Кровавая ассамблея

После очередной встряски рукав моего камзола немного задрался и стал виден шрам на запястье. Тот самый, который оставил на мне раджа Матхай Мукержи во время нашей первой встречи. Сейчас он был уже едва заметен — лишь светлая полоска длиной в палец. Да и то различима она была, только когда свет падал под определенным углом.

Однако, должно быть, сейчас направление света было именно таким, потому что графиня вдруг замерла, глядя мне на запястье, а потом медленно подняла на меня глаза.

— Алексей Федорович, — произнесла она тихо, — вы — маг?

На мгновение я опешил. Но быстро взял себя в руки.

— Что за фантазии, Вера Павловна, право слово?! Мне кажется, что наша беседа вас изрядно утомила, и вам пора отдохнуть!

Я хотел забрать у нее свою руку, но она вцепилась в нее еще крепче. Поводила пальцем по шраму. Глаза ее округлились, но горечи и злости в них я уже не замечал, а загорелась там искра надежды. А вот на что именно графиня надеялась — я даже и не знаю.

— Алексей Федорович, голубчик… — забормотала она. — Вы думаете, я не знаю отчего бывают такие шрамы?

— Шрамы случаются по всяким причинам, — заверил ее я. — Тот, о котором вы говорите, я получил в прошлом году, оцарапавшись о ржавый гвоздь в своем имении под Новгородом.

— Оставьте! — шикнула на меня Вера Павловна. — У моего мужа был точно такой же шрам! Ему оставил его тот странный индийский раджа, что проживает в заброшенном доме. Вы должны знать, Алексей Федорович: у нас мужем не было тайн друг от друга! Раджа нашел в нем чародейские признаки и определил на обучение в «тайную академию». И не далее, как этой весной, граф успешно сдал последний экзамен и был удостоен степени бакалавра магии.

Такие вот дела, значит. Выходит, граф Румянцев был магом. И даже бакалавром. Ну надо же…

— Зачем вы мне это говорите, ваше сиятельство? — спросил я строго.

Аккуратно расцепил ее пальцы на своем запястье и освободил руку. Поправил рукав камзола.

— Чтобы вы поняли, Алексей Федорович, что мы с вами на одной стороне, — скользя взглядом по моему лицу, ответила графиня.

— Порою шрам, Вера Павловна — это просто шрам. Я думаю, вам нужно отдохнуть, дабы не подвергать опасности вашего ребенка. Но я обещаю вам провести следствие со всей возможной тщательностью. И вашу версию произошедшего также обещаю отработать.

Графиня безвольно опустила руки. Кажется, силы оставили ее, потому что она закрутила головой по сторонам в поисках кресла, и мне пришлось подхватить ее за плечи. Тут подоспела и служанка с дворецким, и они помогли мне усадить ее в кресло.

— Вам нужен отдых, Вера Павловна, — снова сказал я, положив руку беременной женщине на плечо.

И почувствовал, как устремилась по силовым линиям магического поля, протянувшихся вдоль моей руки, живительная энергия. Она быстро напитала собой ослабевшее тело графини. Увидев, что ей стало значительно лучше, я поторопился убрать руку.

С беременными в этом плане следовало быть осторожнее. Если часть энергии напитает плод, то неизвестно еще как это может отразиться на его поведении. Никто специально опытов не ставил, но теоретически ребенок может стать настолько активным, что может вызвать собственные роды.

Вера Павловна смотрела на меня с благодарностью. И опять же с надеждой. Вот только теперь я знал, на что она надеялась.

Попрощавшись с графиней, я покинул ее дом и вернулся к своему экипажу, где Гаврила, дымя трубкой, вел беседу с каким-то мужичком в парадном кафтане. Был он излишне упитан и вид имел глуповатый, но при этом смотрелся опрятно, да и начищенные до блеска сапоги его говорили о том, что служит он лицу весьма знатному.

Завидев меня, мужичок сразу поклонился в пояс и отошел от экипажа на почтительное расстояние.

— Домой, — скомандовал я, усевшись на сиденье.

— Хорошо, барин, — отозвался Гаврила.

Он взмахнул поводьями, и экипаж тронулся с места. Я заметил, что мужичок в кафтане провожает нас взглядом, помахивая рукой.

— Кто это был? — спросил я у Гаврилы.

— Так это кучер Румянцева, мы вчерась вместе у ворот дожидались. Вот и познакомились. Егором зовут, коли интересно.

— Хм… И о чем же вы с Егором говорили? Вчерашнее происшествие поди обсуждали, как бабы у колодца?

— И вчерашнее тоже, — не стал спорить Гаврила. — Поди не каждый день графья в себя пулю пускают.

— Это верно, не каждый, — согласился я. — И что же думает Егор по поводу происшествия?

Гаврила мне долго не отвечал, и я решил было, что за топотом копыт он не расслышал моего вопроса. Но спустя минуту Гаврила вдруг вновь заговорил:

— Егор считает, что граф не мог сам в себя выстрелить, да и в сиятельного князя стрелять он нужды не имел. Пистолетов при графе не было, это Егорка знает точно. И задерживаться долго на ассамблее граф не собирался. Он сказал Егорке, что пробудет недолго, и чтобы тот не отлучался никуда, а ждал его снаружи.

— И что же — он все это время ждал графа у ворот? — спросил я.

— Не-е, от ворот его прогнали! — хохотнул Гаврила. — Как и меня. Слишком много экипажей прибывало на ассамблею, разместить всех рядом с воротами никак не получилось бы. Вот он и отъехал подальше, остановился неподалеку от меня. Так мы вместе почти до утра и проторчали. Было время поговорить. Половину моего табаку выкурили!

— Ты же сказал, что Катерина запретила тебе курить табак, — заметил я с усмешкой.

— Так ты ей не рассказывай, барин, а то заругает! А она знаешь, как ругать умеет? Ой-ей! Уж на что твой батюшка ругаться умел, но и ему у Катерины еще поучиться следовало бы!

— Не расскажу, — пообещал я. — Ты давай, докладывай, о чем вы еще с Егоркой языки чесали?

— Да и не только с Егоркой, — поправил меня Гаврила. — Много кто к нам подходил, табачком угоститься да новости обсудить. Только один кучер очень неприветливым оказался. Волком на меня зарычал, когда я сам к нему подошел и заговорить попытался.

— Кто таков? — полюбопытствовал я. — Чей он кучер?

— Так я, барин, знать не знаю. А он и не сказал. Я же говорю: неразговорчивый попался. А когда я колесо у него на карете покачал — показалось мне, что оно как-то криво стоит — так он и вовсе на меня плеткой замахнулся. «Поди, — говорит, — прочь отсюда, покуда плетки не получил». А у самого один глаз кривой и какой-то желтый, как будто грязный. Обидно мне так, Алешка, стало! Хотел я его поколотить, да сдержался. Потому как тебе это лишней заботой могло обернуться, ежели барин у этого грубияна очень значимый окажется.

— И хорошо, что удержался, — похвалил я, с силой схватившись за края экипажа, поскольку дорога пошла плохая, и нас принялось раскачивать из стороны в сторону. — И кто же барин у этого наглеца?

Я заметил, как Гаврила мотает рыжей головой.

— Это мне неизвестно. Из кареты так никто и не вышел, хотя они подъехали позже нашего, и даже у ворот не останавливались, а сразу в сторону проследовали. Я это точно говорю, потому как подумал тогда: «А почему это из кареты никто не вышел?»