Ксеноцид (др. перевод)

Ванму вовсе не хотела, чтобы ее слова прозвучали насмешливо, просто мысль о служении нечеловеческому созданию даже несколько заинтриговала ее. Но хозяин Хань отреагировал так, будто она бросила ему вызов, и попытался смягчить ее.

– Нет, – ответил он. – Никому ты служить не будешь. Ты действовала мужественно и честно.

– Однако вы позвали меня назад, чтобы я продолжала выполнять условия контракта.

Хань Фэй-цзы склонил голову:

– Я позвал тебя назад потому, что, кроме меня, ты единственная знаешь всю правду. Если ты уйдешь, я останусь в этом доме совсем один.

«Но почему, у вас же есть дочь?» – чуть не вырвалось у Ванму. Еще несколько дней назад это было бы справедливо, потому что хозяин Хань и госпожа Цин-чжао были настолько близки, насколько вообще возможно между отцом и дочерью. Но сейчас между ними встала непреодолимая стена. Цин-чжао жила в мире, где для себя самой выглядела преданной служанкой богов. Она пыталась быть снисходительной к временному «помешательству» отца. А Хань Фэй-цзы избрал себе мир, в котором его дочь и все общество находились в рабстве у Конгресса, и только он знал истину. Им никогда не докричаться друг до друга – пропасть между ними слишком широка и слишком глубока.

– Я остаюсь, – промолвила Ванму. – И буду служить вам, чем могу.

– Мы будем служить друг другу, – ответил Хань Фэй-цзы. – Моя дочь обещала учить тебя. Я продолжу твое образование.

Ванму коснулась лбом пола:

– Я недостойна такой щедрости.

– Нет, не надо, – мягко поднял ее Хань Фэй-цзы. – Теперь мы оба знаем всю правду. Боги не говорят со мной. Передо мной твой лоб никогда не должен касаться пола.

– Мы должны как-то уживаться в этом мире, – возразила Ванму. – Перед Говорящими с Богами я буду обращаться к вам с должным почтением, потому что того требуют законы планеты. А вы, по той же причине, должны обращаться со мной как с обыкновенной служанкой.

Лицо Хань Фэй-цзы исказилось от горечи.

– Но в нашем мире принято также считать, что когда человек моего возраста забирает у своей дочери молоденькую служанку, это значит, что он собирается использовать ее в постели. Ну что, и здесь мы будем следовать обычаям?

– Это не в вашей природе – воспользоваться мной, – покачала головой Ванму.

– Не в моей природе и принимать твои унижения. До того как я узнал правду о постигшем меня горе, я действительно принимал от других людей подобные знаки внимания. Я искренне верил, что на самом деле они почитают не меня, а богов.

– Но ничего не изменилось. Те, кто верит, что вы Говорящий с Богами, выражают почтение богам, тогда как люди, в душе нечестные, пользуются этим, чтобы польстить вам.

– Но ты-то честна. И ты не веришь, что боги разговаривают со мной.

– Я не знаю, говорят с вами боги или нет, как не знаю, обращались ли они вообще к кому-нибудь и способны ли они на это. Я знаю одно: не боги заставляют вас и остальных людей исполнять эти глупейшие, унизительные ритуалы – в этом виновен Конгресс. Однако вам приходится следовать ритуалам, потому что того требует ваше тело. Умоляю, позвольте и мне продолжать унижаться перед вами, ведь именно этого ждут от людей моего положения на Пути.

Хозяин лишь мрачно кивнул:

– Ты мудра не по годам, Ванму.

– Я обыкновенная глупая девчонка, – усмехнулась Ванму. – Будь у меня хоть капля мудрости, я бы попросила вас отослать меня отсюда подальше. Делить дом с Цин-чжао – это грозит мне неприятностями. В особенности если она заметит, что я стала близка к вам, тогда как от нее вы отказались.

– Опять ты права. Я проявил эгоизм, попросив тебя остаться.

– Да, – согласилась Ванму. – Однако я остаюсь.

– Но почему? – удивился Хань Фэй-цзы.

– Потому что не хочу возвращаться к прежней жизни, – грустно ответила она. – Я теперь слишком много знаю об этом мире и о Вселенной, о Конгрессе и о богах. Если я вернусь домой и начну притворяться, будто ничуть не изменилась, то до конца жизни буду ощущать в горле привкус яда.

Хань Фэй-цзы еще раз мрачно кивнул, но затем улыбка пробежала по его губам, и он расхохотался.

– Вы смеетесь надо мной, хозяин?

– Я просто подумал, что ты никогда не была такой, какой себя считала.

– Не понимаю…

– Мне кажется, ты и раньше притворялась. И настолько успешно, что, может быть, тебе удалось обмануть даже саму себя. Одно несомненно: ты от рождения была необыкновенной девочкой и ты никогда бы не смирилась с обычным течением жизни.

Ванму пожала плечиками:

– Будущее – это сотни тысяч тонких нитей, но прошлое – ткань, которую уже никогда не соткать по-новому. Может, я бы смирилась. А может, нет.

– Ну вот мы и вместе – все трое в сборе.

Ванму изумленно обернулась и только тогда увидела, что они не одни. В воздухе над терминалом зависло улыбающееся лицо Джейн.

– Я очень рада, что ты вернулась, – произнесла Джейн.

На какое-то мгновение Ванму вдруг подумалось, что невозможное свершилось:

– Так ты не умерла! Ты выжила!

– А в планы Цин-чжао и не входило сразу же отправить меня на тот свет, – ответила Джейн. – Но она успешно продвигается к цели, и, вне всяких сомнений, через пару месяцев меня не станет.

– Зачем же ты тогда вернулась в этот дом? – изумленно спросила Ванму. – Ведь отсюда проистекает угроза твоему существованию.

– Я должна многое сделать перед смертью, – снова улыбнулась Джейн. – В том числе использовать малейшую возможность, которая даст мне шанс выжить. Так уж случилось, что на планете Путь живут тысячи и тысячи людей, которые по сравнению с остальным человечеством обладают непревзойденным интеллектом.

– Но только потому, что над нашими генами потрудился Конгресс, – уточнил Хань Фэй-цзы.

– Именно, – согласилась Джейн. – Если уж на то пошло, Говорящие с Богами Пути больше не люди. Вы – совсем иная раса, созданная и порабощенная Конгрессом, который использует вас, чтобы удержать власть во Вселенной. Но опять-таки так уж случилось, что один представитель этой новой расы в некотором роде вышел из-под власти Конгресса.

– Это ты называешь свободой? – возмутился Хань Фэй-цзы. – Даже сейчас я с трудом удерживаюсь, чтобы не начать ритуал очищения.

– Так не сопротивляйся, – спокойно возразила Джейн. – Я могу говорить с тобой и во время ритуала.

Почти сразу Хань Фэй-цзы начал размахивать в воздухе руками, выламывать их, таким образом очищаясь. Ванму отвернулась.

– Нет, повернись, – приказал ей Хань Фэй-цзы. – Не прячь от меня лицо. Мне совсем не стыдно демонстрировать тебе свою слабость. Я калека, вот и все. Лишись я ноги, что, друзья отворачивались бы от меня, лишь бы не смотреть на культю?