Куда пропали снегири?

Конечно, я сходила за водой. Налила в вазу два больших ковшика. А тут и она вернулась с тремя пре­красными розами на высоких крепких ножках. Розы были красные. Женщина бережно поставила их в во­ду, чуть-чуть отступила, посмотрела, будто оценивая работу, и только потом подняла глаза к иконе, пере­крестилась.

– Вот так, хорошо, - сказала тихо. Вышли из храма вместе.

– Вам в какую сторону?
– спросила она.

– Недалеко, за рощу.

– Жаль, мне в другую.

– Я могу проводить вас. Как раз сегодня никуда не спешу.

– Проводите. И, правда, грех домой торопиться, та­кой чудесный, такой несуетный вечер.

Несуетный вечер. Мне очень понравились её слова. Их мало, несуетных вечеров, в нашей жизни. Как пра­вило, вечера оказываются без вины виноватыми в на­ших абы как прожитых днях. Мы накапливаем к вечеру безалаберность своих и чужих поступков, огрехи дня, усталость, раздражительность, неоплаченные ближни­ми счета и превращаем вечера в судорожное латание дыр, в торопливую подготовку к марафону дня гряду­щего. Но бывают, бывают особые вечера. Они запоми­наются, потому что их немного. Они как особой раскраски камушки в ожерелье. Куда-то уходит многозаботливость, остро обнажается смысл нашей малень­кой жизни, которую мы живём взахлёб, торопим и под­гоняем. Время величественно опускается над нами и дарит нам великодушно мудрость. Ненадолго, всего-то на один вечер, но как он хорош именно этим!

Тот вечер таким и был. Я не спешила, душа мгновен­но настроилась на редкую, высокую ноту, на мелодию чужой жизни. Обычно так: до себя бы. Сегодня: как интересны, как удивительны люди. Мне показалось, что и женщина переживала нечто подобное. Не торо­пилась и пила по глотку эту неспешность, радовалась каждому медленному шагу по притихшей к вечеру не­большой роще у старой церкви.

– Меня зовут Анфиса. Бабушка настояла, чтобы родители назвали меня именно так в память о её сест­ре, уехавшей из России в Аргентину. Всю жизнь рва­лась обратно - не пускали, так и умерла на чужбине.

– Анфиса — это ведь с греческого «цветущая». Ба­бушка будто знала, что Господь наградит вас красотой.

Анфиса улыбнулась. Так улыбаются люди, привык­шие слышать в свой адрес похвалу. Жизнь её мужа, наверное, спокойной не назовёшь. Я сказала ей об этом, она вскинула на меня свои печальные глаза:

– Я живу одна и никогда не была замужем...

Удивительно. Она не производила впечатления одинокой женщины. Таинственной - да, но только не одинокой. Видимо, моё удивление не осталось незаме­ченным. Анфиса, она и отчество назвала - Сергеевна, ещё раз грустно улыбнулась:

– Сегодня у меня особый день. Единственный раз в году, когда я позволяю себе говорить о человеке, ко­торого люблю. Вернее, думать о нём с утра до вечера: говорить-то особенно не с кем. А сегодня... Можно я вам про него расскажу?

– Расскажите. Я буду слушать и попробую понять.

Анфиса Сергеевна долго молчала. Мы медленно брели по роще, думая о своём.

– Когда я была молодая, то переживала, что у меня нет детей. Теперь вот смотрю на современных мам и не перестаю ими восхищаться - сколько терпения, сил, здоровья надо, чтобы вырастить ребёнка. А ведь у многих не по одному. Как непросто, - Анфиса вздохнула. Она будто раздумывала, не решалась на­чать разговор о главном. И вдруг сказала тихо, почти буднично:

– А у меня тоже есть ребёнок. Его зовут Георг, он латыш, но говорит по-русски свободно.
– И заторопи­лась, - он очень славный, глаза голубые, весёлый и очень умненький. Уже в пятом классе.

Она стала говорить быстро, будто села на любимо­го конька. Впрочем, каждая мать всегда с удоволь­ствием рассказывает о своём ребёнке. Вот и Анфиса, наверное, родила поздно, да ещё без мужа, ведь сказа­ла же, что замужем не была.

– Он не мой. Это сын человека, которого я люблю.

Теперь уже мы заговорили о главном.

Как-то раз - ей было тогда восемнадцать лет - родители, оба врачи, пригласили на семейное тор­жество коллег. Среди них был молодой хирург, только после института. Он увидел Анфису и уже через неделю просил её руки. Родители были не про­тив, но сказали, что решать она должна сама, не ма­ленькая. Анфисе Олег нравился: умён, начитан, хо­рошо воспитан и старше её на десять лет. Анфису закружила первая любовь. Но скоро Олег уехал на год в загранкомандировку - заработать денег для будущей семейной жизни, а Анфиса через неделю уже успокоилась. «Я не люблю его, я, оказывается, его не люблю...» Да, она ждала любви необыкновен­ной, знала, бывает так: без любимого человека задыхаются, жизнь скучна, если его нет рядом, а она - она ходила в бассейн, ездила на пикники с приятелями, а ещё сидела за учебниками, готови­лась поступать в иняз.

Экзамены в институт Анфиса сдала блестяще. А когда Олег позвонил, поздравил, назвал «моя умни­ца», сказал, что скучает, она решила: пора ему узнать правду:

– Я не буду твоей женой. Я не люблю тебя, Олег.

Кто не ждёт любви в юности? И она ждала. Ждала и прекрасно понимала, что не останется одна, много ещё «Олегов» предложат ей руку и сердце, и она вы­берет своего, единственного... На курсе Анфиса счи­талась самой красивой девушкой. Её расположения добивались многие, она ещё со школы привыкла ло­вить восторженные взгляды молодых людей.

Со временем, пережив период свадеб своих под­руг, она вступила в пору их разводов, так и не создав собственной семьи. Особенно горевали родители: их единственная дочь, красавица, умница и - одна. А нескладные, невзрачные и недалёкие её подруги -все при мужьях, катают коляски в скверах. Анфиса не страдала, понимала, что проблемы, как таковой, не существует, стоит ей только захотеть... Но вот - не хотела. Вернее, хотела. Любви. Той самой, не­обыкновенной, о которой мечтала девочкой в стар­ших классах.

А годы, они бегут себе под горочку и бегут. И Анфисины бежали. Сначала умер отец, так и не дож­давшись внуков, потом угасла не перенесшая утраты мама. Одиночество навалилось сразу. И тогда Анфи­са решилась. Она уже работала в большом проект­ном институте переводчицей французского, много ездила. «У вас прекрасные внешние данные...» - лю­бил повторять ей начальник и охотно отправлял в самые ответственные поездки. Она сопровождала иностранные делегации, переводила на деловых встречах, шеф несколько раз брал её с собой во Францию, но ни разу, надо отдать ему должное, не претендовал на близость - был стар и мудр, по­нимал, что роль карманной переводчицы не для Анфисы. Но зато остальные... Она хорошо изучила сценарий каждой своей командировки. Когда она переводила, то невольно наталкивалась на особый, «специфический», мужской взгляд. Было в нём от­кровенное рассматривание красивой женщины, при­ценивание к ней. Потом, как водится, незатейливый комплимент. Звонок в номер. Сейчас он пригласит её в театр, потом в ресторан поужинать.

– Не сочтите за дерзость, но сегодня премьера, мне оставили два билета.

– Простите, мой вечер занят...

– Но мог бы я надеяться...

Набор дежурных фраз. Анфисе было скучно слу­шать их, она научилась вежливо отказывать. А тут не отказала. Человек этот уже несколько раз приезжал к ним в институт из Парижа. Был он русский, эмиг­рант в третьем поколении, предприимчив, богат. Он тоже начал с того, что пригласил её поужинать. Она надела своё чёрное бархатное платье, ниточку жемчу­га. Подошла к зеркалу, на неё смотрело красивое лицо решившейся на всё женщины. Он довезёт меня до до­ма. Я приглашу его на чашечку кофе... Нет, не пригла­сишь. В глазах женщины, в которые она пытливо всматривалась, не читалось волнения. Приглашу!