Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды
Шрифт:
Куфальт стоит в полной растерянности: его сверлит какое-то беспокойство. Ну, ругают его, ладно, дело привычное. Но он чувствует, что за бранными словами скрывается что-то другое, хорошее…
— Комиссар полиции Шпехт пришелся вам, видимо, не по нутру? — спрашивает следователь. — Он мне рассказал, что вы вели себя на допросе как наглый, закоренелый преступник.
— Но господин Шпехт и сам разговаривал со мной как настоящий полицейский с настоящим преступником. Не так, как вы, господин следователь, — лукаво добавляет Куфальт.
— Да где там!
— Воров…
— И кто были эти воры?
— Почем я знаю, — запинается Куфальт.
— Положим, знаете. А теперь поглядим, имеете ли вы хотя бы представление, кто ваши враги, а кто друзья…
— Я… — начинает Куфальт и умолкает.
— Ну, говорите же, — настаивает следователь.
— Фассе, — говорит Куфальт.
— Эзер, — говорит Куфальт.
— Монте, — говорит Куфальт.
— Загер, — говорит Куфальт немного увереннее.
— Нет, Маак, — говорит следователь.
— И Енш, — добавляет он.
— Ну, теперь вы все знаете. Ваше счастье, что Шпехт на них наткнулся. И ваше счастье, что эти договоры хранились в бюро и что аккуратный господин Маак приложил к ним нечто вроде плана погашения платежей, — там было указано, сколько с каждого из вас причитается… А потом он передумал… Мерзавец он. этот ваш друг, Куфальт! Гнусный мерзавец!
— Его девушка должна скоро родить, — говорит Куфальт.
— Знаете, что я вам скажу, — на этот раз следователь и впрямь взбешен. — Это слюнтяйство, слабость, это чистейшее идиотство с вашей стороны! Либо вы хотите выбраться из всей этой грязи, либо нет. Да или нет?
— Да, — говорит Куфальт.
— То-то! — говорит следователь. — Пишущие машинки сегодня же будут возвращены торговцам, а предъявленный ими иск аннулирован. До тех пор вам придется подождать. Полагаю, сегодня вечером или завтра утром мы вас отпустим.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Сам себе хозяин
Молодой человек шагает по Менкебергштрассе. Держа под мышками по большой картонной коробке, он торопливо пробирается через толпу людей, которые гуляют здесь, в это солнечное осеннее утро, останавливаются, рассматривают витрины, заходят в магазинчики и идут дальше — он пробирается торопливо, опустив голову.
Проходя мимо универмага «Карштадт», он краешком глаза видит большую витрину со сверкающими в ней нарядами, полную блеска шелков, мягких светлых красок.
Молодой человек убыстряет шаги, не глядя больше по сторонам, обходит этот подводный камень. Через три дома высится большое здание, бюро, туда ему и нужно. Вахтеру он бросает: «В Китайский экспорт» и мимо лифтов торопливо взбегает вверх по лестнице.
В демонстрационном зале, заставленном хрусталем, образцами тканей, статуэтками будд, фарфором, в
этот утренний час еще тихо. Ученик, коренастый парнишка с торчащими ушами, такими красными, будто начальник только что надрал их ему, мягкой, маленькой метелочкой смахивает пыль.— Что вам угодно? — спрашивает ученик.
— Я к господину Браммеру, — отвечает Куфальт. И добавляет: — Благодарю, дорогу я знаю.
Он проходит через две комнаты, где девушки строчат на пишущих машинках, и попадает в третью. Там среди множества разноцветных карт, карточек и счетов восседает господин Браммер за длинной тарахтящей, звенящей бухгалтерской машинкой.
— Последние две тысячи, господин Браммер, — произносит Куфальт.
Господин Браммер — еще молодой человек со свежим лицом, светлыми волосами и короткой верхней губой, характерной для уроженцев Гамбурга.
Господин Браммер нажимает на клавиши, каретка машинки дергается, стучит, звенит, выбрасывает карточку. Морща лоб, господин Браммер читает ее и говорит:
— Положите вон туда.
Куфальт кладет.
— Сумма соответствует?
— Да, соответствует, — произносит Куфальт.
— Ну и отлично, — говорит господин Браммер, кладет карточку, выуживает откуда-то из-за спины квитанцию, заполняет ее, передает вместе с химическим карандашом Куфальту, и вот уже у Куфальта в руках десять марок.
— Большое спасибо, — говорит Куфальт.
— Спасибо и вам, — с особым нажимом произносит господин Браммер. Он смотрит на свою машинку, затем на Куфальта и, вежливо улыбаясь, говорит:
— Итак, всего доброго, господин Куфальт.
— Всего доброго, господин Браммер, — также вежливо отвечает Куфальт. Но не уходит, хотя от него этого явно ждут, а, помедлив, спрашивает: — Больше ничего нет?
— Ничего, — отвечает господин Браммер.
— Да-да, — торопливо произносит Куфальт.
— Шеф пока не хочет больше заниматься пропагандой. Вы понимаете? Время такое…
— Понимаю, — произносит Куфальт. В глубине кабинета он приметил ящик с деньгами: кажется, в нем полным-полно денег, уйма денег. Их оставили не для того, чтобы сразу истратить, а так, на всякий случай.
— Да… — произносит господин Браммер и очень внимательно смотрит на Куфальта.
Куфальт медленно заливается краской под его взглядом. Он чувствует, как краснеет все сильнее, и смущенно говорит:
— А не могли бы вы порекомендовать меня другой фирме?
— Охотно-охотно, — говорит господин Браммер. — Только… вы ведь знаете…
— Да, — поспешно произносит Куфальт. — Конечно.
Он пытается уйти от взгляда Браммера и снова посмотреть на ящик с деньгами. Он такой привлекательный, но нет, сделать этого не удается, Браммер не выпускает его из поля зрения.
Кстати, кажется, господин Браммер чем-то расстроен.
— И потом, господин Куфальт, вы слишком дорого берете. Пять марок за тысячу адресов! Через день сюда приходят люди, готовые сделать это за три или четыре марки. Я больше не могу оправдываться перед шефом.