Кровавая ассамблея

— Я помню вас, Алексей Федорович, — сказала графиня, глядя на меня полными слез глазами. — Мы неоднократно виделись в императорском дворце. К сожалению, камер-юнкерство нынче не в почете у государя. Все ближние к царской особе посты ныне заняты людьми светлейшего князя Черкасского.

— Все именно так и есть, — согласился я. — Однако вы не возражаете, если я сразу приступлю к делу?

— Наоборот, — ответила графиня. — Не в моем состоянии затягивать нашу встречу. Можете задавать свои вопросы, камер-юнкер.

— Вам уже известно, что произошло вчера на ассамблее у князя Бахметьева? — спросил я. В конце я хотел назвать графиню по имени-отчеству, но вдруг понял, что совершенно его не помню. И потому концовка фразы у меня вышла какой-то смазанной, словно не законченной.

Но графиня этого не заметила. Кивнула.

— Мне уже рассказали весь этот ужас. Наш кучер Егор да лакей Митька, что на запятках ездит, были вчера там, дожидались графа у ворот. Они же и доставили его тело домой… — Графиня тихо всхлипнула и отвернулась. Я заметил, что она утирает с глаз слезы.

— Вы можете что-то сказать об отношениях графа с князем Бахметьевым? — Тут я наконец вспомнил ее имя и после небольшой паузы добавил: — Вера Павловна!

Графиня покачала головой:

— Не было у них никаких отношений! Обычное придворное общение, все больше о делах и о погоде. Да и не особенно часто это случалось.

— То есть, вы хотите сказать, что у графа не было ни малейшей причины стрелять в князя Бахметьева?

Тут графиня взяла свою чашку и глотнула из нее. И должно быть обожглась, потому что сразу одернула голову и неодобрительно покосилась на дворецкого, стоящего чуть позади сбоку от нее. Тот заметно напрягся. Графиня вернула чашку на столик.

— Если какие-то причины и были, то мне о них ничего не известно, — сказала она. — Но могу вас заверить, Алексей Федорович: граф никогда не стал бы просто так стрелять в безоружного. Он дворянин, а не разбойник. Если бы он имел претензии к князю Бахметьеву, то и решил бы их, как полагает дворянину!

— Совершенно я вами согласен, — ответил я, кивая. — В том-то и странность этого дела… Скажите, Вера Павловна, граф держал в доме пистолеты?

Графиня раздумывала всего мгновение. Потом подняла вверх руку, и дворецкий тут же подошел к ней.

— Капитон, сходи в кабинет князя, возьми из его стола шкатулку с пистолетами и немедленно принеси сюда! — строгим тоном приказала Вера Павловна.

Капитон моментально исчез. А графиня снова взялась за чашку, подула в нее и осторожно отхлебнула.

— Мой муж умел и любил стрелять, — известила она меня, глядя при этом в сторону. — И пару пистолетов держал не только на случай дуэли, но и для того, чтобы иметь возможность практиковаться в стрельбе. Так что стрелял он достаточно метко, уверяю вас.

— Из знакомых пистолетов, — добавил я.

— Само собой, — согласилась Вера Павловна. — Алексей Федорович, а вы и в самом деле такой опытный сыщик, как о вас говорят в свете, или же это просто слухи?

— Вероятно, просто слухи, — достаточно сухо ответил я. — Но мне приходится им соответствовать. Чтобы не терять лицо, знаете ли…

— Значит, то громкое дело об отравлении княжича Власова действительно раскрыли именно вы? — теперь графиня Румянцева глядела на меня сквозь очень узкий прищур, словно вдаль всматривалась. Мне даже как-то не по себе сделалось от этого взгляда.

— Не буду скромничать: я действительно приложил к этому руку. За что получил благодарность государя и проклятие рода Власовых.

— Вот как? — удивилась графиня. — В самом деле?

— В этом нет ничего удивительно, — пояснил я. — Младший брат злодейски отравил старшего, но и сам был предан гражданской казни и отправлен на Камчатку до скончания дней. В результате Власовы остались вовсе без наследников. А вину за это они возложили на вашего покорного слугу… — Я коротко кивнул. — Весьма удобная позиция, не правда ли?

— Но ведь вы просто выполняли свой долг! — заметила Вера Павловна, промокая платком под глазами невидимые слезы.

Должно быть ребенок в ее утробе в этот момент начал толкаться, потому что она внезапно замерла и вцепилась в живот обеими руками. Служанка, ожидающая в сторонке, так и подалась к ней, но в последний момент замерла на месте. Я напрягся.

— С вами все в порядке, ваше сиятельство?

Графиня сидела неподвижно еще некоторое время, затем облегченно выдохнула, расслабилась и откинулась в кресле.

— Да, все хорошо, Алексей Федорович. Мне еще две недели ходить, не меньше.

— Тогда, ради бога, не пугайте меня так больше!

Вера Павловна с горечью улыбнулась.

— Я полагала, что вы не из пугливых.

— Открою вам секрет, ваше сиятельство: все мужчины становятся пугливыми, будто лани, когда при них из женщины начинают выскакивать дети.

— «Выскакивать»? — с усмешкой переспросила графиня. — Сразу видно, что вам пока не доводилось присутствовать при родах!

— Да, это так, — не стал спорить я.

Тут вернулся дворецкий Капитон с деревянным ящиком на вытянутых руках. Толщиной он был с ладонь, а в длину немногим меньше полутора локтей. Ящик был покрыт черным лаком, а на крышке имел вырезанный замысловатый герб со львом и леопардом, удерживающими прямоугольный щит, под которым была видна латинская надпись: «Non solum armis». Означала эта фраза: «Не только оружием».

Подойдя, дворецкий очень бережно поставил ящик на стол.

— Открой шкатулку, — приказала Вера Павловна.

Капитон послушно сдвинул замысловатую защелку и поднял крышку. Повернул ящик сначала к Вере Павловне, а затем и ко мне, чтобы мы оба могли убедиться: пистолеты лежат внутри.

Это были французские пистолеты мастера Лепажа с шестигранными стволами и полным набором инструментов для их обслуживания и зарядки.

— Как вы сами можете видеть, наши пистолеты лежат на месте, в целости и сохранности, — ледяным тоном заметила графиня. — А теперь скажите мне, Алексей Федорович, положа руку на сердце: если бы мой муж задумал то гнусное злодеяние, которое ему приписывают, неужели бы он использовал для этого чье-то чужое неизвестное оружие, коль уж у него имелись собственные пистолеты? Хорошо знакомые и тщательно пристрелянные. Из которых он промаха не давал ни разу, и даже спорил на это счет со своими друзьями… Как вы полагаете?