Кровавый год

Мы усиливали напор, вводя в бой все новые и новые батальоны. На острие атаки шли муромцы, поклявшись вернуть честь гвардейцев императора, которую, как они считали, утратили на берегах Фульды. Красные знамена мелькали все ближе и ближе к стенам крепости.

— Отправьте всех гренадеров, вооруженных новыми гранатами, на штурм замка, — распорядился я. — Егерям сосредоточить огонь на виноградниках, чтобы не допустить подхода подкреплений с берега Рейна. Готовьте ракеты, мы обрушим их на Кауб и на понтонный мост, как только приблизимся на нужную дистанцию.

В яростных штыковых атаках муромцы загнали остатки передовых линий французов внутрь «Хорошего утеса». Они облепили, как муравьи, его стены. За неимением лестниц строили живые пирамиды. Гренадеры снизу подавали зажженные гранаты, гвардейцы, стоя на плечах товарищей, перекидывали их через верки. Грохот разрывов, дым, летящие во все стороны шрапнельные пули и куски металла, испуганные крики, вопли раненых, гром французских орудий, пытающихся сбить напор русских, ружейная трескотня из окон донжона и бывшей резиденции владельца замка, языки пламени — Гутенфельс превратился в филиал ада.

Через полчаса все было кончено. Над 35-метровым квадратным донжоном взвился мой флаг.

— Артиллерию вперед! — скомандовал я и поскакал со своей свитой к гостеприимно распахнутым воротам. — Где «Ракетницы»?!

Повсюда валялись трупы и горы поломанного оружия, черные треуголки французов, суконные шлемы муромцев, барабаны и алебарды, сломанные полусабли и гнутые штыки. Моим гвардейцам победа далась нелегко. Но еще ничто не закончилось. Большая французская армия толпилась внизу у переправы, жидкий ручеек устремлялся на другой берег, там строились первые полки, готовые начать трудный подъем по лесистым склонам.

Атас! Французы уходят!

Не доезжая замка оглянулся: мои артиллеристы трусцой бежали в сторону открытой всем ветрам плоской площадки, тащили на руках направляющие, ракеты, станины. Надрывались, падали.

— Помогай! — закричал я своим конвойцам и свите, спрыгивая с коня.

Все, мои конвойцы с Коробицыным во главе, Никитин и даже принц Луи Карл, последовали моему примеру. Мы подхватили у выбивающихся из сил ракетчиков их тяжелую ношу. Потные красные мужики, хрипло дыша, начали собирать зарядную установку. Я помогал, лично заправил один снаряд в направляющие.

— Куда бить, государь? — спросил спокойный и сосредоточенный главный пушкарь, прикручивая последний винт и занимаясь наводкой.

У меня были сомнения, что ракеты смогут накрыть Кауб, все ж таки они летят сперва вверх, а не сразу вниз под углом в сорок пять градусов. Тут считать надо, а Фусс в госпитале и времени нет.

— До противоположного берега долетит? — уточнил у артиллериста.

— Дотянет!

— Давай!

— Тогда в сторонку отойдите от греха, Ваше величество! Не приведи бог, рванет при старте.

Глупой бравадой заниматься не стал, махнул своей свите, что возвращаемся к лошадям. Убедившись, что мы на безопасном расстоянии, пушкарь поднес длинный шест с кремниевым замком к взрывателю. Щелк! Вжух! Первая ракета пошла.

С нашей позиции противоположный берег был как на ладони. Дымные следы прочертили воздух над речной долиной, разрывы вразброс накрыли скаты горы, отдельные ракеты попали в воду, устроив ледяной душ переправлявшимся войскам. Позже я узнал, что случайно ударившийся в стену Пфальцграфенштайна снаряд заставил подавиться обедавшего там герцога Фитц-Джеймса. Вполне возможно, что то была лично мною снаряженная ракета.

— Едем в замок!

В голове билась только одна мысль: где же мои конные егеря? Успеют? Знают ли они о переправе?

Бросил коня во дворе Гутенфельса, со всех ног побежал в донжон, вскарабкался на самый его верх и быстро окинул взглядом впечатляющую панораму долины Рейна. Она лежала передо мной во всей своей красе — длинная лента реки, внушающие уважение склоны гор, спускающихся к воде, силуэты баронских замков, видимые и справа, и слева, виноградники — земля войны и вина. У меня вырвался громкий крик радости. Не от красоты природы, а из-за куда более подходящего повода — на горах с другой стороны Рейна, на открытом пространстве, я разглядел разворачивающуюся конницу под моими знаменами. Петров! Он прибыл, чтобы схватить за задницу маршалов Франции! Егеря, карабинеры и драгуны спешивались, отдавали лошадей коневодам и быстро бежали занимать позиции на склоне. Туда же подъезжала конная артиллерия. Многие пушки уже открыли огонь по поднимавшимся французам — те остановились, заметались от неожиданности, начали отступать под градом пуль и картечи, не имея возможности оценить силы внезапно появившегося врага.

Дальнобойные пушки Петрова открыли огонь по ближайшей к нему части понтонного моста. Всплески воды, разрывы на острове…

— Немедленно разместить «Ракетницу» так, чтобы смогла накрыть Кауб. Предупредительный залп. Местных жителей жаль, но на войне как на войне. Пусть ракетчики попробуют разрушить понтоны, — распорядился я, и несколько ординарцев бросились вниз, чтобы донести до артиллеристов мой приказ.

(1) В реальной истории именно в этом месте подобная переправа через Рейн случилась в первых числах января 1814 года. Ее организовал фельдмаршал Г. Л. Блюхер. Понтоны возводили русские саперы.

(2) В 1793 году французы сумели без боя захватить замок Гутенфельс. В 1806-м Наполеон приказал взорвать укрепления. Впоследствии их восстановили. Сегодня замок стоит над долиной Рейна в своем средневековом великолепии, и по его руинам и не скажешь, что видишь, в принципе, новодел.

Глава 19

Через несколько часов французская армия сложила оружие. Березины на Рейне не случилось. Никто не собирался бросаться в ледяную воду. Мы находились в центре Европы, здесь еще царили рыцарские правила войны. Маршал Сен-Жермен понял, что его переиграли, что он сам себя переиграл. Принимать сражение, когда господствующие высоты в руках неприятеля, а ты стиснут на узком пространстве береговой полосы и не имеешь возможности ни маневрировать, ни развернуть орудия? Шесть тысяч Петрова его окончательно сломили, а разрывы ракет на забитых войсками улочках Кауба убедили, что дальнейшее сопротивление бессмысленно.

От него прибыли парламентеры, я потребовал безоговорочной капитуляции. Оба маршала поднялись ко мне в Гутенфельс. Я принял их в парадном зале резиденции, которую наскоро привели в порядок, убрали разбитые стекла, трупы, разорванные подсумки. Вокруг длинного стола, покрытого царапинами, расставили чудом уцелевшие стулья. На стенах были изображены рыцари в доспехах, сражающиеся то ли на турнирах, то ли с врагами — их битва длилась вечно, а наша была закончена.

— Ваше Величество, примите наши шпаги! — старик Фитц-Джеймс, умудрившийся выглядеть безукоризненно после столь жаркого дела, протянул мне свой клинок.

— Господа, оставьте их себе, — милостиво махнул я рукой. — Присаживайтесь. Отведаем рейнского. Я знаю, что вы из патриотизма предпочитаете бургундское или бордосское, но что имеем, то имеем.

Нам откупорили бутылки, разлили по хрустальным бокалам. Они к удивлению тоже сохранились в ходе этой бойни.

— Блестящая победа, сир, — обратился ко мне граф Сен-Жермен, пристраивая шпагу обратно на боку и усаживаясь за стол. — Видит бог, я проиграл достойнейшему, и это скрашивает горечь нашего поражения.