мы всё время сталкиваемся, если при этом оба так сильно этого не желаем?

– Нашли почти всех, – констатирует Влас. – Остался Север.

– И именно он знает, где искать Вету, – добавляю я. – Какая ирония.

– Или злой рок, – задумчиво тянет Влас.

– Или просто коварный умысел королевы, – скептически подмечает Ваня. – Злой рок. Тоже мне, святой отец, блин.

Ваня так быстро приходит в себя, что я не знаю, бояться или восхищаться этой способностью.

– И что, кто-нибудь имеет хоть малейшее представление, где искать Севера? – спрашивает Ваня уже в коридоре.

Смотрит на Гло и Филиру как на ближайших его друзей. Филира дёргает плечом – это её единственная реакция на вопрос Вани. Но ненадолго. Чуть погодя, она, вздыхая, начинает говорить:

– Наверняка это что-то, что связано с Кириллом. Он сильно любил его. Кирилл был для него тихой гаванью. Он умел успокоить его, подбодрить, дать надежду. А теперь его не стало, и Север…

– Не знает, как жить дальше, – договаривает Влас.

О, нет. Даже не думай сейчас смотреть на меня!

Отворачиваюсь. Пинаю влажную землю под ногами и вдруг замираю; откуда в штабе земля? Нет, мы уже не в здании. Идём по улице. Точнее, по пустырю. Вокруг ничего, кроме серой земли и такого же неба. В воздухе витает запах недавно прошедшего дождя.

– Насколько близки они были? – Ваня продолжает задавать вопросы.

Похоже, никого кроме меня не шокирует очередная смена локации.

– Кирилл всегда был открытой для всех книгой. Сначала, когда мы только встретились, он, не переставая, говорил о Славе. – Филира бросает на меня быстрый взгляд. – О том, как они дружили, обо всех этих маленьких вещах, вроде ночных прогулок по стройкам или палаток из выкинутого кем-то картона…

Я улыбаюсь. Приятные воспоминания из безмятежного детства теплом разливаются в груди. А затем в голове вспышкой рождается одна из очевиднейших и гениальнейших моих догадок.

– Я знаю, где искать Севера! – восклицаю я.

В ту же секунду, как замолкаю, на горизонте появляется недостроенный дом. Конечно. Ведь Север никогда не скрывал того факта, что хотел бы иметь такую же историю с Кириллом, какая связывала нас. Север завидовал. Именно это чувство загнало его на стройку – на ту, на которую он мог представить в своём воображении, ни разу там не бывая.

Так мы находим последнюю деталь в нашей мозаике.

Девочки бросаются к кривой постройке из дерева и бетона. Двухэтажная развалина с дырами в стенах и потолке кажется самым небезопасным местом в мире. Север на втором этаже, куда добираться приходится по ржавой пожарной лестнице. Страх высоты, который, казалось бы, успел пропасть, врывается в мой разум с криком: “А ты думала, от меня так легко избавиться?”

Из-за этого, когда лезу я, лестница ходит ходуном.

Север стоит на коленях посреди полуразрушенного помещения. Филира зовёт его по имени, но он не слышит.

– Север? – девочки подбегают, тормошат его. Переглядываются испуганно, когда ничего не выходит. – Север!

– Что с ним? – шёпотом спрашиваю я.

Ни у Вани, и ни у Власа конкретно. У любого, кто ответит.

Им становится Ваня:

– Ничего сверхъестественного или магического, – Ваня так уверен, что я даже отвожу взгляд от Севера и гляжу на него. – А что? Вспомни себя в свои худшие дни. Сверлишь взглядом стену или потолок. Дай Бог, если сходишь в душ хотя бы два раза в неделю. Ничего не слышишь. Говорить тоже лень.

– Депрессия, – подвожу я к выводу, пока Ваня не пустился в очередной ликбез.

У девочек ничего не выходит. Им нужна помощь, но не думаю, что моя будет уместной. Поэтому подхожу и шепчу Филире на ухо то, что, мне кажется, Северу больше всего на свете хотелось бы сейчас услышать.

– Он тоже тебя любил, – ласково произносит Филира, опускаясь перед оборотнем на колени. Она берёт его лицо в свои ладони и поднимает, чтобы взглянуть ему в глаза. – Это была иная любовь, но от этого она не была менее сильной. Каждый раз, когда Кирилл позволял себе загрустить, ты был тем, кто напоминал ему, как хороша эта жизнь, поэтому сейчас позволь ему сделать то же. Вспомни его лицо. Его улыбку. Глаза. Смех. Вспомни, как он звал тебя по имени, растягивая “р” будто мурлычущий котёнок. Пусть это станет твоим спасением. Ты нужен нам, Север. – Филира плачет. – Возвращайся.