Кукловод: Реквием по Потрошителю

— О чем ты? — непонимающе спросила Рейко. Но Сасори качнул головой в сторону и, не поднимая взора, с ироничной улыбкой обратился:

— Детектив Учиха, увидите Рейко.

Все это время стоящий подле них Итачи оставался негласным свидетелям. Он не нашел в себе силы ни скрутить Акасуну, ни выстрелить. Он понимал, что с таким увечьем, если вовремя не оказать ему медицинскую помощь, он умрет от потери крови. Да и не хотел Итачи убивать его на глазах у Рейко. Вынесла бы она еще и эту смерть, тем более после того, в чем призналась.

— Пожар разрастается. Но вы можете выйти через подземный тоннель в ветку заброшенного метро. Под мостовой. Когда дверь откроется, она выпустит сюда клубы огня, но и вы успеете выскочить прежде, чем огонь распространится. — Голос Акасуны слабел и угасал с каждым словом. Сасори устало накренился в сторону, расслабив пальцы, но Рейко протестующе сжала хватку.

— Нет! Мы вытащим и тебя тоже! Тебя будут судить! Я клянусь, что тебя отправят в психиатрическую больницу, тебя не посадят на электрический стул!

Итачи ударил Акияму ребром ладони по сонной точке на шее и, подхватив, взвалил на плечо. Двери по ту сторону, откуда они пришли, открывались, пропуская в каждый сектор клубы слепого огня, догнавшего их.

— Да, и еще, детектив Учиха, как вы думаете, что такое истинная красота?

Итачи остановился, нахмурился, из-за чего лицо его казалось в этот момент еще старше, и кинул на умирающего, но счастливо улыбающегося серийного убийцу тяжелый, вдумчивый взгляд.

— Не знаю, мне некогда думать в этой жизни об её эстетической стороне.

— Когда-нибудь обязательно откройте глаза и посмотрите на жизнь. Быть может, и вы найдете ответ на мой вопрос.

Итачи ринулся в сторону выхода из последнего отсека. Задняя дверь открылась. Распирающее огненно-красное облако ворвалось в сектор, обдав лижущим жаром плавящийся металл. Последняя дверь открылась, и Итачи выбежал под взорвавшийся за его спиной сноп искр, ударивших по тут же сомкнувшемуся механизму. Пожар разрастался, и вскоре он поглотит весь завод. Искры разлетались, взрываясь новым золотым снопом. Двери выбило огнем, что передался по всему помещению.

Учиха кинулся под мосты, ища треклятый тоннель. Найдя зияющую полость, он нащупал первую ступеньку и спустился по крутой лестнице, повязнув в сточной воде вперемешку с грязью. Тоннель вел в две стороны, и детектив, взяв Рейко на руки, направился в одну из них.

Боли не существует. Она лишь сигнал мозга, сообщающего о физическом повреждении, нанесенном оболочке. Если бы только избавиться от тела, сделав его идеальным. Сотворенным собственными руками.

Стать куклой без бремени боли. Без чувств и эмоций. Без воспоминаний. Тело Акасуны Сасори осталось лежать на складе, истекая кровью.

А истинный Сасори находился там, куда нет входа посторонним.

Прошлого уже нет, будущего еще нет, есть только краткий миг настоящего.

Сасори с легкостью марионеточника одним мановением мысли переключал картинки перед глазами, что менялись подобно слайдам. И юноша, не двигаясь с места, мог оказаться в любой точке за одно нечаянное моргание век. То он ступал по резной лестнице музея, в котором работал под именем Асори Накусы, то поднимался по серым ступеням универа, то стоял посреди своей комнаты в Токио, то сидел возле трупа Сакуры. Все запечатлённые мгновения пленки его памяти, что коллажам выстраивались в шеренгу. Но очередной слайд закинул парня в пустоту. Не было здесь ни людей, ни кукол, ни декораций. Лишь он наедине… с кем?

— Кто ты?

— Сасори Акасуна, — не колеблясь, ответил художник.

Легкое прикосновение к плечу не вызвало дрожи.

— Кем был Сасори Акасуна?

— Художником из Токио, что учился в университете культуры.

— И это все?

— Первый свидетель по делу Потрошителя. Человек, что убил Потрошителя и вернул вечную красоту Инаеси Нарико.

Невидимая ладонь так и не исчезла, оставшись тяжестью на его стягивающем мышечной болью плече.

— Но кем был Акасуна Сасори до этого?

Сасори моргнул, и переключенный слайд перенес его в уже забытую им квартиру. Его квартира. Нет, бабушки. Что взяла к себе одинокого маленького мальчика, потерявшего своих родителей.

Акасуна свысока холодным и безразличным взглядом наблюдал за мальчишкой, что сидел на полу, смотря в одну точку, пока бабушка переговаривалась с людьми, что разлучили его с остывшими телами родителей, которых он даже не увидел. Их образ туманным маревом расплылся в слайдах, не позволяя собрать единый образ.

— Кто это? — спросил голос.

— Невинная душа, что не познала еще всю скверну этого мира. Нет, уже познавшая боль и тоску.

— И что сделала это душа?

— Перевела всю свою боль на холст бумаги.

— Верно, сублимация. Поэтому мальчик занялся искусством?

Бестелесные ладони легли на глаза парня, перекрывая обзор.

— Ты предпочел не замечать, игнорировать боль. Уже с самого детства. Так кто ты?

— Серийный убийца — Кукловод.

— Для чего ты убиваешь этих людей?

— Чтобы сохранить их истинную красоту до того, как жизнь их опорочит.

— Как красиво ты завуалировал инстинкт убийцы, — лукаво протянул голос Нарико.

Сасори тут же отбросил потяжелевшие, приобретшие вес руки и обернулся назад, где его встретил оскал маски Потрошителя. Голова, наклоненная вбок, черные запятые, гипнотизирующее и пугающие. Белые патлы змеями развивались в пустоте, а руки, увенчанные оружием, тянулись к художнику, будто моля об объятьях.

— Ты убиваешь, потому что чувствуешь власть над жизнью, потому что ты способен контролировать ситуацию.

— Я убиваю во имя идеи.

— Идеи! — провозгласил Потрошитель, очертив круг в воздухе. — Великая бессмертная идея! Ах, вы так похожи! Не находишь? — Сасори видел, как отверстие для рта оскалилось, и высунулся кончик заостренного языка. — Человек — тлен, но идея бессмертна!

С надменным взглядом Акасуна отвернулся от Потрошителя, презрительно усмехнувшись. Но Потрошитель, вытянув указательный палец, не собирался на этом останавливаться.

— Я поняла, в чем дело! Ты просто трус!