Кровь и туман

– Эй, эй! Врач тут я!

Второй подлетает. Данька. Так рада его видеть, даже улыбаюсь, несмотря на боль.

– Приве-е-ет! – протягиваю.

И вдруг понимаю, что говорю как-то странно. С акцентом, что ли.

– Ты на обезболивающих, – поясняет Даня, видимо, прочитав непонимание на моём лице. – И на антибиотиках. Сейчас как пьяная.

– Просто замечательно.

Ёрзаю на месте, пытаюсь приподняться на локтях. Не выходит. Каждая мышца в теле ватная, неспособная не то, чтобы к сокращению, но даже к тому, чтобы просто поддерживать мои руки в приподнятом положении.

– Зачем так много-то? – спрашиваю я, со вздохом откидываясь обратно на подушку. – На что мне сила клятвы, в конце-то концов?

Даня с Ваней не отвечают. Мнутся, переглядываются.

– Большинство костей в моей правой руке превратилось в осколки, – говорит Даня. Его рука сейчас перетянута эластичными бинтами, но выглядит более-менее здоровой. – И клятва не справилась с этим полностью. – Я вижу, как нервно дрожат пальцы его правой руки, когда он растопыривает их, демонстрируя мне внутреннюю сторону ладони. – А это был всего лишь многочисленный перелом и трещины.

Всего лишь … От сочетания этой фразы и того, что идёт после, меня как-то странно передёргивает. А после – это гримасы. Близнецы не подражают друг другу, но в точности подхватывают настроение: грусть одного перетекает в грусть другого, а затем и в сожаление, и в испуг, и в желание всё исправить.

– Что со мной? – с опаской спрашиваю я.

Но голос вдруг твёрдый. Уверенный. Или то, что я пытаюсь принять за стойкость, является безразличием?

– Ничего, что могло бы позволить тебе делать такое страшное лицо, – раздаётся голос Бена.

Чтобы увидеть его, мне приходится повернуть голову в сторону. Нас разделяют прикроватная тумбочка и пустая больничная койка. Бен сидит на стуле, запрокинув на эту самую койку ноги. Выглядит… мягко сказать, не очень. Всё лицо в ссадинах, кровоподтёках. Он либо тормозил им, когда с идущего на всех парах поезда сходил, либо попал под каток – третьего не дано.

– А с тобой что? – фыркаю я. – Выглядишь паршиво.

– Ну, мы тут, в отличие от вас, в отпуск в Волшебные земли не отправлялись. У нас война в самом разгаре была.

Бен встаёт со стула. При упоминании Волшебных земель, в голове активизируется цепочка несвязанных между собой событий, которая ведёт меня к единому итогу: я позволила Власу остаться.

Поджимаю губы. Никогда мне, видимо, от этого ядовитого чувства уже не избавиться.

– Угадай, сколько времени нас не было, – говорит Ваня, переключая моё внимание на себя.

– Не знаю, – отвечаю я. Голос дрожит. Я откашливаюсь. – Пару часов?

– Ага, почти. Десять дней, если быть точнее.

– Чего?

– Сам в шоке.

Влас говорил, что время в Волшебных землях идёт по другому, но я и подумать не могла, что разница настолько велика.

– Погодите… Что с оборотнями? С Лизой, с Таем? Была инициация?

Ваня с Даней снова переглядываются. Не знаю, специально ли они это делают, но пугает всё то меня до чёртиков.

– Так, завязывайте уже, – я скидываю с себя одеяло. – Хочу видеть всё своими собственными глазами.

Хочу спустить ноги с кровати, но слушается только одна, правая. Левая так и остаётся лежать на мягком матрасе. Я, не отрываясь, смотрю на неё. На туго перевязанное бедро. Гипнотизирую. Пытаюсь заставить ногу пошевелить хотя бы пальцами, но всё тщетно.

– Что со мной?

Собственный голос в полупустом помещении медкорпуса отталкивается от стен и возвращается приговором. Ещё никто ничего не ответил, а я уже представляю себе все эти страшные диагнозы.

– Разрывы мягких тканей, – говорит Даня. – Сильные. Многочисленные.

– Гнори буквально оторвал от тебя кусок, чтобы глотнуть крови, – подключается Бен.

Я окончательно поднимаю корпус. От резкого движения всё плывёт перед глазами. Осторожно трогаю своё бедро. На ощупь никаких изменений, нога как нога.

– Благодаря участию одного из союзников штаба, тебе в экстренном порядке нашли донора и провели операцию.

– У меня, что, нога чужая? – слова дикие, с трудом в предложения составляются. И всё же я произношу это, потому что других вариантов я не вижу.

– Только часть.

– Ча… Это вообще возможно?

– Ты всё ещё задаёшь подобные вопросы после всего, что случилось? – скептически подмечает Ваня.

– А кто донор?

– Антон, – отвечает Бен.

Я теряюсь в потоках новой информации. Ваня и Даня хватают меня за руки, когда я порываюсь размотать бинты и взглянуть на результат операции.

– Стоп, – я напрягаюсь. – Как это – Антон? Ему что, больше его нога не нужна?

– Типа того, – осторожно произносит Даня.

Прищуривается. Прикидывает, не слишком ли – говорить подобное.

– Антон умер, Слав, – за брата договаривает Ваня. – Погиб. Это было его решение.

Голова идёт кругом. Я падаю обратно на подушку, закрываю глаза. Дышать нечем. Касаюсь шеи, но ничего её не сдавливает.

Паническая атака. Чёрт.

Ну здравствуй, старая подруга. Давно не виделись.

– Лиза бросила вызов Магдалене, чтобы законно занять место альфы. Магдалена согласилась, но поставила единственное условие на инициацию: Лиза должна была сразиться с кем-то из штаба насмерть, чтобы доказать свою преданность стае… На эту роль были даже волонтёры. – Даня хмыкает. – Ты бы видела! Моя мама и дядя Дима – в первых рядах. Но Антон переплюнул всех. Заговорил про какую-то охоту на таких, как он, и про то, что ему всё равно недолго жить осталось… В общем, на том и порешили.

Охота… Видимо, он знал, что кто-то убивает химер. А был ли в курсе, что этот кто-то – Эдзе?

– Антон поддавался, – сообщает Бен. Не знаю, зачем. Это нисколечко не обнадёживает и не делает ситуацию более приемлемой. – В любом другом случае, даже будучи волком Лизе было бы его не одолеть.

Я открываю глаза. Христоф мне больше не мерещится, но сейчас мне хочется обратиться именно и только к нему.

Во мне клетки Антона. Теперь я – химера. Ну что, ты доволен, Христоф?

– Я ходить-то вообще смогу? – спрашиваю я.

– Конечно. Но нужно время. А пока, вот. – Даня уходит, а возвращается уже с костылями.