Крымские истории

Он везде её фотографировал и в этот же день, вечером, вручил ей множество фотографий, которым она очень обрадовалась:

– Спасибо Вам, покажу у себя в Центре, родству – не поверят. Спасибо.

И не торопилась убрать свою руку – из его горячих и сухих пальцев, когда он проводил её до номера.

Но к себе не приглашала. Не настаивал и он на этом…

Так шли дни. Он за стол даже не садился и его рукопись сиротливо дожидалась своего часа.

Она уже не ставила условий, не протестовала, когда он её приглашал в ресторан.

Там и произошла его вторая встреча с тем мужчиной, от нападок которого он защитил незнакомую ему, в ту пору, женщину.

Тот, видно, выследил и ждал их. Ждал с таким угрюмым выражением лица, что было видно – ссоры не избежать.

Она торопливо стала искать руку Владиславлева и сильно сжала её в своих маленьких ладонях, прижав к груди.

Во взгляде её было столько мольбы: «Давайте уйдём отсюда!»

– Успокойтесь! Вы же со мной, Вам – совершено нечего опасаться.

И он провёл её за столик, у окна, посадил спиной к выходу, чтобы она не видела своего старинного знакомого.

Но тот долго ждать себя не заставил.

Как только оркестр заиграл танцевальную мелодию, подошёл к их столу и развязно, качаясь на ногах, обратился к нему:

– Ну, что, любезный, Вы позволите пригласить Вашу даму, (он сделал особое ударение на слове «Вашу») на танец?

– А моя дама – с такими паяцами, как Вы, не танцует.

И дёрнув его за рукав, заученным приёмом, одними пальцами, заломил руку того так, что он посинел от боли, его лицо исказилось, на нём выступили крупные капли пота.

– Вон отсюда и больше никогда мне не попадайся, убью, – тихо проговорил Владиславлев, прямо в ухо этому искателю приключений и оттолкнул его от стола.

Слёзы полились из её глаз. В них был и стыд, и благодарность, и смущение, и гордость его поступком.

И он, заметив все её чувства, просто и без любой рисовки, сказал:

– Всё, проехали. И если Вы, когда-либо об этом… скажете хоть слово, вспомните, я… я обижусь на Вас. Мало ли чудаков на свете? Давайте ужинать.

И они, весело и непринуждённо, стали обсуждать прожитый день и ту массу впечатлений, которые на них обрушились.

А когда оркестр, вживую, заиграл вальс, он обратился к ней:

– А мне, в вальсе, не откажете? Можно Вас пригласить?

С каким же упоением она отдалась танцу.

Танцевать она любила и умела. И вскоре уже весь зал заинтересованно наблюдал за такой красивой парой немолодых уже людей, которые так красиво вальсировали. Сегодня молодые люди так уже не танцуют.

И когда он, в завершение танца, встал на левое колено, не выпуская её руки из своей, и она, грациозно вальсируя, прошла кружок вокруг него – зал дружно зааплодировал.

Он, поднявшись с колена, с чувством поцеловал её руку и не выпуская из своей, повёл к красиво накрытому столу.

Глаза её лучились от счастья. Она словно помолодела на два десятка лет и казалась ему сейчас, в эту минуту, совершенно юной и так стремящейся к счастью. И его, в полной мере, заслуживающей.

***

Она не отказалась в этот раз посетить его «берлогу», как он называл свой номер.

Роскошный, двухкомнатный полулюкс, было видно – её поразил.

Поразил не мебелью, не коврами, а тем порядком, который характеризует каждого живущего – сразу с порога.

Даже на столе ни одна бумажка не лежала вне этого порядка, который стал, видно, сутью жизни её знакомого.

Он усадил её в удобное кресло, извлёк из холодильника бутылку сухого вина и наполнил бокалы.

Сам же просто, без рисовки, сел у её ног, прямо на ковёр и пронзительно глядя ей в глаза, произнёс:

– Я не знал, что так может быть. Я долго противился своему чувству. Но оно сильнее меня. И я, увидев Вас, понял, что ещё живой, что хочу жить, хочу любить Вас и быть всегда с Вами.

И она, не жеманясь, просто ответила:

– И Вы мне стали очень дороги. Я не знаю, как мне жить без Вас, без этого высокого чувства к Вам. Никогда, никогда в жизни я не испытывала ничего подобного.

Он заключил её в свои крепкие объятия и чуть ли не со стоном приник к её красивым и таким желанным губам…

***

Утром он долго лежал недвижимо, боясь потревожить её короткий сон.

Спала она очень красиво, подложив руку под щеку и прижавшись к своим красивым стройным ногам грудью.

Улыбка чуть приоткрыла её губы и он, не в силах больше терпеть, нежно их поцеловал.

Её руки сразу же замкнулись у него на шее и она тихонько прошептала:

– Не отпущу! Не отдам никому! Ты только мой. Господи, как же я долго шла к тебе, как я долго ждала тебя. И как я молила Господа об этой встрече.

И, уже сжигая все мосты за собой, трогательно и жалобно обратилась к нему:

– Не бросай меня. Я не смогу жить без тебя. Я просто умру без тебя.

– Я буду очень, – после долгой паузы, собравшись с духом, сказала она, – хорошей тебе женой. Доверься мне.

Он, смеясь, заключил её губы в свои и так они застыли надолго, отдавая друг другу неведомую ранее для обоих нежность и страстное обожание.

Он целовал её ноги, руки, красивый и тугой живот, такие пленительные соски крепкой и пышной груди и всё говорил, и говорил ей:

– Родная моя! Я ведь тоже не смогу и дня более быть без тебя. Мы должны быть вместе. Мы не имели права не встретиться, иначе свершилась бы неправда великая на Земле.

Позавтракав, он на руках отнёс её в другую комнату, уложил на кровать ставшее таким родным податливое и звенящее от счастья тело и твёрдо сказал:

– Ты отдохни, а я скоро вернусь. Есть неотложное дело. А чтобы ты не сбежала от меня – я закрою за собой дверь на ключ, – заключил с доброй улыбкой.

– Закрывай, я буду только рада, – ответила она, уже с закрытыми глазами.

Когда он вернулся, она ещё спала. Он тихонько сел на кровати, у её ног и неотрывно смотрел на ставшее таким родным красивое лицо.

– Родная моя! Вставай! У тебя есть один час. И за этот час ты должна стать самой очаровательной. Самой красивой на всём белом свете.