Крыло бабочки

– Он замылен у тебя. Ты называешь это иначе. Но ты смирилась, ты бежишь, не желая это признать. Тебе же стыдно признать, как низко ты пала, – шипит Омега.

– Возможно, смирением это тоже можно назвать, соглашусь с тобой. Но не только. Как я уже сказала, это приспособление и выживание в новых условиях. Мир меняется, и так было всегда. Мы постоянны, в этом наша сила и преимущество.

– Для тебя огромное значение приобрели деньги – след существования людей. Ты перенимаешь их привычки!

– Деньги – это то, в чем многое измеряется в нынешнем мире. Я стремлюсь извлечь из него все, на что он может сгодиться, – Баттерфликс молча созерцает кипящую от возмущения Омегу и с легкой досадой понимает, что перед ней – одна из тех Древних, кто действительно не смог смириться с тем, что случилось. Белая змея действительно готова избрать добровольное отшельничество, блуждая в уголках собственного разума и пребывая в том времени, когда они правили балом. С этой проблемой столкнулись многие Древние – статичные, неизменные, совершенные, гордые, упивающиеся своей исключительностью существа. Баттерфликс никогда не относилась с особым уважением к людям, никогда не принижала собственное положение, но знала, раз Дракон поставил на них – значит, с этим нужно считаться. Принять новые правила и строить свою жизнь дальше. Ведь, в конце концов, в этом мире она приспособилась гораздо лучше многих представителей человеческого вида.

– Ты изменилась, – считывает ее Омега и недовольно фыркает, от чего совершенное лицо ее человеческой личины некрасиво преображается, но потом на нем снова застывает ледяное величие.

– Мы не меняемся, – Баттерфликс не моргает.

– Так докажи это! – в глазах Омеги – вызов. Она предлагает бабочке сразиться. Один на один, Древняя против Древней, вновь помериться силами, как когда-то. Омега чуть наклоняет голову, открывая взору Баттерфликс свою бледную шею, в которой не бежит кровь, не стучит пульс.

Омега полностью расслабленна. Открыта, откровенна, готова к диалогу. Она насмешливо созерцает невозмутимую Баттерфликс, словно разрешая той сделать первый шаг. Омегой движет любопытство, она любит выводить из себя, подначивать, испытывать. Когда ее противник разъярен, он становится самим собой. Злость и любые другие отрицательные чувства возносят любое существо на пьедестал отчаяния и откровенности. Когда кто-либо злится, он двигается со всей жизнью, что течет в нем, его движения бесконтрольны, и тогда он лучше всего поддается чтению. Ярость – прекрасная возможность изучить своего противника до мельчайших деталей.

И Омега специально провоцирует. Что Сиреникса, что Баттерфликс. Но то, что делает Баттерфликс, удивляет и будоражит лучше всего. Потому что в следующую секунду Омега оказывается опрокинута на стол, а ее подбородок сжимает сильная рука с аккуратным маникюром.

Она пытается дернуться, но не выходит. Бабочка давит ее своей магией, прижимает вниз. А другой рукой держит за талию. Омега вздрагивает и дергается еще раз, но неожиданно в испуге замирает, сталкиваясь с жестким взглядом Баттерфликс. Взглядом, приковывающим к месту.

Внутри Омеги рождается восторг и еще больше разгорается любопытство. Ей удалось вывести бабочку из себя, но чтобы до такого... А Баттерфликс тем временем срывает с Омеги ее платье, которое жалкой тряпкой исчезает прямо в воздухе. Змея остается лишь в шикарных туфлях и неизменных перчатках, а в ее глазах заключен восторг. Она с восхищением следит за тем, как холодно и быстро начинает действовать бабочка, как припадает губами к ее грудям и целует их так, что Омега блаженно вздыхает, прикрывая глаза, чувствуя, как все внутри рвется наружу, чтобы испытать волнительное ощущение соединения.

Переполненная своей любовью к Сирениксу и его к себе она до отчаянного, до необычного слаба и податлива. Она бросила вызов Баттерфликс лишь для того, чтобы увидеть, не угасла ли ее суть. И увидела: не угасла. Наоборот, она, кажется, будто бы приумножилась.

Восхищенная, как-то внезапно присмиревшая Омега даже не брыкается, не вырывается, как обычно делает эта буйная и дикая женщина, она смотрит в жесткие глаза Баттерфликс и вся сжимается, когда бабочка во время своих дразнящих ласк отрывается от чистого и холодного тела, чтобы взглянуть Омеге в лицо.

Цивилизованная Баттерфликс по-прежнему скрывает свою гордую натуру внутри, и это никуда не делось. И ей – только ей одной – Омега готова уступить. Не Сирениксу, от любви к которому внутри нее возникает необычайная нежность и взвивается яростная, клокочущая ненависть. С Сирениксом Омега готова тягаться и бороться, драться за лидерство, чтобы потом на несколько мгновений обмякать в его объятиях, а затем снова брыкаться, заставляя завоевывать ее снова и снова.

Баттерфликс же стала единственной, кого она не победила. За кем белая змея гналась, кого преследовала. Кто интересовал ее. И с кем вся ее суть желала познать единение. Омега готова бесконечно дразнить эту ледяную и сдержанную красоту, чтобы потом уступить, поддаться ей.

Баттерфликс ласкает страстно, но твердо, с той самой сдержанностью и жесткостью, которая составляет ее суть. С тем своенравием, которое так злило Омегу. И одна женщина бьется под другой, но не потому, что сопротивляется, а потому, что не может сдерживаться. Бабочка целует ее живот и ноги, словно оттягивая самое притягательное на потом.

Но по-настоящему ее чувственность, ее скрытая сила проявляется, когда Баттерфликс тремя пальцами нежно ласкает холодные мягкие складочки, а затем проникает внутрь, где невероятно влажно, и двигается там, постепенно увеличивая темп, а Омега, упираясь руками в стол, эротично стонет, и обе они наполняют кабинет странным, волнительным магнетизмом, который волнами исходит из двух Древних, совокупляющихся в таком неподходящем месте.

Бабочка – это сила. Закованная в жесткие рамки, обработанная, имеющая четкое направление сила, которая прямым ударом поражает в нужное место и дарит прекраснейший экстаз, от которого Омега сходит с ума, замораживая все вокруг. Она бьется змеей, не меняющей своего обличия, бьется под чуткими руками Баттерфликс, которая жестко руководит, и Омега не против, совершенно не против такого расклада. Она отдается этой женщине, следуя странному, непонятному зову внутри, позволяет брать ее снова и снова. Порой Омеге удается подняться и поцеловать Баттерфликс в губы, чтобы слиться с ней, но потом змею снова жестко опрокидывают на стол и продолжают то же самое множество и множество раз. Кажется, что у них никогда не иссякнут силы, и это правда.

Но все когда-то заканчивается. После сотен оргазмов, сопровождавшихся ледяными выбросами, Баттерфликс отрывается от Омеги, чтобы подойти к окну и взглянуть вниз, на город, простирающийся прямо под ней. Город, наполненный людьми и другими магическими существами, созданными Драконом. Город, невольно становящийся эпицентром многих катастроф.

Омега садится на столе, вновь одетая в свое платье. Никаких жестов, сопровождающих ее магию.

– Думаешь, что безумный когда-нибудь поймет? – с любопытством интересуется Омега.