Кукурузные человечки

– Твоему молодцу мясником быть, а вы его, наверно, героем считаете. Знаешь ли, что он с плеч того бедолаги, как ты говоришь, смахивал?

– Головы змеиные, что же ещё?

– Голова-то всегда голова, недотумкалка ты этакий!
– Змей рассердился, зашевелился, дёрнул хвостом.
– У пятиглавого они не для счёта привешены, а для жизненной необходимости! Ведомо ль тебе, что мы, - говорящая голова показала на все остальные, - каждая в каком-то деле знатель?

– Да ты что, Змей?
– опять не поверил царевич.

– А как же, недомыслюшка!
– Сейчас говорила средняя голова.
– Вот крайняя справа у нас - географ. Про что на земле ни спроси - где какие горы, моря-океаны, степи, пустыни, низменности, озёра, реки - всё знает. Ориноко, Замбези, Килиманджаро, Хуанхе, Попокатопетль - слыхивал ли ты ты про них?

Охотник на эти слова только глаза выкатил.

– А вот эта, рядом со мной, - соседняя голова чуть поклонилась царевичу, - математик. Светило! Цифр навали перед ним целую гору, не успеешь до семи досчитать, как он со всеми разберётся. Логарифмы, дифференциалы, интегралы (ты таких слов и не слыхивал, должно быть) - это для него, как для тебя семечки.

А по левую мою, так сказать, руку - дока по живой природе: звери, люди, птицы, рыбы, всякие там земноводные, пресмыкающиеся и так далее. Бациллы, микробы, вирусы...

– Что-что?
– не понял царевич.
– Что еще за микробы-вирусы?

– Это, недотяпушка, не видные глазу организмы. От которых ты чихаешь, сморкаешься и вообще болеешь.

– Я от простуды болею, - буркнул царевич, - а не от невидимок твоих. И чего ты всё время обзываешься! То я у тебя недодумушка, то недотяпушка.

– Ладно, не буду, одноголовенький... Крайняя слева голова - она специалист по деревьям-травам. Рододендрон, баобаб, эвкалипт, криптомерия - слыхал про такие?

– Таких на свете нет, - уверенно ответил молодец, - раз я, царский сын, о них не знаю. Да и слова какие-то, наверно, змеиные - для раздвоенного языка. Человек никогда их не выговорит. А ты, пятая, для чего?

– А как ты думаешь? Ну-ка поломай головушку свою махонькую, кудрявенькую...
– А рыцарь к этому времени уже и шапку снял - так ему жарко стало от разговора.
– Одинешенькую, сиротку, - продолжал насмехаться Змей, - пошевели мозгами...

– Должно быть, для военной науки?

– Ха-ха! Хо-хо! Хы-хы!
– загрохотали все пять голов.
– Для военной науки! Да на что она нам! Война-то ведь глупость! Только одноголовые на неё способны! И трёх голов хватит понять, что без войны можно обойтись! Как это можно - при пяти умах хотеть воевать?!

Я, витязь, у нас - поэт, а в стихах у каждой разумной головы такая же нужда, как у всякого живого существа в глотке воды, да не простой, а родниковой.

– Ишь, как запел, когда о себе, - проворчал царевич.
– А ты хоть одно стихотворение своё можешь мне прочесть?

– А как же!
– гордо ответила голова-стихотворец.
– Вот, слушай:

Природе одинаково родные

И слон, и мышь, и носорог, и рак,

Но всё гадает, бедная, поныне -

Кем ей приходится дурак?

– Ну, как?
– спросила тут же голова.
– Нравятся? Я и ещё...

Но не успела она вымолвить хоть ещё одно слово, как чуть не два десятка копий и стрел обрушились на Змея. Они пронзили головы и шеи, впились в грудь и бока.

Змей взревел - гора ответила ему страшным эхом, словно и её ранили, - но копья и стрелы сделали свое дело: лапы чудища подогнулись, а шеи, истекая кровью, стали никнуть, теряя упругость, как цветок без воды; головы опускались, падали одна за другой наземь, мертвые.

– Что вы натворили?
– обернувшись, в отчаянии закричал царевич.
– Он же говорящий! Он умный!

– Слишком умный, - сказал царевич Иван, выходя из-за деревьев. За ним показались и другие охотники.
– Змей он Змей и есть. Сколько я о них слыхал всяких баек - везде их побивали. Вот ещё - всякую нечисть на земле терпеть! Чуть он не заговорил тебя - я всё слышал. Он говорит, а я себе думаю: постой, постой, уж я тебе языки-то укорочу!

– Кто тебя просил!
– царевич Алексей швырнул шапку оземь.

– А меня и просить не надо, я и сам с усами. Знаю: раз Змей - тащи меч из ножён и руби не задумываясь. Все наши предки так делали. А ты что ж - подмоги ждал? Вишь, как мы вовремя подоспели!

– Хоть бы вы заблудились!!

– Наши собаки тебя по следам отыскали. Ты разве жалеешь его?
– царевич Иван подошел к лежащему неподвижно Змею и пнул одну из его голов.
– Такого да не убить?!

– Эта голова, - грустно сказал царевич Алексей, - математику знала. Как, может, никто на свете...

Нинка как хозяйка луга шла чуть впереди, Славик ступал нога в ногу с художником. Нинка время от времен на них оглядывалась, словно проверяя по-своему рассказчика и слушателя. Кубик произнес последнее слово как раз перед давно отцветшим кустом шиповника и остановился. Потрогал краснеющие уже его ягоды.

Славик не знал, что и подумать.

– Дядь-Вить, это чья сказка?!

– Твоя и моя, - ответил художник.
– Фантазия на заданную тему. После того, как я справился со "Свадьбой", я и сказки могу сочинять, и стихи писать. И еще что-нибудь, наверно, могу делать, но пока не знаю что.

В это время Нинка показалась из-за куста

– Нин, это и твоя сказка, раз ты ее слушала.

– Ох, Кубик!
– Нинка качала головой.
– Критикант ты, вот что я тебе скажу.
– Слова ее звучали приговором. Не простым, а окончательным, обсуждению не подлежащим.
– И вовсе не моя это сказка, у меня и свои есть.

– Расскажи, Ниночка!

– Не буду на этот раз, - заупрямилась девчонка.
– После.

– Ну, Нин!!

– Не буду, не буду.

– Значит, нет у тебя никакой сказки.

– А вот и есть. Не хуже твоей.

– Так расскажи. Вон и Славка ждет. Оба мы ждем.

– Ну тогда слушайте.
– Нинка стала в одно мгновение важной-преважной.
– Рос один цветок, - начала она...

Нинкина сказка

Рос один цветок. Рос, рос, и расцвел. Голубой, голубой. Прилетает к нему пчела. За медом. Дай, говорит, наберу чуть. А цветок ей: бери, мне не жалко. Другая пчела прилетает. И мне, говорит, дай. Бери. Шмель тогда прилетел. Жужжит, жужжит - тяжелый. Как сел на цветок, тот и согнулся до самой земли. Щмель пил, пил - весь мед выпил. Отпустил цветок - тот выпрямился. Стоит. Прилетает к нему пчела, села, глядь - нет меду. Еще одна прилетает, тоже глядь - нет меду. А третья пчела рассердилась и говорит цветку: ты чего зря, говорит, стоишь-то, голубеешь на весь свет, когда меду у тебя нет? Цветку бы постоять, подождать, пока меду прибудет, а он обиделся и завял. Он разве виноват, что шмель такая жадина... Вот и не стало цветка, - заключила Нинка, - и сказке моей конец.

– Твоя сказка лучше моей, - очень серьезно сказал художник.

– Конечно, - ответила так же серьезно Нинка, - я ведь женщина.

Самая последняя правда о чудовище озера Лох-Несс

Пришельцев не было три дня. Каждое утро Славик бежал в огород, на место стоянки их корабля, потихоньку звал то одного, то другого, но никто не отзывался. Он уже испугался, что с инопланетянами что-то случилось на озере Лох-Несс. Но на четвертое утро откликнулись все семеро!

– Славик!