Кровь и туман

– Надеюсь, во всех остальных моментах из них вышла неплохая охрана?

– Андрей атаковал мой холодильник, – отвечает Лия. Прикладывается к своей кружке, делает глоток. – При этом руководствуясь девизом: “Не съем, так понадкусываю”. Потом засел за телевизор, и мне пришлось минут тридцать объяснять ему, как работает голосовое управление. Марк просто ходил хвостиком, задавая дурацкие вопросы.

– Значит, сорока восьми часов оказалось предостаточно?

– Слав, они не дали мне ни минуты отдыха! – восклицает Лия. – В какой-то момент я даже пожалела, что жива осталась.

Это просто шутка, но сказанные слова пробегают по моей коже могильным холодом, заставляя поёжиться. Ещё мгновения спустя и сама Лия понимает, что только что сказала. Она меняется в лице. Ведёт плечами, обхватывает стоящую на столе кружку тонкими пальцами. Коротко вздыхает.

– Я чего пришла, собственно. – Я соскальзываю со стула, быстро мечусь в коридор. Секунда – и вот я возвращаюсь, сопровождаемая вопросительным взглядом Лии. – Я принесла твой телефон. – Я кладу его на край стола и толкаю так же, как до этого Лия толкнула мне кружку с кофе. – Ты отдала мне его после падения.

– Я помню.

Лия хватает телефон и разглядывает его некоторое время. Затем, даже не снимая блокировку и не проверяя, звонил ли кто за прошедшие два дня, откладывает его в сторону, переворачивая экраном вниз.

– Я хотела передать его через Марка или Андрея, – произношу я и понимаю, что оправдываюсь. Но резко замолчать сейчас будет ещё страннее, поэтому приходится договорить: – Но у меня возникли некие проблемы, и…

– Кажется, о них я слышала, – задумчиво протягивает Лия. – Случайно стала свидетельницей разговора, в котором парни упоминали некую твою ситуацию.

– Серьёзно? – я немного удивлена. – И о чём они говорили?

– Да спорили в основном. Марк придерживался точки зрения, что твоя жертва хоть и не была напрасной, но это, в первую очередь, всё-таки жертва. И ещё он был уверен, что тебе стоило обсудить это с кем-то из старших.

– А Андрей?

– Он был менее красноречив и предпочёл поскорее закрыть тему, бросив что-то вроде: “Когда же вы наконец смиритесь с тем, что творить глупости – это Романовский странный, но всё же действенный способ находить решения в ситуациях, когда другие готовы сдаться?”.

Я хмыкаю. Лие неплохо удалось передать манеру Бена вести диалог, сопровождая скоростное говорение закатыванием глаз и покачиванием головы.

– Также он добавил, что, по крайней мере, это работает, хоть и не всегда так, как хотелось бы, – Лия устало вздыхает. На её лице появляется раздражение, когда она продолжает: – А потом благополучно пролил сладкий кофе на мой белоснежный ковёр в гостиной.

– Мне очень жаль, – говорю я, скрывая улыбку за прижатой к губам ладонью.

– Ага, – прыскает Лия. – И если уж мы перешли к плохим новостям, есть ещё кое-что… – Лия залпом допивает остатки кофе. Несколько раз она дёргается, словно хочет встать со стула и подойти к раковине, но в итоге лишь раскручивает кружку. Я слежу за тем, как та, громыхая, делает несколько неуклюжих кругов вокруг своей оси, но, вопреки моим ожиданиям, так и не переворачивается. – Я рассказала предкам о том, что произошло, но вместо того, чтобы ожидаемо устроить сцену, они пустились рассыпаться в извинениях. Ты, может, слышала, что наш ковен чтит чистоту крови? – Я запоздало киваю. – Мол, никаких смешанных браков, любить позволено только соотечественников, и так далее, и бла-бла-бла. Короче, ерунда, тянущаяся с чёрт возьми какого века. Ну, так вот: сюрприз. Оказывается, одна из моих прабабок была уроженкой ковена “Серенити”, что, собственно говоря, и всплыло через несколько поколений при моём рождении в виде гетерохромии. – Лия медленно моргает. – Один мой глаз на самом деле зелёный, другой – карий. И это то, что исправить не под силу ни одно из заклинаний, так как сама гетерохромия у “Серенити” – это магия. Олицетворение силы, если хочешь.

– Но твои глаза сейчас…

– Да, знаю. Золотые. Именно это сделала королева Зимнего двора для моих родителей – наложила иллюзию. То, что ты видишь – лишь искусный мираж. Отражение света под правильным углом. – Лия всё-таки встаёт, идёт к раковине. То, с каким грохотом она ставит в неё кружку, заставляет меня усомниться в её целости. – У королевы было лишь одно условие – мои “новые глаза” взамен на корень секвойи. Родители согласились отдать ей священный символ нашего ковена, заранее обрекая себя на тупиковую ситуацию, потому что обмен такого характера, узнай о нём верховный, привёл бы к их мгновенному изгнанию. Именно поэтому, как я теперь понимаю, мы и не высовывались и жили на самом отшибе Северных земель, а потом и вовсе уехали сюда, в Дубров. – Лия включает воду, но лишь спускает её, не споласкивая кружку. – Сейчас они снова хотят отправиться в путь.

– Что? – я не могу сдержаться – вскакиваю. – О чём ты?

– Они планируют покинуть Дубров, пока королева не совершила очередную попытку добраться до меня. Родители возвращаются в город завтра, и завтра же мы уезжаем.

В горле застревает отчаянное “нет”. Я, вмиг обессилев, оседаю обратно на стул.

– Другого выхода нет? – спрашиваю осторожно.

– Не знаю, – Лия, до этого всё время стоявшая ко мне спиной, поворачивается вполоборота. – Родители могут обеспечить мне какую-никакую, но защиту. Полагаю, именно этим они и занимались последние восемнадцать лет. Если бы не они, королева давно бы до меня добралась.

– То есть, всё дело только в этом? В защите?

– Ну да.

– Тогда у меня есть идея, – уверенно сообщаю я. – Только ты сразу не руби с плеча.

Лия подходит обратно к столу. Упирается ладонями в его край, наклоняется ближе.

– Я слушаю.

– Ты можешь стать добровольцем, – на выдохе произношу я. – Штаб обеспечивает неприкосновенность любым своим служащим, независимо от звания. Страж ты или доброволец – если ты принадлежишь штабу, ты автоматически получаешь право на защиту.

– Ты с ума сошла? – восклицает Лия. На её губах играет недобрая улыбка. – Мои родители убьют меня, если я стану добровольцем!

– Но это отличный шанс для тебя остаться в Дуброве!

– А смысл? Меня всё равно ничего здесь не держит. Ни друзей, ни парня, – Лия запускает пальцы в волосы и легко их ерошит. – Может, Дубров – просто не моё место?

Я понимаю, что Лия имеет на это полное право: собрать вещи и уехать восвояси, но никак не могу заставить себя уважительно отнестись к подобному решению.

Если Лия уедет, она оставит не город, а меня. Жаль, что сама Лия об этом даже не подозревает.

– Помнишь, ты говорила, что моё общество кажется тебе правильным? – спрашиваю я.

Лия кивает, но с сомнением ведёт бровью. Мне кажется, что она жалеет об откровении, которое себе позволила.

– Это твоё ощущение не беспочвенно. Я… мы уже были с тобой друзьями. Лучшими подругами, вообще-то. Почти как сёстры. – Я встаю. Лия, несмотря на то, что нас разделяет целый стол, едва заметно подаётся назад. – Да, точно. Сёстры.

– Я тебя не понимаю, – тихо, почти шёпотом произносит она.

Если я сейчас обо всём расскажу Лие, Бен, вероятно, убьёт меня.

Но если промолчу и позволю Лие уехать, Бену, боюсь, уже не будет нужды марать об меня руки, потому что этим я займусь сама.

– Мы можем переместиться куда-нибудь, где будет удобнее? – спрашиваю я. – Я задолжала тебе одну очень долгую историю.

***

Я возвращаюсь в штаб не потому, что мне больше некуда идти, но потому, что именно там я надеюсь остаться наедине со своими мыслями и хорошенько обдумать всё, что произошло.