Кружной путь, или Блуждания паломника

– Пища наша проста, - сказал Классикус, - и придется не по вкусу тем, кто изощрил свою чувственность в южных краях. Но оцените совершенство формы. Банки - безупречный куб, галеты - квадрат.

– Надеюсь, - сказал Гумани, - вы заметили, что мы не употребляем старых, романтических приправ.

– Заметили, - скзал Джон.

– Все лучше редиски, - сказал Труд.

– Вы здесь живете, господа?
– спросил Виртус.

– Да, - отвечал Гумани.
– Мы основали общину. Народу у нас мало, пищи тоже, но когда мы возделаем эту землю, всего будет достаточно, конечно, для умеренных людей.

– Это прекрасно!
– сказал Виртус.
– Каковы же ваши принципы?

– Вера, гуманизм, классицизм, - сказали хором бледные люди.

– Вера! Значит вы - управители?

– Ни в коей мере!
– вскричали Гумани и Классикус.

– Но вы верите в Хозяина?

– Меня эта проблема не занимает, - сказал Классикус.

Я же, - сказал Гумани, - знаю точно, что Хозяин просто миф.

– А я, - сказал Угл, - знаю точно, что Хозяин - истинный факт.

– Как странно!
– сказал Виртус.
– Не пойму, что же вас объединило.

– Ненависть, - сказал Гумани.
– Да будет вам известно, что мы - братья, и отец наш - мистер Умм.

– Я его знаю, - сказал Джон.

– Он был женат дважды, - продолжал Гумани.
– Первую его жену звали Мерзилия, вторую - Хладилия. От первого брака родился Сигизмунд, наш сводный брат.

– Я знаю и его, - сказал Джон.

– Мы же, - сказал Гумани, - родились от второго.

– Так мы в родстве!
– вскричал Виртус.
– Вы, наверное, знаете, что у Хладилии был сын от первого брака. Это я и есть. Мы - сводные братья. Как ни жаль, отца своего я не помню и даже слышал, что его не было.

– Ни слова больше!
– сказал Угл.
– Вряд ли вы полагаете, что этот предмет нам приятен. К тому же, моя должность велит мне отречься даже от законных родственников.

– Кого же вы все ненавидете?
– спросил Джон.

– Учились мы, - сказал Гумани, - у нашего сводного брата, в Гнуснопольском университете, и знаем, что всякий, связавшийся со старым Блазном, навсегда остается рабом его темнокожей дочери.

– А сами вы бывали у лорда Блазна?
– спросил Джон.

– Конечно, нет. Мы научились ненавидеть его, наблюдая за тем, как повлияли его песни на других. Ненависть к нему - первое, что нас объединило. Затем мы обнаружили, что, живя в Гнуснополе, неминуемо попадешь в темницу.

– Я и это испытал, - сказал Джон.

– Таким образом, нас объединяет ненависть к Великану, Гнуснополю и Блазну.

– Особенно к Блазну, - уточнил Классикус.

– Я бы сказал иначе, - заметил Угл.
– Ненависть к полумерам. Мы ненавидим сентиментальное мнение, что есть хоть что-то хорошее, что-то достойное, хотя бы сносное, по эту сторону Ущелья.

– Вот почему, - сказал Классикус, - мы с Углом и враги, и единомышленники. Я не разделяю его идей о той стороне Ущелья. Но мы согласны в том, что здесь ничего хорошего нет, и не позволим морочить нам голову чувствительной, благодушной чепухой.

– Меня же, - сказал Гумани, - объединяет с Углом иное. Он направляет в единое русло всю эту мистическую чушь - всякие мечтания, пылания, томления и отводит им место на той стороне, очищая от них эту. Тем самым, мы можем создать здесь цивилизацию, основанную на принципах м-ра Трутни и даже на принципах Великана, но без покровов иллюзии. Только так мы будем людьми, а не животными, как хотел бы Великан, и не ангелами-недоносками, как хотел бы Блазн.

– Мистер Джон уснул, - сказал Труд и не ошибся.

– Простите, - сказал Виртус, - мы сегодня долго шли.

И я увидел, как все шестеро легли на мешковину. Было намного холоднее, чем у м-ра Трутни, но никто не мыслил здесь об удобстве, лежали все рядом, и Джон спал лучше, чем в прошлую ночь.

Глава 3

Отец Угл

Когда они проснулись, у Джона так болели ноги, что дальше он идти не мог. Труд предложил, что они с Виртусом пойдут дальше, посмотрят, а к вечеру вернутся. Джону было совестно обременять таких бедных людей, но Угл велел ему остаться, объяснив при этом, что гостеприимство - не заслуга, а жалость к несчастным - просто грех, если они основаны на чувстве, но он, как управитель, не отпускает его по обязанности. И я увидел во сне, что Труд и Виртус идут на Север, а Джон остается с бледными братьями.

Днем он побеседовал с Углом.

– Значит, - сказал Джон, - вы верите, что через Ущелье перейти можно?

– Я это знаю, - отвечал Угл.
– Если вы разрешите мне отвести вас к некой Матушке, она перенесет вас в мгновение ока.

– Понимаете, - признался Джон, - мне, собственно, нужен не тот край Ущелья, а дивный остров.

– Забудьте о нем поскорее! Это все штуки старого Блазна. Забудьте, иначе я не смогу помочь вам.

– Чем вы мне поможете, если нужен мне только остров?

– Если вы не хотите перебраться через Ущелье, не о чем и говорить. Оставайтесь со своим островом, но знайте, что он - одна из здешних мерзостей. Если вы грешник, то, ради всего святого, будьте и циником.

– Откуда вы знаете, что он мерзок? Если бы не он, я бы не зашел в такую даль.

– Это безразлично. По сю сторону Ущелья ничего доброго нет.

– Матушка говорила не так. Она сказала, что одни плоды намного лучше, чем другие.

– Ах, вы ее видели? Тогда я не удивляюсь, что у вас в голове такой сумбур. Говорить с ней можно только через переводчика. Вы неверно истолковали ее слова.

– Но и Разум сказал, что остров - не обязательно мираж. Простите, может быть, вы с ним в ссоре, как м-р Трутни?

– Я глубоко чту рыцаря, но как могли понять его вы, новичок? Чтобы с ним общаться, вы должны усвоить от старших догмы, в которые они облекли его слова.

– Вы когда-нибудь видели мой остров?
– спросил Джон.

– Упаси Хозяин!

– А лорда Блазна слышали?

– Конечно, нет! За кого вы меня принимаете?

– Тогда хотя бы одно я знаю лучше вас. Я испытал то, что вы зовете чувствительной чепухой. Вам незачем говорить мне, что она опасна и даже чревата злом. Я ощущал и опасность, и зло много чаще, чем вы. Зато я знаю, что ищу не их. Я знаю это, и еще сотни вещей, которых вы и не нюхали. Простите, если я груб, но вам ли давать мне советы? Скопцу ли учить того, кто жаждет целомудрия? Слепцу ли водить того, кто хочет уйти от похоти очей? Однако, я рассердился, а вы поделились со мной галетой. Простите меня.

– Должность моя, - сказал Угл, - велит мне сносить обиды.

Глава 4

Гумани

Под вечер третий из братьев повел Джона в сад, где со временем должны были вырасти плоды. Так как вокруг никого не было, сад этот не огородили, но пределы его отметили камнями и ракушками, и хорошо сделали, ибо иначе он ничем не отличался бы от пустоши. Несколько ровных тропинок тоже можно было узнать по такой каемке.

– Как видите, - сказал Гумани, - мы не признаем устарелого, живописного садоводства. Здесь нет ни клумб, ни пруда, ни извилистых тропок, ни раскидистых деревьев. Нет здесь и грубых, взывающих к чувственности съедобных произрастаний, даже бесформенного картофеля и растрепанной капусты.