Кукловод: Реквием по Потрошителю

— Трус?

— Мальчик, испугавшийся смерти. Смерть забрала у тебя всех. Родителей. Потом бабушку, не так ли?

Акасуна вздрогнул, по коже пробежался колючий холод, а на щеку упало несколько капель. Он поднял голову, и град слез неба оросил его лицо. Сасори стоял на кладбище возле могилы бабушки, где еще лежали свежие цветы.

— Старость отняла её у тебя. И мальчик остался совсем один. А потом… потом пришла я.

Потрошитель прошел мимо, и картинка резко сменилась на аудиторию в универе, где сидели когда-то живые одногруппники.

— Забрала их всех по очереди.

Потрошитель присел на парту Дейдары, наблюдая за его скрупулёзной работой. Пальцы, облаченные в наконечники Нэкодэ, легли на макушку парня.

— Но ты боишься не самой смерти, Сасори, а её бессмысленности! Бессмысленной, тривиальной, ненужной смерти, и поэтому пытаешься украсть жизнь, запечатлев её в вечности!

Потрошитель резко подорвался с парты, и когда она раскинул руки, пространство треснуло подобно разбитому стеклу, и они очутились в музее, состоящем из личных произведений искусства Акасуны, что он успел воплотить за эти годы из живого материала. Гротескные тела, застывшие навеки в самых вычурных и невообразимых позах. Навечно.

Потрошитель приземлился рядом с Сасори и поднял его лицо за подбородок.

— Так скажи мне, кто же ты?

— Я знаю, кто ты. — Сасори сдернул маску Потрошителя, с глухим стуком рухнувшую на пол. Инаеси Нарико с глазами чистого, безоблачного неба, но скверной улыбкой, уголки которой истерично подрагивали, очерчивая мимические едва заметные морщинки. Сасори хотелось провести по ним пальцем, разгладить неровность, все изъяны, его работа должна быть идеальна. — Я очистил твою душу, убив Потрошителя и запечатлев вечную красоту Инаеси Нарико.

— Но так ли это? — Дейдара шагнул вперед, появившись из пустоты, засунув руки в треклятую толстовку Сасори, из-за которой его с ним спутали. Из-за чего Тсукури умер бессмысленной, тривиальной смертью. — Так ли отличается Потрошитель от Инаеси Нарико? И отличается ли Кукловод от Акасуны Сасори? — Тсукури с насмешкой щелкнул пальцами, обойдя друга со спины, и задумчиво дотронулся до подбородка, устремив взгляд в никуда. — Рейко сравнила тебя с Потрошителем, что ты всего лишь слепо убиваешь ради «идеи», и тебя это взбесило и оскорбило. Потому что ты боишься оказаться тем, кого ты ненавидишь больше всего. Но знаешь, с кем бы тебя сравнил я? С Мастером.

Сасори отшатнулся, пытаясь скинуть увенчанные острием пальцы Нарико со своего лица. Но Инаеси прижалась всем телом, обняв робко и боязливо, цепляясь когтями за ссутулившуюся спину художника.

— Мастер создал идею бессмертия раньше тебя, а ты всего лишь воплощаешь её в своей интерпретации.

— Вы так похожи, — отозвался помехами голос Нарико, заглушенный его грудью.

— Заткнитесь! Вы ничего не понимаете! Не ты убила Потрошителя, — прорычал Сасори, оттолкнув Нарико. Едва не споткнувшись, Инаеси заправила выбившуюся прядь за ухо. — Не ты жил все это время с грузом ответственности за чужие смерти!

— Не правда! Я! Это я, все это время нес твою совесть на своих плечах! — вскинулся Дейдара, самозабвенно ударив по груди кулаком.

— Я! Я все это время потрошила твой материал, чтобы ты смог запечатлеть их красоту! — взмолилась Инаеси, блестящими от лживых слез глазами умоляюще смотря на своего маэстро.

Нарико и Дейдара наступали, не переставая кричать до тех пор, пока Акасуна не схватился за их лица, чтобы оттолкнуть, вот только поддел мягкую тянущуюся за его пальцами кожу, непроизвольно содрав ту заживо с оттолкнутых от себя лиц. Держа окровавленные лоскуты, Сасори затрепетал и задрожал всем телом, всматриваясь в собственные лица вместо ожидаемых кровавых дыр.

Два Сасори переглянулись, двинувшись друг к другу.

— Теперь ты понял? — одновременно прозвенел собственный голос. — Ты сам себе Потрошитель. Ты сам себе голос разума. Ты один. Ты Акасуна Сасори.

Сасори, бывший Нарико, столкнулся с Сасори, бывшим Дейдарой, рассыпавшись в вихре красочной пыли. И лишь маска Потрошителя рухнула на мраморный пол пространства.

Акасуна рухнул на колени, спрятав лицо в ладонях, содрогаясь в безмолвных слезах. Он не был способен даже заплакать, как бы не силился. Пустота — его удел. Ничего не чувствуя, он цеплялся за воспоминания и образы, и даже они отринули его, открыв глаза самому себе.

Тихие шаги приближались, но Сасори согнулся, прижавшись всем станом к коленям. Теплые руки легли на его макушку, потрепали и прижали к себе.

— Мне нельзя было оставлять тебя одного. Вечно у тебя все валится из рук.

— Сакура? — Акасуна поднял абсолютно сухой взгляд, вздрогнув от сетующего, но ласкового голоса Харуно.

Все тот же тёплый взгляд утренней покрытой инеем зелени, немного грустная грубоватая улыбка, и руки, слишком сильные для такой хрупкой и нежной внешности. Его покинутая опора.

— Почему? Почему ты никогда не отвечала мне, а сделала это сейчас и только сейчас? — Сасори, боясь притронуться к убитой девушке, застыл ладонями у её щек, не смея прикоснуться.

— Потому что ты корил себя за мою смерть. Ты боялся со мной разговаривать. Да и как ты можешь со мной говорить, если я мертва?

— Ты всего лишь очередной мой голос.

— Верно, Сасори. Я такая же часть тебя. Я — это ты. Ни Сакуры, ни Дея, ни Нарико не существует.

— Но кто ты? Голос разума? Совести? Справедливости?

— Я? Я просто Харуно Сакура, твоя бывшая девушка, а не какое-то там произведение искусства. Я просто твое светлое воспоминание. Воспоминание, которое помнит тебя ненавидящего, когда тебя заставляют ждать, терять время, которое отнимает у тебя дорогих людей. Ты не хотел слушать самого себя, того невинного мальчика из прошлого до встречи с Потрошителем. Если Дейдара — твоя совесть и сомнения, Нарико — то, чем ты стал, воплощение твоей ненависти, то я — твои воспоминания до встречи с Потрошителем. Нечто теплое и незапятнанное. Я помню тебя, который привык все доводить до конца. Из-за этого ты был одержим идеей убить Рейко, потому что ты не закончил начатое. Ты ведь все равно хотел убить её.

— Ты ведь сама сказала мне убить её.

— Я? — Сакура захлопала ресницами и, коротко хохотнув, прыснула в кулак. — Я имела в виду убить Нарико. Ту Нарико, которую ты спрятал в своей душе и все никак не хочешь отпускать. Она как отравляющая тебя проказа. Убей её уже, Сасори, и отпусти всех нас. Мы устали.

За плечом Сакуры чуть вдалеке терпеливо столпилась их группа: снова настаивающий на своей точке зрении Дейдара, пытающийся что-то втереть Яхико, Конан, оттягивающая Яхико от Тсукури, чтобы те не успели учинить драку. Неловко улыбающийся Нагато.