Кто все расскажет

Особь по кличке Уэбстер становится рядом. Затем поднимает руку, чтобы обнять свою спутницу. Звуки сердцебиения ускоряются. Где-то визжит павлин. Почувствовав прикосновение к своему плечу, мисс Кэти немедленно отпускает перила. Хватает обеими руками ладонь, промелькнувшую возле лица, резко дёргает вниз и, словно на уроке дзюдо, броском отправляет Уэбстера через спину. Через перила. В яму.

Возвращаясь наплывом в настоящее время, в закулисье, мы успеваем услышать рёв медведя и слабый мужской вскрик. Мисс Кэти окружена тусклым ореолом света, отражённого ведущим. На её гладкой шее не бьётся ни единой жилки. Лишь на лице шевелится помада:

— Ну что, нашла ты новую рукопись?

Между тем на экране её показывают в роли миссис Леонардо да Винчи, миссис Стивен Фостер, миссис Роберт Фултон.

Каждое интервью, да что там — любая рекламная кампания очень похожа на свидание вслепую, когда вы строите незнакомцу глазки, а сами только и думаете, как бы не дать себя поиметь.

Вот уж правда: успех человека определяется тем, как часто он может повторить слово «да», слыша слово «нет». Теми бесчисленными случаями, когда он продолжает упорно шагать вперёд, невзирая на все преграды.

Как я говорила, декорации и массовка в точности воспроизводят уже пережитую нами сцену, таким образом намекая, что все церемонии награждения — это привлекательные ловушки, наживкой в которых служит посеребрённый кусок осязаемой похвалы. Смертельные капканы, внутри которых — аплодисменты.

Я наклоняюсь и откручиваю крышку очередного термоса. Не того, где налит чёрный кофе; не того, который наполнен холодной водкой, и не того, что гремит таблетками валиума подобно маракасам в руках Кармен Миранды. Нет, из этого термоса я извлекаю тонкую стопку плотно скрученных в трубку листов бумаги. На каждом из них стоит заголовок: «Слуга любви». Третья версия. Протягиваю страницы мисс Кэти.

Она щурится на печатные буквы, трясёт головой:

— Без очков ни черта не понятно. — И протягивает бумагу обратно: — Прочти сама. Хочу знать, какая смерть меня ждёт…

Зал неожиданно взрывается громом рукоплесканий.

АКТ II, СЦЕНА ШЕСТАЯ

— «В день, когда ей предстояло изжариться насмерть в ужасных мучениях, — читает мой голос за кадром, — обворожительная Кэтрин Кентон решила принять роскошную ароматную ванну».

Как и в случае с прошлыми вариантами последней главы книги «Слуга любви», мы видим сквозь лёгкую дымку помолодевших приторных Уэбба и мисс Кэти, резвящихся на постели в её будуаре. Спустя некоторое время парочка прекращает свои занятия и медленно, точно в трансе, передвигая длинные ноги, шествует в примыкающую к спальне комнату.

— «Как обычно, — читает мой голос, — после напряжённой оральной близости с моим романтическим жезлом Кэтрин прополоскала нежное нёбо горстью одеколона и приложила кусочки блестящего льда к своей стройной затекшей шее.

Я открыл краны, добавил особого масла, и в глубокой ванне из розоватого мрамора выросли благоуханные пенные горы. В ожидании восхитительного ритуала омовения моя дражайшая Кэтрин произнесла: «Уэбстер, любимый, те пинты любовной эссенции, которые ты извергаешь на пике оральной страсти, опьяняют чувства сильнее, нежели самый насыщенный шоколад из Европы… — Здесь моя милая скромно срыгнула в кулак и проговорила: — Хотела бы я, чтобы всем женщинам довелось насладиться вкусом твоих выделений».

Полуразмытая придуманная мисс Кэти прикрывает фиалковые глаза и облизывает губы.

Поцеловавшись, вымышленные любовники размыкают объятия.

— «С нескончаемой осторожностью опуская шелковистые чувственные ноги, — читает за кадром мой голос, — Кэтрин погрузила в горячие радужно-белые облака забрызганные мной бёдра и несравненный лобок. Обжигающая вода сперва заплескалась под атласными ягодицами, потом захлестнула шелковистую грудь. Пар поднимался вихрящимися клубами, наполняя благоуханием просоленный воздух ванной.

На дворе стоял тот год, когда по радио через раз крутили песню „Атчисон, Топика и Санта-Фе“ в исполнении Митци Гейнора, и большой радиоприёмник „Ар-си-эй“, настроенный таким образом, чтобы проигрывать романтические баллады, удобно пристроился на краю розоватой мраморной ванны. Его жёсткий электрический шнур был протянут к удобно расположенной стенной розетке».

Короткий кадр-вставка: пресловутый радиоприёмник примостился у самого краешка ванной; на запотевших стенках деревянного 4 корпуса оседают первые капли.

— «Кроме того, — продолжает мой голос, — вдоль борта выстроились в ряд электрические светильники с лампочками, окрашенными в розовый цвет, и бисерными абажурами, создававшими обольстительную игру теней и бликов».

Камера медленно пробирается через лес пресловутых светильников на коротких и длинных ножках, беспечно расставленных по широкому краю огромной ванны. По направлению к россыпи круглых розеток длинным змеиным клубком протянулись чёрные толстые провода, казалось бы, в любую минуту готовые заискриться от переполняющей их энергии.

— «Опустившись по шею в пахучие мыльные пузырьки, — вещает закадровый голос, — Кэтрин издала стон удовольствия. И в это мгновение нашего неописуемого счастья, под нежные звуки шопеновского „Большого бриллиантового вальса“, приёмник вдруг соскользнул с насиженного места. По странному совпадению следом за ним в манящую глубину опрокинулись разом и все светильники, сварив мою милую заживо, словно терзаемое, перепуганное, визжащее яйцо в мешочек…»

На экране бурлят и пенятся пузырьки, закрывая от зрительских глаз подробности этой смертельной сцены.

— «Конец», — читает мой голос.

АКТ II, СЦЕНА СЕДЬМАЯ

Резкая смена кадра: мы в зале великолепного театра на Бродвее, где только что осколками после взрыва японской бомбы накрыло Юла Бриннера в роли Дуайта Д. Эйзенхауэра. Военный корабль США «Аризона» кренится на правый борт, угрожая придавить собой Веру-Эллен, которая исполняет партию Элеоноры Рузвельт. Военный корабль США «Вест Вирджиния» опрокидывается на Невилла Чемберлена и Лигу Наций.

Пока японские палубные истребители атакуют Айвора Новелло, моя мисс Кэти под перекрёстным огнём зенитных орудий Лайонела Этвилла взбирается на фок-мачту линкора, зажав зубами ручную гранату. Мотнув головой, мисс Кэти выдирает чеку и размахивается… немного сильнее, чем нужно. Чугунный ананас пролетает над головой Хирохито и вместо него попадает в Романи Романи, скрипача в оркестровой яме.

Со стороны зрительного зала, с пятого ряда, доносится крик.

— Стойте, чтоб вам всем!.. — Лилиан Хеллман встаёт и принимается рубить воздух свёрнутой в трубку партитурой. — Да стойте же! — вопит она. — Вы пособники врага!