Крушение надежд
Шрифт:
Научный отдел ЦК партии срочно запросил доклад для проверки. За день до отъезда Рупика туда вызвали. Оказалось, что на конгресс едут еще двое ученых, оба члены Медицинской академии, профессора Чаклин и Новаченко. Они сидели в приемной и ждали инструктора ЦК. Профессора тихо беседовали между собой и время от времени удивленно поглядывали на Рупика, он смущенно молчал.
Наконец к ним вышел молодой мужчина в прекрасно сшитом костюме, вежливо поздоровался, пожал всем руки. Он вернул Рупику текст доклада с грифом научного отдела ЦК и сказал:
— Все проверено, государственных секретов не
Потом он начал инструктаж, говорил мягким голосом:
— Вы должны понимать, какая на вас лежит ответственность: вы представляете за границей советскую науку. На съезде могут быть противники нашей страны. Будьте осторожны в общении с иностранцами, не вступайте ни в какие частные беседы, отвечайте только на научные вопросы. Ходить по улицам старайтесь не по отдельности, а вместе. Ни в коем случае не ходите в гости — могут быть провокации. Имейте в виду, наше посольство знает о вас и всегда придет вам на помощь.
Профессора солидно кивали головами, они ехали за границу не впервые и привыкли к инструкциям. Рупик удивленно моргал глазами, инструктаж создавал впечатление, будто они едут не на научный конгресс, а в тыл противника, как диверсанты. Одно он понимал ясно: за ним могут там следить.
Выйдя на улицу, профессора пожали Рупику руку:
— Вы на поезде едете?
— На поезде.
— Тогда увидимся на конгрессе, мы летим на самолете.
И вот, наконец, все неприятности позади, он сидит в купе вагона в поезде «Москва — Прага», расслабился, был в предвкушении — доклад на международном съезде может открыть ему дорогу в большую науку.
За двадцать минут до отправки в его купе вошли агенты КГБ, два лейтенанта. Они заглянули за обшивку стенки: не спрятано ли что-нибудь, порылись в багаже, обнаружили только рубашки и две бутылки «Особой».
— Зачем водка?
— Это сувенир, подарок.
— Подарки везти не разрешается. Кому подарок?
— Чешскому ученому.
Они пытались читать непонятную рукопись доклада, с удивлением рассматривали английский текст, таблицы и слайды к докладу:
— Это что такое?
— Это перевод моего доклада на английский язык, а это схемы-иллюстрации.
— А вы знаете, что за границу нельзя выводить государственные секреты?
— Это не секреты, это давно открыто и напечатано.
— А зачем нужен перевод?
— Конференция международная, доклад могут не понять на русском, тогда я прочту его на английском.
— У вас есть на это разрешение?
— Но ведь это просто перевод на английский язык. Его читали в ЦК.
Рупик понял, что его подозревают в научном шпионаже, испугался, что его снимут с поезда и арестуют.
— Мы не знаем, не подменили ли вы иностранный текст.
— Как же я мог его подменить? Ведь на нем стоит гриф из ЦК партии.
Они ушли за минуту до отправки, оставив ему рукописи и даже водку. Но настроение сразу испортилось. Поезд тронулся, но Рупик чуть не плакал от обиды и унижения.
Из-за всех проволочек Рупик приехал в Прагу, едва успев к началу съезда. Его доклад стоял одним из первых, он делал его на английском, хорошо вызубрил, ему даже не нужна была бумага.
Доклад
вызвал интерес, к Рупику подходили, поздравляли. Оба русских профессора похлопывали его по плечу:— Молодец!
Американцы и англичане хвалили его английский язык, расспрашивали о жизни ученых в России. Рупик смущался, говорить правду не хотел и не мог, старался скрывать смысл ответов в иронических перифразах.
Сам Гашек подошел, обнял его, шумно хвалил:
— Вы сделали блестящий доклад. Я очень рад за вас. Я бы пригласил вас домой, но знаю, что русским запрещено ходить в гости. После заседания пойдемте в мой кабинет.
Там Гашек первым делом выдал Рупику полагающиеся ему чешские кроны:
— Если хотите что-нибудь купить, лучше в универмаге «Белый лебедь», прямо на Вацлавской площади.
Рупик, страшно смущаясь, подарил ему водку. Гашек всегда полный жизнерадостности, бурно благодарил.
В его натуре всего было в избытке, и способностью пить водку он обладал тоже великой. Первую бутылку они распили сразу, Гашек пил стаканами, Рупик — маленькими рюмками.
Густым баритоном Гашек сразу рассказал Рупику антисоветский анекдот:
— Знаете, наши чехи говорят: «Что такое спутник? Это единственный сателлит, которому удалось оторваться от Советской России».
К концу второй бутылки Гашек предложил Рупику перейти на «ты»:
— Алкоголь способствует общению и дружбе. А это помогает делу. Западная цивилизация потому и продвинулась вперед по сравнению с восточной, что у нас был алкоголь, а у них гашиш, который разобщает.
Рупик непривычно захмелел от водки и от неожиданно быстрой дружбы с таким человеком, академиком, всемирно известным ученым.
— Ой-ой, Милан, у тебя очень открытая натура.
— Да, я по натуре демократ…
— А у нас в России никакой демократией даже и не пахнет, люди мрачные, недоверчивые. Например, ни один советский профессор твоего ранга не стал бы пить со мной водку, и не перешел бы на «ты» с никому неизвестным ученым.
— Да, я знаю ваших русских, они чересчур осторожные, зажатые. Эти два профессора, что приехали с тобой, они тоже не хотят быть откровенными в разговорах, гордятся, что академики. Но я тебе так скажу: настоящим ученым не нужно никаких градаций, их нужно различать не по званиям и степеням, а только по научным достижениям. Ты был до сих пор неизвестным, но твои достижения только начинаются. А в ближайшем будущем ты можешь стать очень известным. Поверь, я еще буду гордиться, что пил водку с тобой! — И Гашек расхохотался.
Милан Гашек был первым человеком с Запада, с которым Рупик столкнулся, и он навсегда остался для Рупика образцом поведения. Молодой ученый копировал его манеру поведения, одежду, даже белый платочек, красиво вдетый в нагрудный карман пиджака.
* * *
Несмотря на то что ходить по одному им не рекомендовали, оба профессора сразу оставили его, и Рупик осторожно бродил по городу. За неделю в Праге он успел посмотреть многое, и все его потрясло. Он всегда интересовался историей евреев и узнал, что они жили в Праге с X века, что в 1400-х годах здесь уже было большое еврейское поселение с несколькими синагогами и кладбищем. Красивые синагоги оставались на местах, хотя были закрыты.