Куклы Барби (сборник)

Ситуация изменилась с выходом Михаила Ивановича на пенсию. Кошелёк его пустеет, и Ирма Тиберьевна опускает две передние лапки вечной просительницы и твёрдо становится на все четыре. Теперь она мужем помыкает.

Сначала его выгоняют курить на балкон, но зимой там холодно, и Михаил Иванович просится, чтобы разрешили сделать затяжку-другую дома. Она отказывает ему в этой малой радости жизни. Тогда обиженный супруг утыкается носом в книжку, но чтение прерывают посторонние люди в доме.

К жене косяками сходятся больные со всего микрорайона. Лёгкая рука Ирмы Тиберьевны славится, она виртуозно обкалывает зады всем, нуждающимся в лечении. Михаила Ивановича присутствие чужих людей в доме тяготит. Он мечется, ходит из комнаты в кухню, снова ложится на диван, углубляется в чтение, но в дверь в очередной раз звонят, в прихожей слышатся голоса, переходящие в зловещий громкий шёпот. Меры предосторожности только подчёркивают присутствие постороннего человека в доме, и Михаил Иванович с досадой встаёт с дивана и идёт на кухню.

Он любил домашние халаты, тёплые, удобные, большие, но как человек воспитанный стеснялся носить их в квартире при чужих людях. Он переходит на спортивные костюмы, которые не любит за синтетический треск и искрение в темноте. Ирма Тиберьевна по вечерам больше с ним не разговаривает, демонстративно переключает телевизор с киевских новостей на программы венгерского телевидения, которые Михаил Иванович смотреть отказывается.

* * *

– Она уезжает, – сообщает Михаил Иванович новость.

– Куда? – удивляется Степанида Ивановна.

– В Испанию или Италию на заработки.

– А-а-а, – тянет хозяйка заведения.

– Я против. Я очень против, – он явно волнуется.

– Так не пускайте.

– Не слушает. Упёрлась, еду и всё. Денег на дорогу заняла, билет купила.

– Тогда передайте ей от меня самые лучшие пожелания и привет.

– Передам.

Степанида Ивановна, замотавшись, забывает про эту парочку голубков. Тут он является и закупает свечи, как дрова, целыми связками. Хозяйку магазина терзает любопытство, но задать вопрос в лоб она не решается. За вопросом, знает она по опыту, может последовать просьба, а давать «на бороду» она не любит, знает, что клиент по сути своей забывчив, возвращать долги не спешит и не любит. Степанида Ивановна репутацию заведения блюдёт, клиентам угождает, но не балует, ни к чему всё это. Каждый сверчок должен знать свой шесток. Она вздыхает, проницательным взглядом впивается в Михаила Ивановича, от чего он бледнеет и быстро ретируется.

Перед самым Новым годом он является и просит аудиенцию. Она заводит его в подсобку, усаживает за канцелярский стол напротив себя. Разговор с глазу на глаз не клеится. Михаил Иванович напрягается всем телом, сереет лицом, выдаёт для затравки порцию бесцветных комплиментов, выдохшись, затихает. Язык развязывает рюмочка беленькой, участливо преподнесённой Степанидой Ивановной.

– Ну? – нетерпеливо спрашивает она. – Излагайте. У меня нет времени.

Михаил Иванович ёрзает в кресле и выдавливает: «Дайте продуктов до пенсии, денег не прошу, помогите, погибаю». Фраза производит эффект залетевшей в комнату шаровой молнии. Степанида Ивановна застывает, как обугленная. Он понимает, что попал, что получилось пробить на сострадание или хотя бы на отблеск его и лепечет: «Понимаете, всё было прекрасно. Она уехала, я остался один. Она звонит, спрашивает, чем занимаюсь. Решил сделать к её приезду небольшой ремонт, обрадовать. Знаете, побелил в коридоре и кухне. Там на потолках пятна, соседи затопили два года назад. Потом покрасил двери в её любимый цвет слоновой кости. За коммунальные услуги платил исправно, ещё кормился сам». Он перечисляет сделанное, как отчитывается, загибает пальцы, чтобы ничего не забыть. «Пенсия, сами знаете, какая у нас. Не разгонишься. Всё оплатил, но вот за электричество забыл. Тут звонок в двери. Думал, друг пришёл, а это ревизоры. Я сто пятьдесят гривен всего-то и должен, а они мне свет вырубили. С тех пор живу при свечах. Сейчас, Степанида Ивановна, сами знаете, темнеет рано. Я свечку зажгу и читаю почти до утра, а потом до двенадцати сплю. Пока умоюсь, поем, выйду за сигаретами, уже сумерки. Я опять свечку зажгу – читаю».

«И как долго вы так читаете?» – не без иронии спрашивает Степанида Ивановна. «Три недели, четвёртая пошла. Они свет отказываются включать, пока не заплачу. Я всё подсчитал, если вы мне продуктов дадите, то я долг выплачу и до её приезда протяну, не могу больше без света, совсем одичал».

– Вы ей позвоните, она денег пришлёт.

– Я говорить ей не хотел.

– Так скажите.

– Не выдержал, сказал. За ремонт отчитался, за другие расходы тоже, и про свет рассказал.

– Неужели отказала?

– Что вы, – он махнул рукой, – какое там.

– Ну, говорите, не тяните, – подзадоривает его Степанида Ивановна.

– Сказала: нич, воно ся вуладить, – и повесила трубку. Зачем, зачем я у неё просил? – заныл он и потянулся за очередной сигаретой.

Степанида Ивановна счастлива. Какое невероятное свинство! Бросила деда в беде. Конечно, отказать мужу своей приятельницы она не может. Зачем портить отношения. К тому же они не просто знакомые, но и её покупатели. Обидятся, уйдут к конкурентам. С другой стороны, это сейчас он унижен, согласен на всё, но через неделю Михаил Иванович, возможно, будет обходить её магазин десятой дорогой. Мало того, отложенные для неё деньги найдёт, возвратясь, извлечёт из заначки и конфискует, вездесущая «тёща». Тогда Степанида Ивановна останется в убытках. С какой стати занимать? Она двенадцать часов в сутки на ногах. В недавнем безработном прошлом сама перебивалась с хлеба на воду, но теперь всё изменилось.

Степанида Ивановна отогнала от себя подступившее чувство сомнения и стала понемногу складывать в сетку чуть подуставшую колбаску (просрочена, всё равно не продастся), смела с прилавка давнишний сыр, заодно подхватила парочку плавленых сырков, положила на дно бутылку подсолнечного масла, несколько пакетов с крупами, рыбные консервы. Михаил Иванович церемонно прикладывается к благодетельной ручке, раскланивается. Они прощаются долго и с чувством. Он с навернувшимися на глаза слезами благодарности, она, рассеянно пересчитывая в мыслях сумму за взятый взаймы товар. Они никак не могут расстаться, выходят на улицу и болтают уже просто так, ни о чём.

Михаил Иванович умеет занять женщину светской беседой, пошутить и ввернуть к месту остроумный анекдот. Степанида Ивановна жмурится, улыбается, чуть наклонив голову, внимает. По улице снуёт торопливый люд, с неба кружит робкий снежок, растворяет унылость пейзажа намёком на будущие зимние чудеса.

– Здравствуйте, Михаил Иванович! – звонкий молодой голос заставляет обоих вздрогнуть.

– А-а-а, уважаемая Инна Львовна, – здравствуйте.

– Как вы?

– Прекрасно, – отвечает он, прижимая заветный пакет к самому сердцу.

– Нам только что на работу звонила ваша супруга.

– И как?

– Просила вам передать, что задерживается.

– Как задерживается? Что-нибудь случилось?

– Ничего не случилось. Просто хозяева, у которых Ирма Тиберьевна работает, решили её отблагодарить, и они сейчас вместе отдыхают на Канарских островах.

– Кто? Хозяйка – прикована к постели.

– Ну да, она лежачая, – подтверждает молодой беззаботный голос. – На праздники дети забирают её на время к себе. Ирма Тиберьевна летит с хозяином.

– Зачем? – никак не мог дойти до сути обескураженный Михаил Иванович.

– Как зачем? – удивилась в ответ щебетунья. – Я же вам объясняю: отдыхать. Рождественские каникулы.

Женщина растаяла за пеленой снежинок так же внезапно, как появилась. Безмолвный Михаил Иванович смотрит ей вслед. Степаниду Ивановну одолевает приступ хохота. Она смеётся всё громче и веселей, он молчит, переваривает информацию.

– Что это было? – наконец, спрашивает он.

– Ничего особенного, – веселится Степанида Ивановна. – Просто ваша старушка-жена вам наставила рога. Факт: теперь она на Канарах, при деньгах и с кавалером, а вы без света и голодный. – Из магазина показывается головка продавщицы, и Степанида Ивановна спешит занять свой пост.

Михаил Иванович мечется по дому, не может найти себе места. Свечи зловеще потрескивают, тени ходят по стенам, выстраиваются в гигантские движущиеся фигуры. Он рвётся на улицу, к людям. Ноги снова несут его в магазин. Выглядит он отвратительно: глаза провалились, щёки дрожат. Он пьёт горькую и плачет прямо за столиком. Степанида Ивановна присаживается на стул рядом. Он произносит своё сакраментальное: «зачем я это сделал».

– Что сделал? – спрашивает Степанида Ивановна.

– Женился на ней, у меня тут в городе живут бывшая жена и двое взрослых детей. – И он, наконец, рассказывает свою историю.