Кубок Брэдбери-2022

– Пройди под лестницу.

Точно! Под лестницей, которая вела на второй этаж, было небольшое пространство: вначале кладовка с приметной дверкой, она была видна любому пришельцу, а вот за кладовкой вполне можно было укрыться от посторонних.

– Ты тоже пока отключись, – шепнула Анна, и Гаврила исчез.

На цыпочках, как в детстве, она прокралась в укромный уголок и замерла там. Кто-то завалился в дом на удачу: слышался грохот, грубые голоса, потом звуки ударов… После все стихло, но Анна еще долго не решалась выбраться из своего закутка.

– Анюта, – позвали рядом.

Гаврила стоял в коридоре, склонив голову к плечу, – будто прислушивается, как если бы они играли в прятки. Анна Львовна вспомнила, что в детстве и правда играла с домоуправителем. Будучи голограммой, Гаврила прятался идеально, и невозможно было предугадать, где он проявится в следующий раз, но при этом он не жульничал: уж если она правильно определила, какое пространство дома он задумал, он добросовестно проецировался там и признавал свое поражение.

– Дом пуст, – сказал Гаврила. – Чужих нет.

Выдохнув, она присоединилась к нему.

– Сам видишь… Мне надо идти. Спасаться. Спасибо, Гаврила. Нам пора прощаться. Если никто из нашей семьи больше… – голос сорвался. – Если никто из нашей семьи больше не придет в дом, ты никогда не запустишься? Или как это у вас работает? Программу можно перенастроить, да?

Гаврила посмотрел печально, возле губ залегли скорбные складки.

– Программу можно перенастроить, если хозяева возвращают ее на базу и требуют этого, – сообщил он. – Вы могли перенастроить меня и заказать юную стюардессу.

Анна хрюкнула.

– Зачем нам юная стюардесса?

– Популярная модель, я слышал. Не знаю.

– Гаврила…

– Люди умирают. Программы не умирают. Но они оказываются невостребованными и вечно ждут, что когда-то их вновь запустят. Ты в этом разбираешься лучше меня, Анюта. Согреть тебе ванну?

Анна Львовна топнула ногой.

– Да. Согрей мне ванну.

«Может, ты перенапряжешься, узнав, что воды и электричества теперь нет, и перегоришь», – подумала она. Если программа отключится навсегда в доме, в котором ничего не сохранилось, это будет логично и правильно. Но оставлять живого Гаврилу одного в пустом доме было немыслимо.

Заглядывать на второй этаж Анна Львовна не стала, ноги уже не те. Медленно, держась за стены с редкими клоками обоев, она доползла до прихожей.

Гаврила проявился там через две минуты, по виду – точно такой же, как и всегда. Только слишком серьезный.

– Я не могу подготовить ванну, – доложил он. – Прости.

– Я так и знала.

– Технические неполадки. Прости. Я пытаюсь связаться со штатным сантехником и штатным электриком, но установить связь не получается.

– Я знаю, Гаврила. Отбой. Не надо ванну.

Анна легко толкнула входную дверь – кажется, все-таки было не заперто – и увидела, что вода в реке поднялась еще выше. Такими темпами дом затопит уже завтра.

– Ты уходишь, Анюта? – сказал Гаврила. Он все так же стоял в прихожей, только скрестил руки на груди.

В его тоне не могло быть никакой обреченности, он, в конце концов, программа. И упрека быть не могло: она из числа хозяев. Она приходит и уходит. Он остается. Он привязан к дому.

– Когда ты планируешь вернуться? К твоему приходу я постараюсь устранить неполадки. Прости.

Анна повернулась, готовая наброситься на него с кулаками.

– Ну что ты заладил «прости», «прости»? Я ни в чем тебя не виню!

– Ты уходишь, – напомнил Гаврила. – У тебя нет возможности отдохнуть дома. Тебе это необходимо для поддержания жизнедеятельности. Я не могу тебе помочь. Прости.

Если дом затопит, программа перегорит или нет? Случится короткое замыкание – что-то же должно там перемкнуть, чтобы Гаврила, наконец, отключился?

– Ты работаешь без электричества, Гаврила? – спросила Анна Львовна.

Он, казалось, задумался.

– Это коммерческая тайна, Анюта. Я не могу сказать. Прости.

Анна Львовна села на крыльцо.

– Если я хотела бы перенести тебя в другой дом, – медленно проговорила она. – Каковы были бы мои действия, Гаврила?

– Обратиться туда, где твои мама и папа меня приобрели, с заявкой и документами на дом, а также с документами, подтверждающими твое родство с приобретателями. Заявка должна быть рассмотрена в течение семи календарных дней. Это не запрещено, мы же не домовые, – Гаврила усмехнулся. – Но сами мы таких вопросов не решаем.

– Понятно.

Контора, где много лет назад приобрели Гаврилу, давно не существовала. Прах родителей был захоронен в далеком краю. Семь календарных дней… Замечательная фраза из былых времен.

– Семь календарных, пять рабочих, – мечтательно сказала Анна Львовна вслух.

– Обычно так.

– Это невозможно. Гаврила. Тебя можно отключить?

– Ты уйдешь, захлопнешь дверь, и я временно отключусь.

– Временно.

– Я буду ждать твоего возвращения, Анюта, – он помолчал. – Ведь мама и папа, если я правильно понял тебя, уже не придут.

– Да. Ты правильно понял меня.

– Значит, я буду ждать твоего возвращения.

– Хорошо. До свидания, Гаврила.

– До свидания, Анюта.

Она встала, чтобы захлопнуть дверь, и в последний момент, когда замок уже щелкнул, услышала:

– Прости.

Анна Львовна сделала несколько натужных шагов прочь от дома, но потом врезала сама себе по щеке и бегом вернулась. Приложила ладонь к сенсорной панели. Очередной ох-вздох системы, дверь приоткрылась. Анна ворвалась в прихожую.

– Добро пожаловать. Анюта.

Гаврила стоял перед ней такой же, как и всегда, только теперь его улыбка казалась ей грустной.

– Здравствуй, Гаврила, – выдавила она.

– Я рад тебя видеть.

– Я тоже. Рада. Гаврила, ты должен мне помочь.

– Конечно. Я для того тут и поставлен.

– Поставлен, – она истерически засмеялась. – Поставлен. Установлен. Прикован.

– Анюта?

– Где именно ты инсталлирован в доме? Не проекторы, а мозг. Программа. Что мне нужно выломать, чтобы взять тебя с собой? Главная деталь – где она? Быстро!