Куклы Барби (сборник)

Она шла прямо на меня, ледоколом тараня расступающуюся недовольную толпу, как будто вокруг неё никого и ничего нет, пустыня, вакуум. Одна среди людей, с пустыми, очерченными нездоровой синевой глазами. Я хотела было посторониться и пройти мимо, сама спешу, но было в её твёрдом мужском шаге столько отчаянной агрессии, что я передумала и решила окликнуть: «Нинок! Ты что, в самом деле, тормози, а то ненароком врежешься и одноклассницу травмируешь…» Она встала как вкопанная, в упор посмотрела мне в глаза, схватила за руку и без всяких объяснений и прелюдий потащила за собой. Я пробовала сопротивляться и по-хорошему объяснять, что мне туда не надо, ныла и просилась на свободу. Нина не слушала. Она сделала ещё один манёвр, свернула в переулок, таща меня, упирающуюся, за собой. Я поняла – меня лишили воли, похитили, и день пропал. По дороге в никуда, без цели и ясности, Нина затараторила непонятно, сумбурно, сбивчиво. Вздорный её текст походил на лёгкий утренний с перепоя бред: просто с запятой, без начала, вступлений и шаблонной общепринятой разминки – как дела, давно не виделись, хорошо выглядишь. Она явно хотела сопричастности, немедленного «въезда» в тему, но переключиться так сразу на ту самую, её волну было трудно. Я не успевала внедряться в образы, отшучивалась, отбивалась, пробовала хитрить, ещё надеясь вырваться и продолжить свой отдельный от неё путь. Понемногу бесконечный монолог, беспорядочная чехарда слов затягивали. Театр одного актёра с единственным слушателем, мной, в зале.

С некоторых пор панически боюсь чужих проблем, берегу психику и блюду душевное равновесие. Страх воспоминаний собственных неустройств. Тут за версту просматривался надлом, только этого мне с утра не хватало. Я не видела её несколько лет и с сожалением отметила, что фигуристая когда-то Нина расплылась и потускнела. Куда девалась белокурая, вся в кудряшках, пай-девочка, единственная дочь известной и уважаемой в городе четы. Она перехватила мой взгляд, поняла, презрительно фыркнула и понеслась словесным галопом.

Люблю поесть. Нет, никаких фасфудов, перекусов на ходу и объеданий на ночь. Не признаю. Это не еда, это фикция. Ты видела мою кошку? Что я несу? Конечно, нет. Я не даю ей «хрустиков». Ни в коем случае. У котов, которые едят сухой корм, грустные глаза и некрасивая шерсть. Кошка должна выглядеть по-царски, чтоб шерстка торчком, под рукой шелковилась, чтоб смотрела она на тебя не укоризненно, мучаясь жаждой и страдая тяжестью в желудке от распухшего внутри корма, а томно, лениво, подобострастно и, заметь, с благодарностью, а для этого животное должно есть хорошую пищу. Какую? Конечно, мясо. Нет, нет, что ты, в самом деле, молоко – не годится. Оно, естественно, не помешает, но кошка – хищник. Ей нельзя много молока и каши. Зачем садить животное на диету? Оно же свободу ценит и выбор, а выбор – это мясо. Если уж берёшь в дом, то будь добр, его корми, пои и развлекай, как можешь. Иначе оно тебя разлюбит, бросит и уйдёт к другим хозяевам. Причём здесь кошки? Для сравнения. То же происходит и с уличным питанием. Только подумай! Что может выйти хорошего из «сяду на пенёк, съем пирожок». Ничего. Это же классика. Добротная детская сказка, правда, до момента прихода лесорубов. Дальше всё скомкано и неэстетично, как муж пришёл, а у жены – любовник или наоборот. Пошло и неинтересно. Может, перевод неточный, не знаю, оригинал не читала. Ну, бог с ней, Золушкой. Кстати, она тоже жертва плохого питания, недоедания и домашнего насилия. Я не путаю, я отвлекаюсь. Конечно, Шапочку имела в виду, Красную. Смотри, получается имя и фамилия. Красная – имя, Шапочка – фамилия. Или наоборот. Или, может, титул. Конечно, титул. Только что титул? Красная или Шапочка? Надо ещё посмотреть, какая шапочка, если норковая или там из бобра, то титул – знак породы и отличия благородных кровей. Для того, чтобы разобраться в этих сложностях, надо нам с тобой принять во внутрь по коньячку. Удивительное дело коньяк. Самый умный из всей этой градусной армии алкоголь. Чем больше пьёшь, тем лучше думается, а вот если хочешь резко домой слинять – не получится, не пустит, по ногам бьёт, не по голове. Портит походку. Так вот, подруга, я люблю поесть, и не надо мне тут про фигуру. Конечно, ты ничего не говоришь, но смотришь с этаким снисходительным состраданием. Не жалей меня. Сама вижу и признаю. Я – две ты. В объёме. Знаешь, какая у меня была фигура? Просто не верится. Стандарт. Бывало, разденусь на пляже, и они все – мои. Поголовно, как поголовье. Все. Кого хочу, того и выберу. Веришь, любого. Они там, на пляже, перед тобой без юбки – буквально стадо баранов. Берешь самого упитанного, и под нож.

Толстеть, дорогая, я стала скоропостижно быстро. Не успела оглянуться, как весь гардероб вышел из употребления. Тут сразу возникли две проблемы: с одной стороны – ни во что влезть не могу, с другой – ничего купить не могу. До сих пор не пойму, для кого они всё это продают? Ты понимаешь, мало нас по половому признаку дискриминируют, дискредитируют и так далее, не время углубляться в суть вопроса, а тут ещё с размерами какая-то чехарда. Нет в магазинах больших размеров. Ты видела, что там висит? Смотреть не на что. Думаю, вот кофточка, предел мечтаний, бросаюсь на неё, заметь, сладко пощупываю в предчувствии обладания, а это никакая не кофточка, а платье. Продавцы-хористки в один голос льстят и противоречат очевидному факту. Говорят: вы не полная. Так докажите, подберите мне хоть что-то моего размера. Я же не слон, чтоб кофточку не носить. Как будто нас таких, в меру упитанных, для производителя вообще не существует. Скажи, как тут его, родимого, поддерживать. Мы есть, но нас нет, стало быть, и юбок нет, и платьев, и пальто. Из всего того, что мне эти куклы в бутиках наговорили, я поняла: полные дамы к моде равнодушны и покупатели никудышные, но носить же что-то надо, согласись?

Нина взяла меня под руку и ловко «зарулила» в двери первого попавшегося кафе. О боже милостивый, если ты нас всех создал по своему образцу и подобию, то неужели…или, я поняла, ты любишь дружеские шаржи. В зале сидели несколько потрепанных дам и мужчин-завсегдатаев, табачный дым туманом стелился в проходах между столиками, и где-то зрел и норовил прорваться фурункул скандала. Нина твёрдо решила времени зря не тратить и остаться. Её не пугали ни публика, ни подозрительность места. Я рвалась к выходу, но вовремя принесённая рюмка коньяку меня остановила. Конечно, гадюшник, безусловно, дно, но что-то во всём этом есть притягательное. Порок манит нас, даже если он плохо пахнет.

Так вот, я люблю поесть. Поначалу мне некогда было готовить. После работы ужин на скорую руку, обед по выходным, но вот быт стал налаживаться. В доме появились всякие там навороты: посудомойки, встроенные духовки, грили-шмили. Насытившись новшествами, сосредоточились на деталях, чтоб разнообразить скуку быта. Кастрюльки с прокладками, то есть с тройным антипригарным дном, соковыжималки, блендеры, электромясорубки. Нет, всё в единственном числе, это я для того, чтобы умножить ужас потребления. В телевизоре ножи всякие демонстрируют, вертят, крутят, точат. Сыры ноздрястые, сервелаты, шпинаты, салаты вкрадчиво так, по-иезуитски режут. Сковородки сами готовят, жарят, парят, пекут, маслом не брызгаются. Знаменитости рецептами делятся, прибаутки рассказывают. Продукты в кастрюли самостоятельно запрыгивают.

Я человек слабый, поддающийся чужой воле и влиянию, вот и села на кулинарную иглу. Всё это, конечно, нервное. Понимаешь, он домой стал поздно приходить. Жду его, в окно выглядываю. Дети спят. Я как в пустыне. Вокруг родные люди, а я – одна. Тут и начались судороги готовки. Пока его нет, в инет загляну, потом в холодильник, прикину, что к чему, и за дело. В кулинарии, убедилась я, главное не следование рецепту, а полёт фантазии и вдохновение. Увлекусь – на время забуду, такое невероятное облегчение. Селёдка, к примеру, скучная и зимняя еда. В основном, закуска. Что с неё возьмёшь? Разделал, почистил, нарезал, выпил, закусил и – загрустил. А вот если из неё сотворить селёдочное масло…Ты ела когда-нибудь? Это же восторг. Нежное, мягкое, пышное, как взбитые сливки. Во рту тает, глотать не хочется.

А приготовить – ерунда. Ты, главное, её вымочить не забудь, и только в молоке. Обязательно. Иначе продукт во вкусе проиграет. Не смейся. Точно знаю. Потом в блендере измельчишь вместе со сливочным маслом, ещё для колорита чего-то добавишь. Тут огромное поле для творчества. Можно розеточки испечь, в них красоту эту положить, зеленью украсить. Или майонез. Не признаю магазинный. А вот если собственноручно сварганить… Главное, чтоб желтки в яйцах не бледные и масло хорошее, лучше оливковое, немного горчички тоже не помешает. Цвет – натуральные ван-гоговские подсолнухи, вкус – просто божественный. Он среди ночи так тихо-тихо ключ в замке повернёт, а я тут как тут, с богатым ужином. Постелю скатерть-самобранку, подам, сяду напротив и молчу, он ест и тоже молчит. Вижу, что кусок в горло не лезет, сыт, вилкой ковыряет для приличия, глаза в сторону отводит. Что говорить, и так всё ясно, насквозь ею пропитался. Нет, не духами, духи – безликие, как парфюмерный магазин. Запах от него шёл, как от только что испечённого пирога, густой и мощный. Знаешь, такой своеобразный, кисло-сладкий, запах секса и женщины. Я даже зимой форточку открывала, чтобы выветрился.

Зато дети довольны. Полный дом еды, вечный праздник. Закатывала я так пиры года три и всё ела по ночам. Пища проваливалась в меня, как в пропасть. Поем, а через полчаса по кухне рыщу, еду ищу. Бессонница. Результат налицо, сама видишь. Кто она, я узнала по юбкам, которые он нам подарил на 8 марта. Отыскал всё-таки, грех обижаться, внимательный муж. Одинаковые, паршивец, купил. Ездил за границу и привёз. Там не как у нас, женщин любят и ценят любого размера. Он, чтобы особо не надрываться, мозги лишний раз не парить, решил нам угодить всем сразу, одним махом. Мужчины бытовуху не особенно жалуют и время на неё тратить не хотят. У любовницы юбка – миниатюрная, а у меня – побольше. Выходит, постарался, приобрёл униформу для небольшого домашнего террариума. Поначалу всё молчал, поздно приходил, но возвращался, а потом совсем ушёл. Соседка она наша, все вместе, в одном дворе живём. По юбке соперницу и высчитала.

А так всё хорошо, работаю, как и раньше, в музыкальной школе, учу детей. Сверху живая, внутри – мёртвая. Стучу по клавишам чисто дятел. Люблю я его, понимаешь. Я у него – вторая жена, и старше он меня на десять лет. Новая мне теперь по телефону скандалы закатывает, почему-то ревнует, но я верю, вернётся, буду ждать, пока буду жить. Давай ещё выпьем. За родителей моих покойных, которые меня, единственную дочь, вырастили в праздности и достатке, замуж за него выдавать не хотели, как чувствовали. Не переживай, я пригласила, значит, расплачусь. Деньги у меня есть. Он мне даёт достаточно. Холили меня в детстве, берегли, как дорогую хрустальную вазу. Передали ему главную семейную ценность и реликвию, а он уронил и разбил. Я же ничего в жизни без него не умею и не могу. Коммунальные платежи до сих пор тёмный лес. Как считать, когда платить, ума не приложу.

Теперь я готовлю для детей, сама ем мало, больше пью. Много алкоголя, потом головная боль, дрожь в руках, запах перегара с утра, ненужные, нелюбимые ученики. Начальство заметит – из школы турнут. Мне тогда совсем плохо будет. Выпью – попустит, протрезвею – душа болит. Тошно мне, дружок. Ты бы зашла, не так грустно будет. Ведь рядом живём, а не видимся годами.

Нина порылась в сумочке, достала батистовый дамский носовой платок, собралась было всплакнуть, но не успела. К нам вдруг подкатила похмельная дама. Ей позарез нужны деньги на выпивку, плохо, всё внутри горит и болит. Я возмутилась, какого чёрта? Неужели она принимает нас за своих? Нина без лишних слов сунула ей десятку в ладонь. Дама оценила великодушие, ушла с поклоном, потом вернулась, горя желанием отблагодарить. Они мгновенно сошлись и через минуту уже нетрезво целовались. Нину я больше не интересовала. Она переключилась на новую знакомую и дешёвую водку. Спиртное текло рекой. К нам постепенно подтянулись завсегдатаи с лицами цвета спелых баклажан, сели за столик, как на совещании. На меня никто не обращал внимания. Я выпала из сюжета так же внезапно, как в нём оказалась. Нину надо было срочно спасать: чужой район, незнакомые люди. Мало ли что может случиться? Я вызвала такси и вырвала подругу детства из рук местных алкоголиков. Нину провожало всё кафе, на прощанье крепко обнимали и целовали. По пути выяснилось: приятельница не помнит адрес, но я хорошо знала, где находится тот самый добротный дом в старом городе с лепниной на фасаде и круглыми ажурными балкончиками, в котором Нина жила по сей день. Перед входом в подъезд подруга вспомнила, что забыла зонтик и рванулась к такси. Уловка не прошла. Зонтик нашёлся в сумочке. Теперь я держала её крепко за локоть и вела за собой, но она извернулась и рыбкой выскользнула из моих рук. Юбка, та самая, подаренная мужем, мелькнула и скрылась за углом.