Кроваво-красный

 — А что посильнее? — голос Терис прозвучал настолько сдавленно и несчастно, что женщина обернулась, перестав перебирать содержимое полок.

 — Что, все так плохо?.. — ее тон и взгляд теплых карих глаз выражали наивысшую степень жалости и сострадания.

 — Очень. Муж год в запое...и вот результат, — стараться, чтобы изобразить боль и страдание, Терис не пришлось, ситуация изначально к этому располагала, — Вы дайте что-нибудь, что посильнее, я заплачу...

 Хозяйка вздохнула и, одарив ее еще одним не менее сочувственным взглядом, полезла в самую глубь полок, выуживая оттуда небольшую деревянную банку.

 — Тут лучше порошок. Унция — пять золотых, — в ее интонации проскользнула некоторая неловкость, порожденная сочувствием и природной мягкостью, — Вы уж простите, что так дорого, но сами знаете, минотавр — зверь редкий, убить тяжело. И готовится все долго...

 — Я заплачу, сколько надо, лишь бы помогло, — Терис подняла на нее печальный взгляд, — А в чае это растворить можно?..

 — Конечно, вы только заварите покрепче и меда добавьте. Щепотки порошка будет достаточно, эффект через пять минут. Так вам унцию?

 — Дайте две... — исполненный неподдельной боли вздох сделал свое дело, и трактирщица щедро насыпала в стеклянную склянку несколько больше.

 — Вы подождите, сейчас чай принесу, — приняв от Терис десять золотых, она заторопилась на кухню, — С пирогом, у меня яблочный. Нет-нет, денег не надо, за счет заведения...

 ***

 После яркого солнца и свежего воздуха густой сумрак подземелья ослепил, и несколько мгновений Терис стояла у красной двери в Убежище, вслушиваясь в приглушенные каменными стенами звуки. Шипящий голос Очивы доносился из тренировочного зала, и ей что-то отвечала Антуанетта Мари, оттуда же летел грохот тяжелых ударов боевого молота Гогрона о тренировочный манекен. До странного дружная тренировка, каких Терис до сего дня еще не видела, и это невольно наводило на мысли о том, что проверяющий из Черной Руки уже здесь. И, скорее всего, Спикер. И Харберт...

 От мысли о норде стало до головокружения не по себе, и Терис долго стояла, переводя дыхание и стараясь сосредоточить пугливо жмущиеся в уголках сознания мысли на предстоящем. Не так уж и страшно, если все пойдет по плану.

 Когда зрение прояснилось, она на цыпочках миновала зал и, продолжая прислушиваться, тихо спустилась по лестнице. Большинство убийц здесь, несомненно, рядом и Винсент, редко покидающий убежище, но лучше не задерживаться надолго, только убедиться, что Спикер и проверяющий на месте, и найти норда. Где его комната, полукровка понятия не имела, и едва ли стоило идти туда — слишком много подозрений породит этот визит, и не стоит отдаляться от обжитых этажей форта, особенно от того места, где сейчас Спикер.

 — Ищешь кого-то?

 Терис резко обернулась на звук знакомого, но до неузнаваемости отравленного горечью голоса, и не сразу смогла ответить.

 Альга постарела на десятки, на сотни лет. Раньше почти не заметные морщины обозначились сильнее, резкими росчерками залегли в уголках рта, на лбу и вокруг бесконечно усталых глаз, в черных волосах прибавилось седины, а осанка утратила прежнюю прямоту, которой могли позавидовать и молодые.

 — Здесь...как-то пусто, нет никого, — выдавила Терис и сделала неловкий шаг к ней, всем существом ощущая свое бессилие, — Ты как?..

 Данмерка усмехнулась — одними тонкими пересохшими губами, в то время как остальное лицо застыло подобно маске, и медленно повернулась, жестом пригласив Терис за собой в темноту уходящего вниз коридора.

 — Идем, составишь мне компанию.

 Мгновение Терис колебалась, разрываясь между необходимостью найти норда и болезненным, близким к чувству долга желанием последовать за информатором. Ей плохо, надо побыть рядом…и узнать что-то, что сократит время поисков.

 — А Винсент? Где все?.. — Терис все же пошла за ней, не переставая прислушиваться к звукам.

 — Они разговаривают с Банусом, дела Черной Руки, — в голосе Альги неприкрытая ненависть сливалась с презрением, — В последнее время слишком многие в них лезут...

 Похолодев, полукровка впилась в ее спину взглядом, пытаясь угадать, кого она имела в виду:

 Харберта, ставшего поверенным в своем убежище, или ее саму? И, кого бы она ни подразумевала, откуда сведения?

 В комнате Альги царила почти полная темнота, но в ней Терис все же смогла различить очертания двух оставленных на столе бутылок, и при виде них сердце неприятно сжалось в предчувствии того, что сейчас ей придется слушать данмерку. Только слушать, сидя на месте и глядя в стол, поскольку она не умела утешать людей, не умела искать для этого слова, а сейчас с беспощадной ясностью понимала, что с такой задачей не справился бы и самый красноречивый священник.

 Зажглись огоньки двух свечей, и Альга села за стол; поправив растрепавшиеся волосы, плеснула себе из бутылки в бокал густой багрянец вина и оцепенела, сжав исхудавшие пальцы на серебряной ножке. Сделала глоток, остановившимся взглядом прилипнув к оплывающей в подсвечнике свече, и наступившее молчание данмерки было хуже слез и жалоб.

 — Альга...я знаю, что Корнелий этого не делал, — проговорила полукровка в стремлении развеять гнетущую тишину и понимая, что ее слова вряд ли будут услышаны. А если и будут, что толку? Что толку в пустых словах и ее вере в невинность брата? Он мертв, его подставили, а Ярость Ситиса не стала искать виновного, карая строго в соответствии Догматом того, чьи руки в крови.

 — Он был похож на моего сына, — прозвучал в тишине отчужденный и утративший весь яд голос Альги, и Терис замерла в полушаге от двери, не смея переступить порог и покинуть тяжелый полумрак комнаты.

 — Илвер...работал на Мораг Тонг, делал большие успехи. Только с одним заданием не справился, не смог убить жертву. Не стал убивать, — губы Альги дрогнули в болезненном подобии улыбки, — В нем была жалость, передавшаяся неведомо от кого, она его и сгубила. Они казнили его за неповиновение, обвинив еще и в предательстве. Некоторых я смогла убить, и убила бы больше, если бы не Винсент. Он уговорил меня бежать... И сейчас все повторяется. Почти. Они убили Корнелия, а я не могу убить их.

 Терис почувствовала, как в горле встает ком, а ноги подкашиваются. Хотелось не слышать всего этого, сосредоточиться на Харберте, но чужое горе обжигало огнем до кости, заражало…и не было чужим. Даже мертвый Корнелий оставался близким по сравнению с остальными, и Альга значила слишком много, чтобы развернуться и уйти.

 Неловко переступив, убийца подошла к ней и несмело дотронулась до неожиданного костистого плеча данмерки в неумелой и бессмысленной попытке выразить своей участие.

 — Альга, все наладится... И у тебя есть дочь и внук.

 Она ответила не сразу, долго глядя сухими и воспаленными глазами на пламя свечи и водя по бокалу длинными пальцами, с длинных ногтей которых частично слезла черная краска.

 — Они далеко, и давно привыкли обходиться без меня. Здесь была семья. Мэг...ты ее не знала, но она была моей единственной подругой. Люсьена привела она, еще мальчишкой, и я учила его алхимии. Я имею в виду нормальную алхимию, остального он набрался у некромантов. А теперь он вырос, стал Спикером и запрещает мне покидать город и ехать к Слушателю, чтобы я ничего не натворила, — Альга болезненно оскалилась в дикой полубезумной усмешке и зарылась пальцами в растрепанные волосы, — И я неизбежно переживу его... Не смотри на меня так, не жалей. Ты тоже умрешь раньше. Такие как ты вообще не живут долго, а сейчас... Сейчас выживают только крысы вроде Харберта.