Крыло бабочки

Звучит чуть заметный свист – она дает ему пощечину. А затем еще и еще. Хлещет по щекам, словно пытается вывести из себя, разозлить, как будто прося: “Ну давай. Не стой уже столбом, милый. Покажи, чего ты стоишь”. И вот настает момент, когда Сиреникс резко перехватывает ее руку в черной перчатке, хватая Омегу за запястье. Ее глаза расширяются, но змея не теряется и пытается ударить его изящным коленом прямо в пах, но другой рукой Сиреникс быстро и как-то магнетически проводит по ее ноге, и Омега замирает, следя за этими прикосновениями. Она будто обмякает и призывно смотрит на Сиреникса, чувственно проводя языком по ярко накрашенным губам.

Дафна знает, что женщины смотрят так только в одном случае. Когда они признают над собой власть и готовы подчиниться. “Разрешаю, возьми меня, – говорят они, – пока я разрешаю”.

В глазах Сиреникса скользит змеиная усмешка, и он примыкает губами к открытой шее Омеги, которая прикрывает глаза. Она блаженно вздрагивает, когда он впивается в бледную кожу своими клыками, когда длинным змеиным языком ласкает ее. Но кажется, что Омега становится такой податливой лишь на короткий промежуток времени. Потому что в следующую секунду она с яростным шипением перехватывает инициативу и резко впечатывает Сиреникса в третью стену.

Вот так они и носятся, забывшись, совсем не заботясь о том, что громят один из кабинетов в королевском дворце Домино, не замечают, как бьются огромные вазоны, как опрокидываются столы и падают стулья, шлепаются на пол книги и документы. Каким-то чудом они обходят стороной Дафну, которая, не шевелясь, сидит на стуле и наблюдает за действительно потрясающим зрелищем.

Потому что секс с Древним – это одно. А вот секс Древних – это совсем другое. Даже находясь в человеческом облике, они умудряются двигаться с поразительной скоростью и с невероятной силой впечатывать друг друга в стены, растягивать на горизонтальных поверхностях вроде стола, а главное, заполнять собой весь этот кабинет. Их ауры слишком мощные, слишком невыносимые, и Дафна чувствует легкую тошноту, потому что, находясь на пике, они совершенно ничего не видят вокруг и не сдерживают магию.

Омега проклинает Сиреникса на человеческом и не очень языке, яростно шипит, бьет его, пытается заехать по всем уязвимым частям тела, а он яростно заламывает ей руки, пригвождает к стенам и столам, целует в губы так, что она обмякает, и рвет, рвет на кусочки ее роскошное красное платье, которое уже висит лоскутами. Она уже давно изодрала его одежду и теперь нещадно царапает его тело, оставляя на нем длинные, кровоточащие порезы, которые тут же затягиваются.

Она кричит на него, вымещая всю злость, всю ярость, которая копилась в ней годами. Она выматывает его, специально выводит из себя, и Сиреникс не сдерживается, заходясь от гнева, шипит яростно, и они кричат друг на друга, проклиная, обещая убить на месте, говоря о взаимной ненависти, но глазами признаваясь в бесконечной любви.

Омега особенно сильно расходится, надеясь залепить Сирениксу очередную пощечину, но тот резко хватает за оба запястья и со всей силой – так, что даже Дафна вздрагивает, – впечатывает в стол. Омега еще пытается биться, трепыхается, словно раненая птица, но видя, как сверкают глаза Сиреникса, послушно обмякает, и змей входит в нее, входит без подготовки, без предварительных ласк, так, как делал всегда.

Омега кричит, не сдерживая яростных, чувственных стонов, Дафна видит, эта женщина по-прежнему пытается проклинать Сиреникса, а он, не отвечая, в ответ жестко имеет ее, продвигаясь все дальше и дальше. Их тела – помнит нимфа – лишь внешне напоминают человеческие. Потому что внутри они все равно остаются Древними. Омега высоко поднимает и широко раздвигает ноги, а затем резко сгибает их и обхватывает ими змея, крепко сжимая его бледные ягодицы, а сама, надрываясь, кричит, извиваясь под ним, столько страсти в ее стонах, столько магнетизма в их взаимном движении, настолько сильно они сливаются, становясь единым целым, что, Дафна, завороженная, подается вперед, потому что на себе ощущает их прекрасную, притягивающую и невозможную симфонию, которую они творят, прогибаясь и соединяясь.

Нимфа, будто в трансе, широко открытыми глазами наблюдает за тем, что происходит прямо перед ней, и понимает, понимает, что эти двое бесконечно созданы друг для друга. И от того невыносимее становится мысль, что она вклинивается в этот идеальный, скроенный задолго до ее появления союз, что она разбивает его. Ведь они любят, любят друг друга прямо здесь, на разбитом-поломанном столе, потому что знают, что другой возможности у них не будет. Этот призрачный, нереальный шанс, подаренный им судьбой. Они сами, догадывается Дафна, не особо в него верят, но пока есть время, отдаются со всей силой, страстью и любовью, на которую только способны.

И это настолько завораживает, что Дафна абсолютно перестает замечать реальность и растворяется вместе с ними в этом бесконечном, прекрасном и сумасшедшем действе. И чем дольше наблюдает, тем больше закрадываются в голову предательские мысли. Их не должны были разлучать. Слишком жестоко, слишком неправильно. И сейчас шанс для них. А она... В ней все больше крепнет уверенность, что если эта женщина потребует, если яростно зашипит на нее и будет проклинать, нимфа согласится с каждым ее словом, потому что в ней самой просыпается злость к Дракону. За то, что Он так сыграл судьбами двоих существ, разрушив союз, который закрепился между ними. Так не должно быть. И так не будет, потому что...

– Даже не смей! – Дафна не успевает вдохнуть в легкие воздуха, как ее с огромной силой выдергивают из кресла, хватая за волосы. Зависнув в воздухе, вытянув руку вверх и больно оттягивая нимфе светлые пряди, Омега сверлит ее разъяренным взглядом. – Даже не смей думать о том, что это неправильно. Я сама хочу убить тебя! – она тянется своей бледной, изящной рукой к шее Дафны, будто намереваясь задушить ту, но замирает всего в нескольких миллиметрах.

– Смотри на меня! – шипит Омега, всматриваясь в лицо Дафны, которое выражает странные эмоции: не то испуг, не то восторг. – Смотри и слушай меня внимательно. Я доверяю его тебе. Он твой! Только ты можешь обуздать его. Я дарю его тебе! Не смей, даже не смей отказываться от него.

Дафна широко открывает рот, пытаясь вдохнуть воздух, но все вокруг леденеет, а Омега с нечеловеческой силой лишь поднимает ее выше и на огромной скорости впечатывает в стену. Из Дафны вырывается вскрик, когда спиной она больно бьется о твердый камень, а Омега тут же впивается в нее своими губами, такими холодными, а руками обнимает за талию, прижимаясь своим обнаженным телом к нимфе, что та буквально задыхается. Омега – холодная. Очень.

Кожа Дафны покрывается мурашками, а через несколько минут ее начинает бить озноб. Но Омега, она как наркотик. Ее чувственные губы чуть прикусывают нижнюю губу Дафны, слегка оттягивая ее, и нимфа даже расслабляется на секунду, но вдруг их резко отдергивают от стены, и сзади, сзади нимфы, прохладными руками касаясь ее обнаженного тела (Древние решают избавиться от ее одежды, чтобы не терять времени), ее обнимает Сиреникс, лаская ударившиеся о стену лопатки так, что Дафна буквально замирает.

Они висят посередине комнаты, и нимфа задыхается, зажатая между двух яростных, наполненных дикой, сексуальной энергией тел, которые ласкают все ее эрогенные зоны, вдвоем даря такое удовольствие, что внизу все сжимается мгновенно и терпеть становится невыносимо. Они покрывают ее тело поцелуями, кусают ее, впиваясь клыками, а Дафну колотит. От наступающего возбуждения и холода. Ее кожа бледнеет, но нимфа ничего не замечает, опьяненная тем, что ее касаются два Древних. Особенно нимфа дрожит, когда быстро и незаметно они меняются местами, и вот лед прижимается к ней уже сзади, а спереди примыкают такие знакомые и родные губы, а женская и мужская рука ласкают влажную промежность, где все так сильно сжимается, что Дафна просто не может выдержать. Она пытается закричать, но ее рот заполняет раздвоенный змеиный язык Сиреникса, который своими поцелуями будто стремится выпить нимфу, а Омега, странно обжигая бледнеющую кожу, прикладывается к ней губами, задерживаясь на пульсирующей точке на шее, левой рукой нежно скользя по животу Дафны, даря ей потрясающие ледяные прикосновения.

Дафна задыхается, не понимая, что такого сотворила, чтобы стать участницей такого потрясающего действия. Она пытается изогнуться, но змеиные языки дразнят ее, ледяные и просто прохладные пальцы ласкают прекрасные груди, губы прикладываются к затвердевшим соскам и чуть посасывают их, заставляя нимфу скручиваться пополам от сильнейшего возбуждения, но ей просто не дают пошевелиться, подвергая нежным и таким мучительным пыткам. Мысленно она просит, чтобы они не останавливались. Чтобы продолжали. Еще и еще. Ее уже давно бьет озноб, по обнаженному животу бегут мурашки, кожа начинает синеть, но Дафна просто не видит этого, потому что находится в магнетическом плену двух Древних, чьи ауры соединяются с ее, лаская ее душу, магию, проходясь по огню, воде, земле и воздуху, замораживая ее и вымывая все, что накопилось в ней.