Кровь королей
Шрифт:
– В ночь инициации она отдала императору тело. Но не душу. Дух ее и сердце были твоими, Леон. Император знал о вас. Он все знал. Когда Инара вышла на террасу, он столкнул ее…
Наложница разжала ладонь.
– Ты, наверное, не заметил, что плиты под башней в одном месте заменили… Под ее окном… Они убрали камни, перепачканные кровью нашей милой Инары. Но один обломок я сохранила…
В ладони лежал кусок плоского камня, с одной стороны побуревший от крови.
– Это все, что от нее осталось…
Каждое слово Шатисы ударяло Леона по вискам кузнечными молотами.
– Я любила ее. Все мы ее любили.
Леону стоило немалых сил заговорить.
– Что… – хриплый вдох, – ты, – снова вдох, – несешь… сука…
– Леон, я…
Неожиданно для самого себя принц схватил Шатису за горло. Руки будто жили своей жизнью и теперь желали придушить наложницу.
– Что ты несешь! – взревел он. – Что ты несешь!!!
В ответ девушка могла лишь хрипеть. Она протянула к его лицу ладонь с окровавленным камнем. Была ли это немая мольба или жест отчаяния, но Леон взял камень – так, словно это был горячий уголь.
– Это неправда. Ты лжешь мне…
За несколько мгновений черные виски Леона побелели.
– Как… За что… За что ее…
Камень дрожал в руках, а слова дрожали в горле.
– Мы даже не касались друг друга. Мы лишь смотрели на звезды… Между нами была пропасть…
– Она наложница императора, Леон. Я же говорила… Нельзя было! Нельзя было тебе… Леон… Нельзя было желать ее!
Раскрытая в нескольких футах от его лица пасть свирепого тиранодракона была ничто перед той бездной, что разверзлась перед ним сейчас. Леона мутило. Казалось, что кровь хлынет из носа, ушей и глаз разом. Тело то пронизывал ледяной холод, то жег адский пламень. Леон не хотел верить. Не могли боги быть столь жестоки к ним с Инарой. Ведь они ничем не прогневили высшие силы.
– Скажи, что все это ложь…
– Это правда.
Беспощадная память подбросила доказательство: Кристан Брекенридж говорил, что у Никки с подругами скорбный вид, словно они оплакивают кого-то.
Какие странные имена. Кристан, Никки, Шатиса… Леон с трудом вспоминал, кого они обозначают. В голове билось только имя Инары.
– Вон.
– Мой принц, позволь хоть как-то тебя…
– Вон!!!
Он швырнул в наложницу окровавленным осколком. Наложница подобрала камень и выскользнула из покоев иноземного гостя.
Время остановилось. Он смотрел в никуда и не видел ничего. Где-то далеко, за пределами его горя, проходили часы, а Леон сидел на полу, обхватив руками голову. Сидел и тихо звал Инару. Но она не отзывалась.
Он закрыл глаза и увидел себя пешим драконом на арене. Вокруг шумели люди, а он смотрел на них ненавидящими глазами, желая разорвать сотни вопящих ничтожеств в клочья.
Леон поднялся и уставился на кинжал, что преподнес ему прафеций. Неверными шагами подошел к тумбе, на которой лежал дар Гибры. Дрожащей рукой взялся за роскошную рукоять. Другой стянул ножны. Велик был соблазн вонзить клинок себе в глотку и отправиться в мир мертвых, к возлюбленной. Но краткое видение, где он был драконом, пробудило в нем другую страсть. И она сейчас была сильнее желания умереть. Жажда убивать. Леон бросился к дверям.
Ночь давно поглотила столицу Тассирии. Она была столь темна и тиха, что казалось, спят все люди и сами боги. Все, кроме одного человека, который шел обретшим твердость шагом. И вел его вселившийся
в душу невиданный по кровожадности зверь. Наследный принц Гринвельда видел цель так, словно изначально был рожден для нее. Он шел к вратам императорского дворца.Глава 17
Капкан, озерная нимфа и волчье сердце
Лошадь уставала быстро. Если Элисса была совсем легкой, то Вэйлорд этим похвалиться не мог. Чтобы дать кобыле немного отдыха, но не останавливаться, он в очередной раз спешился и пошел впереди, придерживая поводья. Принцесса сидела в седле, а точнее, на седле, свесив ножки с правого бока кобылы. Лес был совсем глухим, и даже звериные тропы приметить было сложно. Ветки то и дело норовили хлестнуть по лицу, и Нэйрос отводил их свободной рукой. Лошадь, снова и снова получая по морде веткой, всякий раз недовольно фыркала и вставала, пока Вэйлорд, недовольно ворча, не дергал за поводья. Вэйлорд выбрал бы для Элиссы другой путь, но необходимо было избегать больших дорог.
– Нэй, – донесся жалобный голос сзади.
– Да, ваше высочество, – отозвался беглый десница, не оборачиваясь.
– О боги, мы два оборванца со старой клячей, а ты говоришь «ваше высочество».
– Больше не буду, Элисса. Так в чем дело?
– Лошадь дурно пахнет.
– Ценное наблюдение, – фыркнул Вэйлорд. – Это самое малое из наших несчастий. Придется потерпеть.
– Но от нее и я дурно пахну.
– А вы знаете, что удобренные навозом цветы и ярче, и растут лучше? – усмехнулся Нэйрос.
Элисса насупилась.
– Изваляйтесь вы хоть в лошадином помете, для меня вы не перестанете быть прекрасной принцессой.
Выждав немного, Вэйлорд со смешком добавил:
– Разве что чуточку вонючей.
– Ну и поганец же ты, должна я заметить!
– Прошу прощения. – И снова смешок.
Через какое-то время лес стал реже, и они вышли к большой поляне. Вэйлорд остановился. Он долго вглядывался в густую траву и в заросли на противоположном краю поляны. Невнимательность могла дорого обойтись, нужно было убедиться, что поблизости нет лишних глаз. Наконец Нэй повел кобылу дальше, ускорив при этом шаг. Задерживаться на открытом месте все равно не стоило. Вскоре они вновь шли через заросли.
– Нэй! – Снова жалобный голос принцессы.
– Что?
Он, как и в тот раз, не обернулся: не хотел получить веткой по затылку.
– Я грязная вся.
– Вы чисты, как утренняя роса и весенний рассвет.
– Перестань говорить чепуху. Уж не знаю, куда ты меня макал, но я вся в глине… Надеюсь, что это глина…
– Это глина, Элисса. Не беспокойтесь.
– Как же не беспокоиться, когда я выгляжу не лучше поросенка?
– Поверьте мне, принцесса, вы выглядите несколько лучше. Хотя и в маленьких поросятах есть свое очарование.
– Нэй, прекрати острить!
Вэйлорд вдруг поднял руку и остановился.
– Тише!
Потревоженные ими ветки перестали трещать, и теперь не было слышно ничего, кроме слабого ветра где-то наверху, в осенней листве. Пока десница напрягал слух, продолжая держать руку поднятой, лошадь вдруг обеспокоенно затопталась.
– Ты тоже учуяла, старушка? – тихо проговорил Нэй.
– Старушка? – возмутилась Элисса.
– Это я лошади. Тише, прошу.