Кровь и туман

Сначала это казалось мне нехорошим знаком. Я вела разговор с мертвецом – это, вроде как, именно то, о чём принято рассказывать в кабинете психиатра перед тем, как тебя закрывают в палате с мягкими белыми стенами. Но трое суток назад, в четверг, когда после одного из самых длинных за последнее время дней Христоф снова явился, чтобы, как я считала, сорвать мне отдых, я быстро изменила своё мнение с раздражения на благодарность.

Стало легче – вот, что я точно знаю. Может, и неважно, каким способом?

Я встаю с кровати, иду в ванную. Дмитрий с Артуром уже завтракают. Второй желает мне доброго утра и получает взаимное приветствие в ответ, а первый даже не отрывает взгляд от газеты, которую читает. Он всё ещё обижен. Мама умоляла меня подойти к нему и извиниться, но я не могу делать этого искренне, если не чувствую за собой вины. Да, мой поступок, с точки зрения некоторых правил, можно назвать неправильным. Да, мне стоило сначала посоветоваться с кем-то из вышестоящего руководства. Да, в какой-то степени я рисковала своей жизнью, когда позволила Эдзе кромсать свою руку, и да, я совершенно точно рисковала защитой города, когда Эдзе изъял из неё останки Христофа, но неужели это и правда настолько большая проблема, что Дмитрий, чёрт бы его побрал, не только поднял на уши весь Совет, но и в наказание на некоторое время отстранил меня от занятий?

Дмитрий сказал, что я недостойна звания защитника. Я ответила, что уверена – мир, где я расту без отца, гораздо более привлекателен.

Мы оба сделали это в сердцах, но мама оправдывает только его, тогда как на меня лишь смотрит устало и произносит что-то вроде: “Ты должна учиться идти людям навстречу. Особенно мужчинам. Когда вырастешь, ты поймёшь, почему”.

– Мне не надо ждать взросления, чтобы наплевать на это уже сейчас, – ворчу я с полным пеной от зубной пасты ртом, а затем сплёвываю в раковину, подкрепляя слова действием.

– Я и не сомневался, – отвечает Рис.

Он сидит на краю ванной, чуть склонив голову. Чёрные кудри падают ему на лоб.

– Но даже это раздражает меня меньше, чем то, что теперь творится между Дмитрием и Власом, – я заканчиваю умываться, обтираю лицо полотенцем.

– Я видел.

– Да, – соглашаюсь я, вешая полотенце на крючок. – Точно. Как думаешь, Антон уже успел пожалеть о своём решении пойти честным путём и рассказать всё Дмитрию?

Я была предупреждена о намерениях Антона, но реакцию директора, которую тот получил за своё откровение, ни для кого нельзя было назвать ожидаемой.

Правда, и тут не обошлось без “особых обстоятельств”.

Судьба, как я уже успела заметить, в принципе странная штука, а когда она подкреплена случайным раскладом, то и вовсе выйти может что угодно; например, как если бы Антон пришёл к Дмитрию в кабинет, чтобы рассказать о моём поступке и застал там Власа. Диалог между двумя перерос в мексиканское противостояние среди троих, и у каждого было своё мнение.

Речь уже шла не о “кто первый моргнёт”, но о “кто первый сможет убедить в своей правоте хотя бы одного, чтобы силы стали неравны”.

Когда в кабинет директора пригласили и меня, атмосфера уже была накалена до предела. Дмитрий был в гневе, Влас был в бешенстве, Антон был в растерянности. Вопросы посыпались со всех сторон, но едва ли кто-то действительно ждал моего ответа. Мужчины просто перекрикивали друг друга, и каждый их выкрик отдавал в моей груди неприятным толчком.

Под конец беседы, больше напоминающей словесное сражение, я оказалась “безответственной и безрассудной глупой девчонкой”, Влас – “тем, кто предал людей, которые всегда считали его членом своей семьи”, а Антон – “единственным разумным человеком”.

С той секунды, как губы Дмитрия наконец сомкнулись, я пришла к окончательному пониманию двух вещей: к тому, что ненавижу его всем сердцем, и к тому, что больше никому не позволю что-то делать за меня.

Антон поступил правильно, и в этом я его не виню. Влас сохранил мой секрет, и я чрезвычайно ему за это благодарна. Но всё это пора заканчивать.

– Выходи, – Рис кивает на дверь. – А то они надумают себе всякого.

Не совсем понимаю, что он имеет в виду, и всё же толкаю дверь от себя, покидая наполненную горячим воздухом ванную комнату.

– Что на завтрак? – спрашиваю, замирая в дверном проёме, ведущем в кухню.

Артур стучит ложкой по кастрюле, стоящей напротив него на столе.

– Овсянка, сэр.

Я морщу нос.

– А больше ничего нет?

– Ну, ты можешь сама что-нибудь приготовить, – произносит Дмитрий. – Ты же достаточно для этого самостоятельна.

Он встряхивает газету, аккуратно складывает её. Когда Дмитрий отправляет свою опустевшую кружку со следами кофе на белоснежной керамике в раковину, он не смотрит на меня. Когда идёт на выход из кухни (и мне приходится прижаться к косяку, чтобы пропустить его), тоже.

Так кто из нас ведёт себя, как ребёнок?

– Попросила бы у него прощение, и дело с концом, – шепчет Артур.

Я слишком голодна, чтобы тратить время даже на приготовление бутербродов, поэтому накладываю целую тарелку каши и принимаюсь за еду, игнорируя слова Артура. Но он явно не собирается уступать. Взгляд, которым он высверливает во мне дыру, называется: “Я – старше, и я знаю, как лучше”.

Для кого лучше только? Вот вопрос.

– Я здесь не единственная крайняя, – отмечаю я, прожевав.

Артур устало вздыхает.

– Слава…

– Что? – я едва сдерживаюсь, чтобы не ударить ложкой по краю тарелки. – Если бы я чувствовала вину, я бы уже давно попросила прощения. А так – не собираюсь. Он может дуться хоть целую вечность, мне всё равно.

Тень недовольства во взгляде Артура сменяется жалостью. Я наспех расправляюсь с остатками каши и ухожу из кухни, даже не убрав со стола тарелку. Не хочу больше разговаривать на эту тему. Тем более, пока она не входит и в десятку тех, что стоят на повестке дня.

Сегодня воскресенье, занятий нет. Но и провести день, лениво растянувшись на диване перед телевизором я, при всём желании и при всей необходимости, не могу. Нужно проверить Лию, к которой охрану Дмитрий разрешил приставить лишь на сорок восемь часов, нужно связаться с Шиго и узнать, как там Нина, нужно подготовиться к тренировкам с Антоном, на которые даже Дмитрий повлиять не смог, нужно поговорить с Власом.

Нужно, нужно, нужно .… Сколько пунктов из перечисленных сделать я действительно желаю ?