Крым-2. Остров Головорезов

Бандеролька принялась излагать: начала с подвига Пошты, Ба­лаклавы и получения перфокарты, потом принялась рассказывать историю расшифровки, коснулась провокаций, направленных против листонош, живописала их путь и надежды: конечно же, Олег Игоревич не откажет в путешествии на материк.

Капитан поскреб подбородок и пригорюнился. Смотрел он только на свою собаку, а собака не мигая смотрела на него и шеве­лила носом, будто принюхивалась. Такое чувство, что они сове­щаются.

— Далеко плыть, трудно, — наконец озвучил он. — Паром на ходу, я слежу. Я за всем здесь слежу, чтобы порядок был и каждый на своем месте.

Не совсем понятное утверждение, но Бандеролька сделала вид, что с ним согласна.

— Вы не представляете, листоноши, что водится в заливе. Здесь же рядом материк, а что там — вам не ведомо. И мне не очень из­вестно. Материку пришлось гораздо хуже в Катастрофу, там почти никто не выжил, там нет приспособившихся к радиации, там — мертвая пустыня, в которой обитают только мутанты. Может быть, бункеры и сохранились, но цивилизация давно умерла, люди — тоже. А то, что выжило... Зимой они переползают через пролив. Если зима особо суровая, и пролив замерзает, они ползут по дну, иначе — переплывают, видимо, спасаясь от страшных холодов и голода. Огромные, как левиафаны или кашалоты, уродливые, как моя жизнь.

Тут капитан замолчал, налил себе и выпил. Видно было, что он переживает воспоминания заново.

— Один раз, — голос Олега Игоревича звучал глухо, — такое от­родье выползло в рыбацкой деревушке и уничтожило всех. Детей. Женщин.

Теперь капитану понадобилось перекурить рассказ. Все внима­ли в молчании — очень уж эмоционально повествовал Олег Игоре­вич. Собака обвела всех внимательным взглядом. Телеграф и Стас смотрели на капитана, разве что рты не открыв, Зяблик явно по­ложила на бравого мужчину глаз, а Ренькас думал о чем-то своем, покачиваясь в такт одному ему слышной музыке. Бандерольке же это лирическое отступление порядком надоело.

— Так вы нам поможете? Всем людям?

И тут ее осенило, тут прям вдохновение снизошло.

— Это же ваш шанс спасти человечество, Олег Игоревич, как и подобает настоящему мужчине!

Кажется, подействовало. Капитан встряхнулся и со стуком поставил стакан на стол.

— Наверное, это — мой долг, — скромно сообщил он, — всегда хотел свершить нечто подобное.

Собака приоткрыла пасть, вывалила язык и улыбнулась, Банде­ролька готова была поклясться — осознанно. Закралось нехорошее подозрение: вспомнились коты Феодосии, бабки-гипнотизерши болтушки... Собака, должно быть, была телепатом. Разумным мутантом-телепатом. Озвучивать это Бандеролька не стала — со­бака общалась только с хозяином. Или?.. А не хозяйка ли обща­лась с неразумным человеком?

Тряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли.

— Мы снарядим экспедицию, — капитан встал и поднял ста­кан, — мы поплывем на материк, отстреливаясь от мутантов. Под­вергнемся множеству опасностей. Отыщем бункер, добудем ре­цепт возобновления цивилизации. И спасем человечество. Так вы­пьем же за это!..

Даже Ренькас очнулся и выпил, и Бандеролька омочила губы в бокале. Неужели миссия почти выполнена? Неужели все почти за­кончилось?

В дверь затарабанили.

— Капитан! Кэп! Тут парнишка какой-то, ищет каких-то листонош. Говорит, беда. Костей его зовут!

Бокал выпал из ослабевших пальцев Бандерольки.

Интерлюдия. Предатель

Предатель ждал. Предатель ждал уже два года — с того самого проклятого дня, когда его, опытнейшего листоношу, специалиста по тайным поручениям, взяли в плен пираты.

И взяли-то обидно, по глупости, по ротозейству. А что поделать, и на старуху бывает проруха, и матерые шпионы попадаются слу­чайно. Предатель был в экспедиции, как всегда, с тайной мисси­ей — настолько тайной, что Филателист даже самого Предателя не стал посвящать во все детали задания. С виду все было просто и тривиально: берешь посылку в пункте А, доставляешь в пункт Б. Пунктом А служил Джанкой, пунктом Б — Судак. Банальное, на первый взгляд, задание.

Но было в задании одно странное уточнение — в Судак следова­ло добираться морем, причем не из Феодосии, а из самой Ялты. Предатель приказы обсуждать не привык. Морем так морем, по­думаешь, крюк какой.

В Ялте Предатель зафрахтовал небольшой баркас с командой, вышел, согласно инструкции, из порта глубокой ночью, не зажигая огней. Посылка — небольшой стальной чемоданчик с кодовым замком — была надежно спрятана в бухте якорной цепи. Шли вдоль берега, медленно и степенно, делая узлов десять, не больше.

Под утро напротив Гурзуфа наперерез баркасу бросился пират­ский лайнер на подводных крыльях. Шансов уйти от быстроход­ного судна у баркаса не было никаких, и Предатель велел капитану не затевать дурной погони, а по-тихому сдаться. На этот случай у листоноши была горсть золотых цепочек с фальшивыми брилли­антами, дабы легко и безболезненно откупиться от пиратов. Боль­ше на баркасе не имелось ничего ценного. Однако капитан попы­тался укрыться среди проплывавшей неподалеку китовой стаи.

Лайнер догнал баркас, закинул абордажные крючья, подтянул борт к борту. И тут случилось нечто необычное: на палубу баркаса ступил не кто иной, как сам Рыжехвост, адмирал пиратской фло­тилии, личность более чем колоритная. Предатель сделал вид, что не узнал знаменитого пирата, и предложил тому мзду за право про­хода через его владения (коими пират полагал все Черное море).

Рыжехвост золота не взял, а велел скрутить Предателя и пере­править того в трюм лайнера. Листоноше этот расклад совсем не понравился — захват заложников с целью выкупа для пиратов дело обычное, прибыльное, но уж очень тягомотное. Порой бедо­лаги месяцами сидели в зиндане, пока пираты торговались с род­ней. А Предатель спешил. И тут он сделал глупость — в лицо зая­вил Рыжехвосту, что он-де член клана листонош, задерживать его пираты не имеют никакого права, а в противном случае будут иметь дело с Филателистом лично.

Рыжехвост обрадовался.

Следующие пару недель, слава богу, практически изгладились из памяти Предателя. Он запомнил только сырой и холодный зиндан, вонючее ведро, вонючий матрас, бегающих по камере крыс. Предателя постоянно и методично били — и били по голове. От несильных, но регулярных сотрясений мозга листоношу все время тошнило, кружилась голова, двоилось в глазах. Обычного челове­ка это бы сломало, но Предатель выдержал.

Тогда его стали пытать током. Два зажима-крокодила, провода, клеммы, аккумулятор, реостат. Запах паленой плоти. Запах озона. Крики.

Это тоже не сработало — все-таки болевой порог у листонош повыше, чем у простых смертных.

Как уже понял Предатель, его хотели сломать психологиче­ски — но не причиняя заметного физического ущерба. По крайней мере, дальше угроз выколоть глаза и отрезать гениталии дело не пошло.

Сломался листоноша на пытке водой. Старой как мир, но край­не эффективной процедуре. Предателя привязали к наклонной лавке головой вниз, на лицо положили полотенце и стали лить сверху воду. Через час постоянно захлебывания — вода, попадая на ткань, превращалась в мелкодисперсную пыль, Предатель все вре­мя ее вдыхал вместе с воздухом и не мог вдоволь надышаться — листоноша понял, что хочет жить. Хочет жить так сильно, что пой­дет на все — даже на предательство.