Крылатый воин

— Нет, это цена без вычетов! Я и так сильно сбавил! — попробовал он во второй раз продавить.

— Тогда поищи дурака, — перейдя на «ты», посоветовал я.

Больше он не брыкался. Без возражений подписав документ, получил свой экземпляр и деньги за первые четыре месяца вместо обычных шести, потому что остальные пойдут на налог за жилье, отдал мне два комплекта ключей и пообещал, что придет первого февраля за платой за март.

Я вернулся к арендованному жилью.

Когда вышел из машины, женщина лет сорока с плоским смуглым лицом, коротконогая, с опущенной задницей и жилистыми, мужскими руками, одетая в черную блузку с коротким рукавом и черную длинную юбку и стоявшая у двери в глухой стене дома напротив, полюбопытствовала:

— Месье будет здесь жить?

— Да, с женой студенткой, — ответил я, упреждая еще следующий вопрос.

— Вы люди состоятельные, вам прислуга нужна. Возьмите меня за шестьсот франков в день, а в выходные за тысячу, — предложила она.

— Нам нужна только уборщица два раза в неделю. Допустим, во вторник и пятницу, — сказал я.

— Можно и так, — согласилась она и назвала свое имя: — Жаннет Дюбуа.

Я представился и дал ей тысячу пятьсот франков и ключи и приказал:

— Найди еще кого-нибудь, и сделайте генеральную уборку в доме. Мы с женой приедем после обеда.

— Я дочку возьму, мы быстро управимся, — радостно заверила она.

С работой в Марселе проблемы. Неподалеку от нашего отеля есть место, где собираются по утрам мужчины и женщины. Туда приезжают фермеры и нанимают на день или больший срок. Многие уходят ни с чем. Такая же ситуация почти по всей Западной Европе. Пройдет несколько десятков лет, западноевропейцы оклемаются и позабудут причинно-следственную связь, что начались их беды после того, как объявили Россию врагом.

152

Утром я отвозил Алису на занятия, возвращался домой и маялся дурью. Надо было бы написать киносценарий или радиопьесу, но не хватало интересной идеи и, как следствие, вдохновения. Накупил посуды и инструментов для химических опытов, но тоже никак не мог решить, чем заняться. Полиэтилен надоел, а ничего другого не приходило в голову. В итоге я заплатил две с половиной тысячи франков за охотничью лицензию на год и купил двухстволку-вертикалку модели «Фалько» фирмы «Манюфранс», верхний двенадцатого калибра, а нижний под пулю. С оружием в руках всегда есть, чем заняться, и время пролетает незаметно.

Французская революция дала право на охоту каждому гражданину. Раньше оно было только у дворян. Во время сезона, который длится по многим видам дичи с начала сентября и до конца февраля, шесть дней в неделю, исключая воскресенья, тот, кто имеет лицензию или не имеет, но уверен, что не попадется егерям, может стрелять везде, кроме населенных пунктов и некоторых, не всех, заповедников.

В основном я ездил на расположенное неподалеку, километрах в тридцати, большое озеро Бер стрелять уток, сезон на которых открыт с начала сентября и до конца января. В будние дни охотников там было мало, только богатые бездельники вроде меня. Со временем примелькался, со мной начали здороваться. Собаки у меня нет, а лезть в воду порой не хотелось, поэтому большая часть добычи доставалась другим охотникам или обитателям озера. Иногда готовил уток сам, но чаще завозил хозяину ресторана «Две вдовы», расположенного в начале нашей улицы, чтобы приготовили для нас с женой на ужин. Это был упитанный жизнерадостной тип, ходячая реклама заведения, доставшегося по наследству. Как мне сказали, он был сыном одной из вдов и наследником обеих или наоборот.

На берегу озера Бер я нашел заброшенный аэродром. В конце войны немцы основательно разбомбили его, чтобы союзники не могли использовать. Денег на восстановление пока нет, но я улечу оттуда, из международного аэропорта, в будущем, когда сменюсь в морском порту Марсель. Вид его натолкнул меня на мысль полетать на самолете. Оказалось, что это не так уж и просто. Ближний действующий аэродром был в ста шестидесяти километрах от Марселя, между Каннами и Мандельё.

Возле ближнего к Марселю южного берега озера в городке Ла Мед находился большой нефтеперерабатывающий завод «Французской нефтяной компании». В Техасе таких по дюжине на каждый округ. Меня удивили огромные шламы-отстойники, доверху заполненные черными, густыми отходами производства. В США их обычно выжигали, если завод был вдали от городов, и загрязняли сажей все вокруг, или захоранивали в пустыне, или, что очень редко, пускали на вторичную переработку. Привыкшему, что в двадцать первом веке французы будут чуть ли не лидерами в борьбе за экологию, увидеть подобное было в диковинку.

Я ради интереса взял пробы из разных шламов с разной глубины, сделал их анализ. Это был кислый гудрон, который образуется при получении моторных масел, когда их очищают концентрированной серной кислотой.

Что такое обычный гудрон я знал с детства. В СССР жевательная резинка числилась в разряде буржуазных предрассудков и потому отсутствовала. В сельской местности ее заменяла вишневая смола или, на худой конец, сосновая, а в городах был пролетарский, суровый, твердый, черный, поблескивающий гудрон. Его использовали на стройках для изоляции от влаги, в первую очередь на крышах под черепицей, и при укладке асфальта. Эдакий черный паралепипед с зализанными углами и прилипшей бумажной упаковкой. Рабочие разводили огонь в передвижном котле, разбивали гудрон на куски, которые плавили, чтобы потом разлить в нужном месте с помощью металлического ковша на длинной деревянной ручке. Был он дешев, остатки не забирали. Впрочем, работяги не возникали, даже когда во время производственного процесса подходила детвора и отламывала кусочки. Они ведь тоже были из советского детства. Гудрон надо было сперва разжевать, чтобы зубы не застревали в нем. Зато дальше можно было наслаждаться долго. Мне ни разу не сподобилось пережевать гудрон настолько, чтобы он, как бывало с жевательной резинкой, превратился в кашицу. Жевательные мышцы сдавались раньше. В гудроне была собрана, наверное, вся таблица Менделеева. Что-либо более ядовитое для приема внутрь трудно придумать. Вдобавок он был другом советских стоматологов, потому что советские зубные пломбы выдергивал запросто. Родители, само собой, запрещали употреблять эту гадость, но кто и когда их слушал?!

В разных пробах, из верхних слоев меньше, из нижних больше, содержание серной кислоты в прудах-отстойниках было от восемнадцати до шестидесяти шести процентов. Это показалось мне форменным расточительством и навело на мысль сделать источником дохода. Оставалось только найти дешевый способ извлечения серной кислоты и других компонентов, пригодных для вторичного использования. Чем я и занялся.

Первым делом записался в университетскую библиотеку. Помог диплом доктора философии. Среди библиотекарей нашлась пожилая дама, знающая английский язык, которая когда-то до войны видела похожий. Я заплатил за год, как студент, тысячу двести франков, после чего получил доступ к научной литературе по химии. Меня интересовало всё, что касалось переработки кислого гудрона. Информации было мало. Нашел упоминания высокотемпературного метода разложения кислого гудрона, довольно затратного, и низкотемпературного с добавлением углеводородов, который был намного дешевле, но переработка была не полная. В одной статьей прочитал о разложении горячей водой и паром с получением разбавленной серной кислоты и нефтепродуктов, но при этом образовалось много трудноразделимых эмульсий и кислота крепостью тридцать-сорок процентов была слишком коррозионно-активная, разъедала даже свинец.

Я подумал и заказал небольшой перегонный куб со свинцовой камерой и стальными обогревательными змеевиками, по которым шел горячий пар, установил его во дворе и начал экспериментировать, нагревая в нем кислый гудрон. При температуре около ста двадцати градусов через пять-семь часов он начинал разжижаться и расслаиваться: внизу была кислота крепостью до семидесяти пяти процентов, которая при такой концентрации отказывалась реагировать не только со свинцом, но даже со сталью, посередине были смолистые органические соединения и на самом верху тонкий слой моторного масла, «недожатого» при очистке. Я слил моторное масло и кислоту, закрепив ее олеумом (раствор серного ангидрита в серной кислоте) до девяносто трех процентов, после чего повысил температуру до двухсот градусов. В итоге в камере образовался сернистый ангидрид, из которого можно получить жидкую серную кислоту, и пек — исходный материал для кокса, который я использовал в дальнейшем для нагрева воды.

Подсчитав примерную себестоимость получаемых продуктов, я пришел к выводу, что дело может оказаться очень прибыльным, особенно, если получать кислый гудрон бесплатно или даже с небольшой доплатой. После чего разработал линию из нескольких агрегатов с полным циклом переработки кислого гудрона в концентрированную кислоту, моторное масло и кокс. Я самостоятельно составил письменную часть, а опытный чертежник за скромную по американским меркам плату помог мне сделать чертежи. После этого отправил полный пакет заявки и чек авиапочтой в далласскую фирму, помогающую с регистрацией патентов, с которой на всякий случай договорился до отъезда.

Во Франции получение патента слишком суровое. Во-первых, для иностранцев только через поверенного. Во-вторых, сперва отправляешь и оплачиваешь короткую заявку, ее долго рассматривают и, если не сочтут негодной, сообщают об этом, после чего надо подать полный пакет и оплатить научное изучение его. В-третьих, занимает это все года полтора-два, но можно доплатить и ускорить месяца на три. В-четвертых, после получения патента в течение двадцати лет, на которые он выдается, причем отсчет идет с момента подачи полного пакета, надо доплачивать за поддержание его, иначе будет аннулирован. А я был уверен, что только в России борются с собственными изобретателями.