Купериада

– Неважно, – отрезал импресарио. – Паблисити – тоже вещь необходимая. Можете тогда просто пообщаться с творцом. А там, не исключено, передумаете.

– Извините, – попытался настаивать Лёва, – мы действительно торопимся.

– Спешка вблизи бессмертных произведений искусства недопустима. Побеседуйте, господа, побеседуйте.

Между тем левая голова, лениво перемалывая белоснежными зубами жвачку и временами пуская пузыри, явно порывалась включиться в разговор, но не находила повода и лишь подбиралась поближе. Уловив небольшую паузу, она наконец не выдержала и, растягивая гласные, представилась, поднеся к самым лицам путешественников ближнюю лапу ладонью вниз:

– Фристайл. Временно безработный. Вы не из столицы? Вид у вас – по крайней мере, у одного из вас, – он бросил презрительный взгляд на Ваню и навеки отвернулся от него, – довольно стильный. Какие новости в мегаполисе? В смысле – что слышно в мире высокой моды?

Макушка Фристайла была вызолочена, глаза скрыты за огромными круглыми светофильтрами почти без оправы. В одном ухе имелась серёжка в виде пронзённого платиновой молнией серебряного круга, с другого свисал на тонкой золотой цепочке брюлик карат так в пятнадцать. На ноздре наблюдался бриллиант поменьше. На длинной шее был вытатуирован вставший на дыбы чёрный конь на фоне жёлтого щита.

– О чём пишут? Лично я признаю только глянцевые журналы, а они сюда попадают редко, поэтому практически не читаю. Да что там говорить – здесь даже негде нанести приличный макияж, всё приходится делать самому. Элементарных вещей днём с огнём не найти. Про спа-массаж я уж и не говорю! Так каковы же модные тенденции? Говорят, сейчас котируется Денис Симачёв? В любом случае, «Шанель», «Армани», «Дольче и Габбана» уже банальны. Вы со мной солидарны? И пусть дьявол носит «Прада»! «Прада» – это отработанный материал. Прошлый век, замшелое старьё! А вы, кстати, не папарацци? А знакомых папарацци у вас нет? Ведь не случайно сказано: каждый имеет право на пятнадцать минут славы. Думаю, меня бы хватило на большее.

– Не обращайте внимания на нашего тусовщика, – объявил Вангог, ловким движением шеи втираясь на авансцену. – Лучше гляньте сюда, старички, – он продемонстрировал сверкающий стальной лист с обожжённым до красноты центром. – Моё, текущего периода. Называется «файеризм». Сам придумал. Раньше-то я был кубистом, но метод себя исчерпал.

– Вуайеризм? – вспомнил Иван знакомое непонятное слово.

– Нет, файеризм. Это немного другое. Рисую огнём на любых поверхностях и в пространстве.

– Между прочим, – вставил веское слово Фристайл. – недавно мне повезло добыть сумку от «Луи Вюттон» и кепочку от Диора. Не знаете, где бы приобрести туфли от Маноло Бланика? Говорят, они открыли мужскую линию.

– Забавно, – пробормотал Вангог, глядя в небеса. – Братец искренне считает себя мужчиной.

– Произведения моего подопечного, – значительно посверкивая очками, произнёс Доктор Туме, – находятся в головном офисе Газпрома, в столичном Манеже, во многих частных коллекциях. И это только начало.

– А про пожар в Греции помните? – продолжил мысль художник. – Тоже продукт моего творчества.

– Думаю нарастить волосы, – поделился планами Фристайл. – Тогда обязательно сделаю себе графическое каре с тяжёлой чёлкой. Полагаете, мне пойдёт?

– Ван, Ту, Фри, – донёсся из недр пещеры рокочущий бас, – немедленно ужинать!

– Мама, обождите, – досадливо простонал Тумеладзе, – у нас клиент.

– А может, что-нибудь этакое стремительное? Например, блестящий, слегка, самую малость завитый блонд до плеч плюс чёлка? Жаль, плечи у меня далековато. И непременно надо следить, чтобы линия бровей оставалась чёткой. А помаду я предпочитаю терракотовую. И не убеждайте меня, что это старомодно. Не нужно мне такого говорить. Я могу огорчиться. Кстати, – манерно добавил он, – по чётным числам я стараюсь не ужинать. Когда бы не эти двое…

– Если остынет, она разогревать не будет, – резко оборвал тусовщика Вангог. – Вы, мужики, как знаете, а я уже жрать хочу.

Но прежде, чем кинуться на материнский зов, он выдул огромное огненное сердце – честно говоря, довольно кривое. И оно ещё не успело развеяться в воздухе, когда…

* * *

…Тёмное облако провокационно искрилось, клубилось, клокотало саркастическим клокотанием. Мерзко булькнув, оно возгласило:

– Я – Ад! Я – ужас! Я – часть той силы, что вечно жаждет зла, но у неё никак не срастается. Я из Тени в Тень перелетаю. Я – Неназываемая Сущность. Я отрываю Город от Деревни, умственный труд от физического, дитя от груди матери. Я способна на всё. Я могу вбить клин, причём не один, между рабочим классом, трудовым крестьянством и народной интеллигенцией. Если бы у меня были грязные лапы, я непременно протянула бы их к кормилу государственной власти. Да что там толковать – мне даже президент не указ! Плевать я хотела отходами личной жизнедеятельности на лидера нации!

Извергнув сию гнусность, Неназываемая Сущность вскипела в восторге от собственного бесстрашия.

– Извините, – вмешался Лёва, – вам не кажется, что большинство из предложенных вами свершений ныне неактуальны?

– Истинное зло не может быть неактуально. А я – Абсолютное Зло. Я сжигаю рукописи! Только вчера спалила штук четырнадцать. И если бы среди них не встретились стихи Арона Вергелиса, жгла бы и до сих пор. Но Арончика я уничтожить не могу. Зачиталась. Он сам жжёт! Он крутой поэт, мужики. Но и я крута. О, как я крута!

– И чего? – спросил Ваня. – К чему ты о черновиках-то говорила? Что-то я не всасываю.

– Ты не понял, Иван, – пояснил Куперовский. – Рукописи-то не горят, это совершенно невозможно. Не знаешь, что ли?

– Ну, вы даёте! – удивился Ванюша. – Я как-то на складе вторсырья работал – поганое место, кстати, украсть просто совершенно нечего – и так вам скажу: вы мне эти интеллигентские штучки бросьте! Рукописи отлично горят. А если полежат подольше, то рукописи гниют.

Неназываемая Сущность всплеснулась от возмущения и превратилась в Дракулу, почему-то с лицом Лесли Нильсена. Вампир плавно перетёк в весьма натурального Фредди Крюгера, который затем преобразовался в Питера Вентца. На Пите Сущность застопорилась надолго, хотя время от времени и переключалась на грандиозный кукиш.

– И всё-таки, – стараясь попасть в здешние правила этикета, слегка дрожащим голосом спросил Лёва, – что тебе нужно от нас, о злобный посланец инфернального разума?

– Чего ж только посланец-то? – обиженно провыла Неназываемая губами Питера. – У меня и собственный интеллект имеется. Сказано же было: я – Конец Света, я – мгла, нависшая над планетой. Вскоре я захвачу власть над миром, и тогда мёртвые позавидуют живым.

– А разве не наоборот? – уточнил Иван.

– М-м… Да, пожалуй. Впрочем, не всё ли равно? Живые позавидуют мёртвым, мёртвые – живым, качки – задохликам, птицы – рыбам, ну и так далее.

– Простите, но это не объясняет, зачем мы-то вам понадобились? – настаивал на своём Куперовский.

– Неужели неясно? Одинокая я, устаю на работе, а поболтать не с кем. Видите, какие времена настают?! В эти трагические часы не побеседовать ли нам о живописи? По-моему, авангардистские течения в изобразительном искусстве, несмотря на показную бодрость их представителей, переживают в настоящий момент тяжёлый кризис, причины которого были заложены на генетическом уровне? Вы согласны со мной? Или вы всерьёз полагаете, что «Чёрный квадрат» Малевича – вершина, квинтэссенция и завершение живописи?