Крымский излом 1994. Записки свидетеля.

В субботу вновь заехал к Бабаяну. Он был в истерике, хотя все еще не терял надежды. По моему, он выбрасывал деньги («спонсорские») на ветер. Распсиховался, на всех разобиделся. Его «мальчики» ходили как «в воду опущенные», кое-кто исчез. Сергеев, «настоящий полковник» в отставке, матерился по-армейски. Денис соблюдал невозмутимое спокойствие и делал свое дело. Я забрал свои документы и отнес их сам в окружную избирательную комиссию. Потом мы посидели с Сергеевым у меня дома, выпили по стопке «Петровской» и поговорили о «делах партийных». Ночью я не мог уснуть. Неужели, что-то из этой авантюры выйдет?

Воскресенье прошло незаметно. За окном была прекрасная погода (8 градусов), а у меня неспокойное настроение. Моя температура не поднималась выше 36, кисти рук к вечеру немели, знобило, появился странный кашель. Утром позвонил матери, которая очень довольна, что ей дали льготы как «участнику войны». Но какими льготами она сейчас могла воспользоваться?

Позвонил в Киев Берестовскому, который сообщил, что, может быть, моя статья, если он ее «ужмет», пойдет в номер. И заказал новую. Между тем я подготовил еще две статьи для газет. А также набросал свою автобиографию для предвыборной кампании.

Моя проблема была в деньгах и людях: «доверенных лицах» и «команде поддержки». Если бы я решил эти проблемы, у меня появлялся шанс.

Ночью опять выяснял отношения с соседкой по поводу очередного ночного «музыкального шума». Одинокой женщине скучно, вот она и ищет развлечений.

На следующий день, после занятий, опять был у Бабаяна. По одномандатным округам от нашей партии зарегистрировались десять человек. Все поносили Бабаяна, он же – всех, твердя лишь об «изыскании финансовых источников», и больше ничего не хотел слушать. Перед этим я зашел на работу к Глубочанскому, (радиожурналист - член нашей партии), который дал согласие быть моим «уполномоченным» и был настроен оптимистически.

Вечером зашла домой Карпова. Она действовала мне на нервы своей непредсказуемостью. Однако так получилось, что из моих коллег она была единственным человеком, которому я бы мог доверять (в определенной мере).

С Женей зашел разговор о деньгах (якобы для «подготовительных курсов»). Странно, раньше она о деньгах никогда не говорила (?).

Погода днем стояла относительно теплая, но по ночам - морозы.

Настроение у меня было подавленное. Первые занятия в «Таврическом университете» производили раздражающее впечатление. «Университет» слеплен «на скорую руку» на руинах расформированного Военного строительного училища, главным образом, из его административного персонала. «Ректор» - бывшая секретарша начальника училища, у которой, однако, оказался папаша «с нужными связями» в Киеве. Контингент слушателей подобрался соответственно, в большинстве своем, из отставных офицеров, которым срочно понадобилась «переквалификация». Поэтому между «курсантами» и «начальством» установилось полное взаимопонимание: одни исправно платили, а другие делали вид, что они «учатся». Все это прикрывалось характерной военной спесью и демагогией.

Вечером ко мне зашел Евгений, - мой бывший студент, единственный оставшийся из моей «команды поддержки», - который сообщил, что ребята-студенты готовы работать для меня лишь за деньги. Денег у меня не было и было ясно, что с формированием «команды» у меня не получалось…

22 февраля. Ю. Сахаров, зампред Избирательного комитета, сообщил по ТВ о том, что выдвинуто 1000 человек на 66 мест в Верховном Совете АРК, по каждому округу – в среднем 27 человек. Из партий прошли только блок «Россия», КПК, СПРК, ПЭВК и «партия социальных гарантий» (Фикса). Так что выборы, похоже, будут формальными. «Проходные» кандидаты распределены между партиями, которые будут их поддерживать информационно и «материально». «Независимые» же кандидаты будут предоставлены сами себе.

…23 февраля, День бывшей Советской армии, прошел в суете. На кафедре поговорил с Верстовской об учебнике. Только она и Антонина Шведова поздравили меня с праздником. Я созвонился с Обуховской, продиктовал ей концовку своего «интервью».

После обеда (Женя приготовила праздничный пирог) побежал в Киевский райком, где расположилась участковая Избирательная комиссия. Узнал, что я зарегистрирован и оформил удостоверения на себя и на Глубочанского. По моему округу вроде бы серьёзных конкурентов не было (если борьба будет честной)…

На следующий день с утра был на работе. Занимался знакомством и оформлением новых «кадров». Взял на полставки Евгения и Ларису (тоже моя бывшая студентка). Должность зав. кабинетом оставалась вакантной. Затем заскочил в избирком и еле всучил текст моей листовки-автобиографии. По моему впечатлению, там царил полный бардак. После этого был у Бабаяна. «Совещание» (15 человек) длилось 15 минут. «Одномандатникам» партия ничем помочь не могла. «Думайте сами, выкручивайтесь сами», - напутствовал председатель. По моему, он просто был намерен использовать «спонсорские» деньги только на себя. Я поговорил с Сережей Павловым. Он воспринимал все без энтузиазма. Сергеева, своего «помощника по организационным вопросам», Бабаян выгнал. Вероятно, тот все-таки успел ему высказать свое мнение. Теперь Борис одержим новой идеей «Совещания межнациональных партий». Очередной бред!

Между тем общая слабость у меня не проходила. По ночам болело сердце…

Позвонил Обуховской: появление моего «интервью» откладывалось. После обеда сходил в горисполком по поводу установки телефона. Затем встретился с Леонидом, поговорили о предстоящей коллегии (вопрос о «Научно-методическом центре»). Вечером дома просмотрел «Крымские известия», в которых было опубликовано сообщение о моем выдвижении от партии.

В субботу с утра я засел за статью для «Крымских известий» (о которой просила Кондратенко). После обеда сходил посмотреть свою машину и отдал деньги за стоянку. На обратном пути узнал, сколько стоит билет в Ленинград – 980 тысяч (!). Я не знал, что решить по поводу отъезда Жени. Гнал от себя мысль, что будет тогда со мной...

26 февраля. В России начали выпускать по «амнистии» ГКЧПистов и «октябрьских мятежников».. Finita la comedia ! Генпрокурор Казанник подал в отставку. На его место назначен Ильюшенко (который «валил» Руцкого в «Белом доме» в прошлом году). Ельцин сделал свой первый «программный» доклад Федеральному собранию, который не произвел впечатления. Как всегда, он опоздал («передержал»). Похоже, до лета он не дотянет или пойдет на очередной «путч».

…В воскресенье отпечатал тезисы своей «избирательной программы». После этого сходил на «Телефон» и позвонил матери. К Глубочанскому дозвонился лишь вечером, но встреча с ним не состоялась, перенесли на завтра.

Вечером с Женей смотрели по ТВ «Серенаду Солнечной долины» (моя любимая картина еще с юности)…

Спал плохо. Опять появилось предчувствие смерти. Странно устроена психика человека. Он, очевидно, не может постоянно думать об опасности, боли и смерти. Так было, наверное, на войне. Я испытал отчасти это, находясь в «горячих точках» заграницей. Только в нашем «военном» кино герои неправдоподобно пространно рассуждают о таких вещах, которые, на самом деле, мозг человека просто «блокирует» ради самосохранения. Иначе, люди бы сходили с ума. Сейчас я не мог постоянно думать о том, что должно произойти со мной, но не мог и забыть об этом. Это присутствовало как бы «на заднем плане» все равно продолжавшейся жизни. Но всплывало вдруг в сознании в моменты усталости и отчаяния…

Понедельник - день тяжелый. После того, как утром я отчитал две «пары», помчался на коллегию в министерство. Я выступил по теме «научно-методического обеспечения». Леонид предложил свою концепцию и ее раскритиковали. Потом, уже опаздывая, я прибежал на ректорат, где заслушали мое представление программы нового курса. Все обошлось, хотя кое-кто из деканов «рвался в бой». Ректор резко меня поддержал. Явно, что-то изменилось, даже Шарапов стал вновь меня замечать. Может быть, это следствие появления моей фамилии в предвыборных списках (все свои статьи я публиковал под псевдонимом). После этого встретился с Глубочанским, отдал ему статью для «Крымских известий» и обговорил нашу предвыборную тактику…