Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Кто все расскажет
Шрифт:

Заметно, что у них уже в энный раз: грациозные полуразмытые Уэбстер и мисс Кэти совокупляются с безразличным видом, не глядя друг на друга. Закатив глаза, свесив кончики языков наружу, по-звериному часто дыша, мужчина и женщина меняют позиции без разговоров. Влажное чмоканье их гениталий угрожает заглушить «живую» музыку.

— «Мы занимались любовью под миллиардами звёзд, а под нами сияли десять миллионов электрических огней. Здесь, между землёй и небом, временно ослеплённые официанты опрокидывали бутылки „Моэ и Шандон“ прямо в наши жадно раскрытые рты, проливая искристые капли на упоительные груди Кэтрин, между тем как я продолжал услаждать её ненасытное лоно, а ничего не ведавшие слуги поочерёдно клали сырых охлаждённых устриц прямо в скользкий лоток её королевского

горла…»

Бесстыжая парочка без устали предаётся сношениям. Джимми Дюранте в наглазной повязке выходит к микрофону и поёт «Сентиментальное путешествие».

— «Вослед моим страстным излияниям, — не умолкает голос Терренса Терри, — в минуту petit mort [25] , когда Кэтрин изгибалась и впивалась в меня ногтями, вниз по её скульптурным бёдрам заструились тёплые ручейки женственных соков, и вот после напряжённейшего крещендо страсти некая невидимая рука включила прожекторы, омывающие светом вершину торговой башни. Обжигающее сияние, рухнувшее на нас, в этот вечер было не привычного белого цвета; скорее оно точь-в-точь напоминало оттенок шальных фиалковых глаз моей Кэтрин…»

25

Маленькая смерть (фр.).

Любовники отлепляются друг от друга и рассеянно вытирают хлюпающие гениталии столовыми салфетками, которые тут же мнут и бросают. Затем, усыпав ими всю крышу, используют свисающие края белой скатерти.

— «Но вот, — читает Терри, — мы расторгли телесную связь и пару мгновений спустя, безупречно одетые, вкушали элегантно поданную на лиможском фарфоре благоухающую трапезу, состоявшую из жареных голубков с отварной морковью и чесноком, фаршированного печёного картофеля, небольшого салатика с острой приправой „ранчо“, и плова — на выбор.

— Уэбстер, — сказала Кэтрин, — ты — невероятный и грозный зверь; только эта величественная башня на всём белом свете и может сравниться с твоим изумительным фаллосом. — А затем прибавила с похотливой ухмылкой: — Я с радостью преодолею сто миллионов ступенек, лишь бы оказаться наверху…».

По контрасту со сдержанным закадровым голосом, вымышленная засахаренная парочка алчно поглощает еду и лакает вино, стуча приборами по тарелкам, при этом так громко сглатывая, что музыки почти не слышно. Уэбстер и Кэтрин Кентон обгладывают крошечные скелеты голубей, хватая их жирными пальцами, а косточки сплёвывают на улицы далеко внизу. Вокруг, спотыкаясь, бродят официанты в наглазных повязках.

Терренс Терри невозмутимо продолжает читать:

— «Мы с Кэтрин встали из-за стола и приблизились к парапету, готовясь поднять бокалы шампанского за самый блистательный город в мире. Вдалеке под нашими ногами суетились толпы смертных, не представляя себе, какая благодать простирается в высоте над их головами. Где-то там обитали Элиа Казан, Артур Тричер и Энн Бакстер, каждый в своём ограниченном мирке. Внизу перемещались Уильям Кениг, Руди Вэлли, Грейси Аллен, без сомнения, воображая себя чуть ли не королями жизни. Будь Мери Майлз Минтер, Лесли Говард и Билли Битцер настолько мудры и осведомлены, они оказались бы в эту минуту на нашем месте…»

Приторные мужчина и женщина отпихивают от себя стулья и, взяв напитки, нетвёрдо шагают к самому краю здания.

— «Оглядываясь на прошлое, — читает закадровый голос, — я думаю: вероятно, мы были ослеплены своим сверхчеловеческим счастьем. „О, Кэтрин, — как сейчас помню, вырвалось у меня, — я так люблю, люблю, люблю тебя!“

Мне хотелось выразить своё чувство не только при помощи своей твёрдой чувственной трубки, но и при помощи рта. Если позволите — в каждый мой вздох, в каждое произносимое слово вплеталось послевкусие сладкого лона…».

Расплывчатая подделка под мисс Кэти опрокидывает в рот последние капли шампанского и протягивает пустой бокал фальшивому Уэбстеру. Тот косится на дорогие наручные часы и прикрывает ладонью протяжный зевок. Между тем музыканты в наглазных повязках всё продолжают пиликать по струнам.

— «В этот ослепительно

фиалковый миг нашего взаимного обожания Кэтрин оступилась элегантно обутой ножкой на салфетке, хранящей следы нашей страсти. И сиятельная звезда человечества полетела вниз с высоты, подобно сверкающей и визжащей комете Галлея, и рухнула на кишащий прохожими тротуар Западной Тридцать четвёртой улицы».

Вымышленная мисс Кэти досадливо пожимает безупречно красивыми плечами, скидывает свои туфли на шпильках, забирается на перила и ныряет ласточкой в бездну. Проследив глазами её полёт, приторный Уэбстер наклоняется подобрать забытые туфли, чтобы с размаху бросить их с небоскрёба.

— «Конец», — объявляет закадровый голос.

АКТ II, СЦЕНА ДЕВЯТАЯ

Прошу прощения: тут мне ещё раз придётся сломать четвёртую стену. Понимаете, в то время пока Кэтрин Кентон сражается за свою жизнь, на моих глазах происходит как бы обратное превращение. Близость мучительной смерти держит тело актрисы в отличном тонусе. Боязнь отравиться обуздала — если не умертвила — её аппетит, а необходимость постоянно быть начеку притупила влечение к таблеткам и алкоголю. Под беспрестанным давлением обстоятельств осанка стала прямой и решительной. С расправленными плечами и впалым животом Кэтрин Кентон держится, точно храбрый солдат, идущий на поле брани. Неотвязно витающее в воздухе присутствие смерти пробудило в ней страстную жажду жить. На щеках расцветают розы, а фиалковые глаза возбуждённо сверкают, выискивая источник предполагаемой опасности.

Ни один хирург, никакая косметика не смогли бы с такой полнотой вернуть ей цветущую юность, как это сделала угроза гибели.

Что же до Уэбстера Карлтона Уэстворда Третьего, ещё недавно холёного и безупречного красавца — он притих, осунулся, приобрёл немало шрамов. Миловидное лицо покрыто сетью морщинок… царапин… швов. Самец ежедневно теряет клочья некогда крепких, густых волос. Получая отпор на каждом шагу, он сделался похож на трусливую собаку, привыкшую к вечным побоям.

И всё же, трудно сказать почему, Уэбб продолжает встречаться с моей мисс Кэти. Скучать ей теперь не приходится: всегда есть возможность, что мы пропустили очередной план покушения. Однажды ради перестраховки она столкнула молодого Уэбстера с лестницы у фонтана Бетесда; юноша до сих пор прихрамывает — не успел свыкнуться со стальным штифтом, вживлённым в раздробленную лодыжку. В другой раз, в роскошном нью-йоркском ресторане «Русская чайная», неверно расценив торопливый жест своего спутника, в целях самозащиты мисс Кэти проткнула его волосатую руку столовым ножом. И вдобавок спихнула его с платформы в метро. Американское во всех отношениях лицо Уэбстера побледнело и распухло из-за ожогов, оставленных порцией горячего десерта «Банана Фостер». Ясные карие очи потускнели, да ещё и покраснели после профилактического знакомства с газовым баллончиком.

Вот вам и обратное превращение: мисс Кэти свежа и полна сил, а самец по кличке Уэбстер износился и одряхлел. Постороннему человеку при встрече с ними на улице пришлось бы ещё погадать, кто из этих двоих моложе. На лице знаменитой актрисы застыло надменное выражение; трудно определить, что её больше отталкивает — коварные замыслы молодого убийцы или же угасание внешних признаков его мужественности.

С каждым шрамом, ожогом, царапиной Уэбстер всё сильнее напоминает чудовище, от которого я предостерегала мисс Кэти.

А теперь мы внезапно перенесёмся обратно, в день последней костюмированной репетиции нового бродвейского представления, в тот момент, когда музыка достигает апогея; поёт вся труппа. Мисс Кэти при поддержке Джека Уэбба и Акима Тамирова водружает американский флаг над островом Иводзима. Кордебалет Фло Зигфелда, состоящий сплошь из красоток Мака Сеннета, изображающих солдат японской императорской армии в костюмах с глубокими декольте и прорезями от «Эдит Хэд», сцепившись локтями, вскидывает ноги к потолку; фашистские задницы так и сверкают. Сцена показана средним планом. Экран переполнен движением, светом и музыкой. Камера отъезжает, показывая — уже во второй раз — почти безлюдный зал.

Поделиться с друзьями: