Крушение надежд
Шрифт:
Вторжение под командованием маршала Гречко было осуществлено соединенными армиями Польши, Венгрии, Восточной Германии и Болгарии. Но основные войска были советскими. Чехословацкая армия не стала бороться с намного более сильным противником.
В Кремле была подготовлена «доктрина Брежнева», согласно которой СССР имел право вмешиваться в дела социалистических стран, если это угрожало содружеству. Фактически это была программа дальнейшего порабощения этих стран.
Уже после вторжения состоялся в Высочанах XIX чрезвычайный съезд партии коммунистов, который поддержал реформы.
Дубчека и его соратников арестовали и доставили в Москву для переговоров. Их сняли с постов, Дубчек был отстранен от власти, исключен из партии и отправлен на должность руководителя лесничествами в Словакию, где и проработал до пенсии.
Буквально на следующий день после вторжения советское радио и газеты
Вооруженное подавление свободомыслия в Чехословакии означало не только удар по этой стране, но и конец надеждам на любые изменения в политике. Прозвучало грозное предупреждение диссидентскому движению в самом Советском Союзе: не ждите прогресса! И все-таки нашлись смельчаки, и через четыре дня после вторжения, 25 августа, на Красную площадь в Москве вышла группа диссидентов: Павел Литвинов (внук бывшего министра иностранных дел) [134] , Лариса Богораз, Константин Бабицкий, Виктор Файнберн, Владимир Дремлюга, Вадим Делоне и Наталия Горбаневская. Они подняли плакаты: «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!», «Позор оккупантам!», «За вашу и нашу свободу!», «Свободу Дубчеку!». Это был первый публичный протест на Красной площади, эти шестеро выступили от всех протестующих. В их протесте сконцентрировались мысли всех, кто хотел видеть человеческое лицо социализма.
134
В книге текст ссылки отсутствует (прим. верстальщика).
Смельчаков мгновенно арестовали прямо на площади, на суде всем дали разные сроки заключения и ссылки за «клеветничество». Но подавление Пражской весны способствовало росту протеста и усилило разочарование левых марксистско-ленинских кругов в западных странах. Из французской и итальянской коммунистических партий в знак протеста вышли многие коммунисты. Поэт Евгений Евтушенко написал стихотворение: «Танки идут по Праге… Танки идут по правде…».
Алеше Гинзбургу понравилась смелость поэта, но он решил выразить свое отношение.
Под контролем советских сил по всей Чехословакии власти восстановили прежний режим, увольняли и арестовывали за проявленное свободомыслие.
Триста тысяч ученых, врачей, инженеров, журналистов, писателей бежали через Австрию в другие страны Европы и в Америку. Академик Милан Гашек собрал сотрудников своего института и сказал:— Наша страна была пять веков под пятою немцев. После войны мы ожидали свободы, но оказались под давлением русских, а теперь, с их вторжением, мы опять надолго останемся под их пятой. Я предлагаю всем сотрудникам с семьями переехать в Лондон. У меня там хорошие связи, и мы сможем спокойно жить и продолжать нашу работу.
Некоторые сотрудники колебались, а он не хотел бросать их в тяжелое время и остался с ними. Гашек надеялся, что своим научным авторитетом сможет защитить людей от нападок новой власти. Но кто-то донес, что он предлагал уехать из страны. Гашека сняли с поста директора, исключили из Академии, перевели на должность младшего научного сотрудника. Прежде жизнерадостный и полный научных идей, Милан Гашек постепенно впал в глубокую депрессию, физически ослабел, постарел и даже перестал выпивать. Он больше не сумел работать в полную силу и не смог восстановить свои способности. Так вторжение сломало эту яркую личность [135] .
135
Автор был другом академика Милана Гашека.
Патриоты Чехословакии были лишены возможности бороться против оккупации, но продолжали выражать протест. На «Стадионе десятилетия» в Варшаве поляк Рышард Сивец облил себя бензином и поджег на глазах у ста тысяч зрителей. На Вацлавской площади Праги совершил самосожжение чешский студент Ян Палах. Об этих событиях сообщал только «Голос Америки».
Потрясенный и возмущенный Алеша написал и передал Моне для самиздата:
В день похорон Яна Палаха две студентки Московского университета вышли на площадь Маяковского с плакатами «Вечная память Яну Палаху!» и «Свободу Чехословакии!» и с последним четверостишием из стихотворения Алеши. Они простояли там всего двенадцать минут, за это время вокруг них собралась толпа сочувствующих. В немедленно вмешались переодетые агенты КГБ, разорвали плакаты и разогнали толпу.
Долго после вторжения чехи и словаки говорили русским: «Мы вас ждали пять веков, терпели двадцать лет, но не забудем никогда».
82. В Саранске
В городе Саранске, столице Мордовской республики, евреи раньше не проживали. Но после смерти Сталина, когда начался массовый исход из лагерей ГУЛАГа, тут стали селиться первые освобожденные семьи еврейских интеллигентов. По закону крупные города были для них закрыты, а Саранск их привлекал небольшой, но все-таки образовательный центр, в 1957 году был организован университет. Своих преподавателей и студентов не хватало. Русская и еврейская молодежь шла в него учиться, а старшее поколение евреев оседали в качестве преподавателей.
Саранск был запущенным и грязным городком, весной и осенью он утопал в густой грязи. Студенты и преподаватели ходили в резиновых сапогах, снимали их только внутри университета. И вся жизнь была серой и бедной. Но все-таки Саранск находился в центральной части Европейской России, недалеко от Москвы и бассейна Волги, это давало возможность хоть какого-то снабжения, тысячи людей ездили в Москву за продуктами, организовывали для этого специально выделенные поезда.
После длительной ссылки приехал жить в Саранск и профессор Лев Семенович Гордон, историк средневековой французской литературы, с женой Фаиной Борисовной, тоже литературоведом. Они привезли с собой сундук ценных старинных французских изданий и стали преподавать историю литературы. Вокруг них образовался круг евреев-интеллектуалов.