Кукарача
Шрифт:
– Прочтите, пожалуйста, еще раз!
– попросил Кукарача.
Мама повторила.
– Вот это да!
– воскликнул Кукарача.
– Вот это - строгость! Вырвать собственный глаз! Отсечь собственную руку! Против такого закона наш закон - рай!
– Это не закон, Кукарача, это заповедь. Будь это законом, сейчас половина населения Грузии была бы одноглазой и однорукой, - сказала мама.
– А что такое заповедь?
– Заповедь - это нравственное правило, положение, из которого вытекают все законы. И вот я спрашиваю: приобщаете ли вы к этим заповедям
– Людям, с которыми мы имеем дело, не помогут никакие заповеди... А что это за книга, Анна Ивановна?
– Евангелие от Матфея.
– А вы читаете его Тамазу?
– Тамазу?
– опешила мама.
– Знаешь, я не думала об этом... По-моему, рано еще...
– Анна Ивановна, одолжите мне эту книгу, верну через два дня, попросил Кукарача.
Мама молча положила перед ним Евангелие.
– Трудно, конечно, будет мне понять все, но я обращусь за помощью к вам. Вы, наверно, хорошо владеете древнегрузинским языком?
– И французским, и английским, и немецким, - прихвастнула мама.
– Когда же вы успели изучить столько языков?
– удивился Кукарача.
– Эх, дорогой мой, все мы, люди всего мира, фактически говорим на одном языке, но не понимаем друг друга только потому, что не умеем прислушиваться друг к другу!
– вздохнула мама.
– Нет ли у вас чего-нибудь от головной боли?
– спросил вдруг Кукарача.
Мама вынесла две таблетки и полстакана воды.
– На, если боль несильная, прими одну, если очень болит - две.
Кукарача проглотил обе таблетки, поблагодарил, встал и направился к двери.
– Анна Ивановна, а можно мне рассказать об этом нашим, в милиции?
– О чем, Кукарача?
– Вот об этом самом - о душе, о заточенном в бутылке джинне, о заповедях...
– Ну, дорогой мой, Евангелие писала не я, и то, что говорила о душе, не является моей тайной, так что...
– Спасибо, Анна Ивановна!
Спустя два дня Кукарача возвратил Евангелие. Никакой помощи он у мамы не просил. Пришел, поблагодарил и ушел.
С тех пор Кукарача у нас не появлялся. При встрече на улице он ласково трепал меня по щеке и просил передать привет маме.
У Кукарачи появилось иное дело - гораздо серьезнее и сложнее, чем возня с нами.
Все, о чем будет рассказано ниже, - это события, свидетелем которых был я сам, о которых нам стало известно по просочившимся из милиции слухам и которые в свое время взбудоражили все население нашего квартала.
Трижды Кукарача вызывал Ингу в милицию, и ни разу она не явилась. Наконец лейтенант сам отправился к ней, но не застал ее дома.
– Так запросто ты ее в милицию не заманишь. Она отчаянная, - сказал Кукараче дворник Шакро.
Кукарача просунул повестку в замочную скважину и ушел.
На улице он встретил среднего роста красивую девушку с длинными каштановыми локонами. Вид у девушки был такой беспечный и довольный и сумкой размахивала она так весело, словно весь мир принадлежал ей одной.
Кукарача невольно остановился. Девушка прошла мимо, даже не взглянув на него. Кукарача повернулся
и не без удовольствия стал смотреть на ладную фигуру и стройные ноги удалявшейся девушки. Она почувствовала пристальный взгляд мужчины, быстро обернулась, подбоченилась, приняв вызывающую позу.Кукарача расхохотался.
– Чего смеетесь?
– нахмурилась девушка.
– Вы Инга?
– Допустим. Ну и что?
– Не "допустим", а точно. Вы - Инга?
– спросил Кукарача.
– Да, Инга. А вы кто?
– Я тот самый Кукарача, который трижды приглашал вас в милицию.
– А-а-а... Ну, и что вам угодно?
– Об этом узнаете в милиции, милая моя Инга!
– Кукарача подошел к девушке.
– Думаете, вам легко удастся привести меня в милицию?
– подняла брови Инга.
– Думал бы так, не стал бы тащиться по этому подъему!
– признался Кукарача.
– Но в милицию я вас все же приведу.
– Ну разве силой, волоком!
– рассмеялась Инга.
– Подумаешь, задача! Я два финских танка приволок в свой штаб!
– с улыбкой, но очень серьезно сказал Кукарача.
– Да?
– Да.
– Как?
– Завтра в девять пожалуйте ко мне в милицию. Там узнаете все. А зовут меня Георгий Тушурашвили.
– Да?
– Да.
– Кукарача звучит лучше!
– Так зовите меня Кукарачей.
– А может, пойдем ко мне? Там и поговорим...
– В тоне девушки почувствовались любопытство, уважение и даже некоторый страх.
– Нет, сегодня вы устали с работы... К вам зайду в другой раз, а завтра жду вас.
– Хорошо.
– В дверях вы найдете повестку. Не обижайтесь. Я не думал встретить вас на улице. Порвите повестку, не читая.
– Хорошо.
– До свидания.
– До свидания.
Кукарача и Инга медленно разошлись.
Она не пришла ни в девять, ни в полдесятого. Чтобы скоротать время, Кукарача в который раз перечитывал извлеченную из архива паспортного стола автобиографию Инги.
"Я, Инга Амирановна Лалиашвили, родилась 19 апреля 1920 года в г. Тбилиси. Отец - Амиран Давидович Лалиашвили - скончался от порока сердца в 1926 году. Мать - Анастасия Александровна Хмаладзе-Лалиашвили скончалась в 1927 году от туберкулеза. После этого я воспитывалась в Земо-Авчальском детском доме. Здесь же окончила семилетку. В 1934 году поступила в двухгодичное провизорское училище, которое окончила с отличием в 1936 году. Работаю в аптеке No 128 на выдаче лекарств. Беспартийная. Не замужем. Проживаю в г. Тбилиси, Кобулетский подъем, No 137.
И. Л а л и а ш в и л и
27.IX.1936 г.".
Она не пришла. Кукараче стало больно и обидно, - не думал он, что девушка обманет его.
Он закрыл папку, положил ее в ящик стола, встал, надел фуражку и... в комнату вошла Инга. Кукарача с облегчением вздохнул.
– Здравствуйте, Инга!
– опередил он девушку.
– Здравствуй, Кукарача!
– ответила она и села, не ожидая приглашения.
– Признаться, я уже не надеялся, что ты придешь.
Инга рассмеялась.