Кукловод: Реквием по Потрошителю
Шрифт:
— Мастер, чья личность осталась неизвестной, его приспешники Зекури Ооцуцуки, Тцумики Ооцуцуки, известные как адские близнецы, Сато Орочимару, Карито Кадзуо, носивший эти годы имя Какудзу, а так же крышевавшая их подпольный бизнес глава клана Ооцуцуки — Ооцуцуки Кагуя, были убиты Акасуной Сасори. Полиция совместно со службой безопасности засвидетельствовала их смерть. Зекури и Тцукуми были распилены пополам, и их части тела были сшиты вместе. У Какудзу удалено сердце, а его глотка забита йенами. Орочимару в ходе сильного наркотического опьянения вскрыл сам себя. У Кагуи удалены все органы и разъята грудная клетка, от ребер которой шли нити, вшитые в выше перечисленных лиц. Лицо Мастера было обезображено до неузнаваемости, из-за чего его личность установить невозможно. Моя
Джирая с угрюмой отрешенностью смежил веки, сложив ладони домиком. В сокровенном молчании, отведенном не для мыслей, но для признания победы с одновременным поражением. Они не победили, а лишь собрали пепел с побоища, где сражались за них третьи лица, чьи истории останутся на совести одного человека, способного вынести на своей спине чужие грехи — Учихи Итачи.
— Хорошо, я подпишу решение о прекращении дела Мастера.
— А также мое заявление об уходе. Я выполнил свою работу. Меня ждут мои обязанности в службе безопасности. — Итачи положил заявление об увольнении поверх рапорта.
Джирая тяжко вздохнул. Терять такого талантливого сотрудника — вверх безрассудства, которое он подчеркнул своей подписью на заявлении.
Но Итачи не ощущал себя ни свободным, ни победившим. Чувствовала ли тоже самое Акияма Рейко? Уже 15 минут помешивая давно растворившийся в чае сахар, полицейская разглядывала узоры блюдца, делая все, лишь бы не смотреть в глаза начальству.
— Рейко, я ушел из полиции.
— Чтобы привести здоровье в порядок? — с безразличием бросила Акияма.
— Я возвращаюсь в службу безопасности.
— Вы умрете, если продолжите насиловать свой организм.
— Я и так умру, такова расплата нашей семьи.
Рейко впервые за все время подняла пустой серый взгляд, когда-то бесцветные светлые глаза стали грязным омутом болота, жизнь в них погасла, и Учихе было больно видеть, как угасает сама Рейко. Тошно от того, что слова Мадары сбывались.
— Вы обманули полицию, не так ли? Между долгом и честью выбрали честь семьи? А как же ваша «справедливость»?
— Ты права, Рейко. Я переступил собственные взгляды, принципы, растоптал их подошвой в пыль, лишь бы сохранить благочестивое имя клана Учиха. Никто никогда не узнает ни об Обито, ни об Идзуне, для всех они останутся лишь выгравированными именами на плитке могил.
— Да что не так с вашим кланом? У вас все либо психопаты, либо социопаты, либо гении?
Итачи грустно улыбнулся, отчего сеть морщин, исполосовавших молодое лицо слишком рано, проступила сильнее.
— По легенде наш клан прокляли за тщеславие и гордыню. Клан Учиха берет свои истоки в конце Эпохи Муромати. Прославленный клан самураев, но лишь официально в исторических летописях. Если верить внутренней истории, передаваемой из уста в уста, клан Учиха славился своими ниндзя. Когда у самураев на первом месте стояла гордость и преданность своему сегуну, выраженная в безукоризненной самоотверженности, целью ниндзя было выжить и выполнить свою работу безупречно. Однако не весь клан был таким, лишь его ответвление. Детей забирали чуть ли не из пеленок, обучая искусству ниндзя. Проклятие связано именно с главой клана Учиха, а по совместительству и главой отряда ниндзя.
Учиха Адзуши, будучи главой и великолепным военным, часто участвовал в сражениях. Легенды гласят, что ему не было равных, блестящий, беспощадный самурай, что вел двойную жизнь. Ведь самурай не может быть ниндзя. Но он решил наплевать на традиции, которые блюли с особой щепетильностью.
Когда Адзуши возвращался с очередной военной кампании, он встретил девушку мифической красоты, на фоне кротких японских наложниц она выглядела лесной нимфой, что спустилась с гор, сохранив свое дикое очарование.
Он забрал её к себе в наложницы и, в конце концов, сблизился с ней настолько, что игнорировал не только остальной гарем, но и законную жену. Конечно, жена уже успела понести от него детей, но тем не менее это ущемляло гордость придворных дам.Адзуши сопутствовали магический успех и удача, он выигрывал все сражения, возвращаясь практически без ран, часто его видели едущего на коне вместе с его лесной нимфой, что уже порождало неприятные сплетни.
Дикарка — злой дух, такие сплетни повелись в крепости, что помогала одерживать победы.
Но большее оскорбление клан понес, когда дикарка потребовала сделать её законной женой.
Можно было бы подумать, что Адзуши беспрекословно возьмет её в жены, как бывает в красивых сказах. Но история дала совсем иной ход. Глава клана пришел в ярость, услышав подобное требование, напомнив наложнице, что она всего лишь рабыня, когда он был самураем, которому нет равных в бою.
Тогда дикарка напомнила, что он не только самурай, но и тщеславный лжец, держащий под боком отряд ниндзя, что совершают зверские убийства по приказу не только его сегуна, но и врага. Но что вывело из себя окончательно, это то, что наложница заявила, будто его удача в последних кампаниях не что иное, как её подаренное благословление, а не его сила.
Гордость Учихи был задета, он не мог даже позволить какой-то рабыне заикнуться о том, что его сила — пустышка. В неконтролируемом гневе от ранящих слов он приказал казнить наложницу и, так как она заявила, что использовала магию, сжечь её на костре.
Легенда гласит, что языки пламени доставали до самого неба, взрываясь снопом вспышек демонического синего огня. А крик девушки, пока горела её плоть, превратился в нечеловеческий звериный рев, которым она выкрикивала пронзающие всю деревню проклятья: «Я проклинаю клан Учиха. Проклинаю тщеславную кровь, отравленную гордыней. Все твои дети, сын твоего сына, внук твоего внука и их правнуки познают при смерти ту же боль, что лижет сейчас мое тело языками пламени. Никто не умрет из них изборожденным морщинами. Все они умрут в агонии собственного тщеславия». Вспышка огня заглушила последние слова, и именно в этот момент человеческий голос полностью перевоплотился в звериный рев, костер взорвался, охватив фиолетовыми языками окружающих членов клана, что с ужасом восхищения наблюдали за казнью. Обожжённые, они ревели от негаснущего огня, что превратился в черный. И даже дождь не мог потушить темное пламя, зверствовавшее над деревней. Один из выживших очевидцев увидел сквозь черные языки, как из костра выскочила белая лисица и умчалась обратно в родные леса.
Адзуши спустя 5 лет после этой трагедии умер от рук собственного сына. Старший сын, узнав правду о двойной жизни своей семьи, встал на перепутье между долгом перед сегуном и перед родной кровью. Сегун узнал, что Адзуши планирует переворот и приказал сыну убить отца. Пронзенный мечом сына Адзуши сгорел в замке, не дожив и до 40 лет. А все его сыновья погибли в войнах от меча или стрел, как спустя десятилетия пали внуки и правнуки.
— И ты веришь в эту легенду?
— В детстве, когда я впервые услышал её от мамы, я был слишком серьезным, чтобы верить в сказки для детей. Но сейчас, глядя на членов клана, как они приходят к своей смерти, уже не уверен, что умру исполосованный морщинами в кресле-качалке.
— Все вы немного Адзуши, не хотите признавать, что вы всего лишь люди, считаете себя идеальным образом законопослушия. Итачи-сан, — Рейко вернулась к тому уважительному обращению, какое всегда было естественно между подчиненным и начальником. — Я вас умоляю, станьте тем небольшим исключением и бросьте работу.
— Брошу, но у меня есть к тебе встречное предложение.
Извлеченная из потайного кармана из-под пиджака, под тяжестью которого в эту минуту взволнованно билось сердце, бархатная коробочка со слишком громким стуком опустилась на круглый столик. Но Рейко поняла, что громким этот звук был лишь для неё — обескураженной, не понимающей значения жеста, о котором, быть может, мечтает каждая среднестатистическая девушка.