Купериада

– Его приютил Бар-Раббан, учёный человек. Знает наизусть Пятикнижие, наблюдает за звёздами, снимает сглаз. Его уже три раза за колдовство хотели камнями побить, но в городе булыжников не нашли - как раз все накануне истратили, а за стены лень было идти.

– Ну и как Он, скоро будет народ учить?

– Бар-Раббан обещает - вот-вот. Пока Он его расспрашивает, проверяет, должно быть, всё ли Его народ воспринимает правильно.

– Говорят, там полон дом книжников, фарисеев, учителей Закона, и Он, хотя и молод, беседует с ними на равных. Он их не понимает, они - Его.

Бар-Раббан особенно охотно говорил об истории Великого Израиля. Перед Куперовским вставали картины победоносной войны, которую вёл Израиль, сокрушая Римскую империю. Вначале, насколько мог судить Лёва, решающую роль сыграли фанатизм небольшой иудейской армии и недооценка её сил противником. В дальнейшем один из римских императоров, страдавший наследственным идиотизмом и тяжёлыми запоями, принял иудаизм сам и начал повсеместно внедрять его среди подданных. После этого основное значение приобрели диверсионные операции по кормлению войск противника трефным мясом и неосвящённой мацой, а также рейды по тылам врага террористов-пророков, призывающих покаяться в грехах и уйти от мира. А по Средиземному морю плыли в океан тысячи единиц крайней плоти - император лично руководил актами обрезания и сам в оных охотно участвовал, но, как человек предусмотрительный, резал с большим запасом, что привело к уменьшению населения империи и стало ещё одной причиной ее падения. Над обломками Рима взвилось белое знамя с шестиконечной звездой и семисвечником. По всей бывшей империи сокрушались языческие идолы - новая господствующая религия запрещала изображения человека. И лишь для громадных фаллических символов почему-то было сделано исключение, но скульптуры были тщательно обтесаны и теперь, по разъяснению Верховного Синедриона и лично Ирода Шестнадцатого, символизировали торжество наступающего иудейского духа над любым другим. По всему Великому Израилю открывались хедеры и синагоги, школы канторов и клубы каббалистов, ссудные лавки и мастерские по изготовлению париков и филоктерий. И вот здесь возникла одна существенная трудность. Евреев она не касалась, но в бывшей империи жили, к сожалению, не только - и не столько - евреи, и вот теперь двунадесять языков тщетно ломали языки в попытках внятно вознести молитвы вездесущему Яхве. Что-то надо было делать, и по постановлению Верховного Синедриона лучшие учёные страны на основе иврита, латыни и ряда её производных и диалектов создали новый язык, который, несмотря на иные причины и другое время возникновения, поразительно напоминал, практически тождественно совпадал с известным нам идишем. Когда члены Синедриона и царь ознакомились с произведением, они были потрясены тем, что кучка высоколобых сотворила с великим языком Авраама, Моисея и Иисуса Навина, и приговорили осквернителей к побиванию камнями, но было уже поздно. Порожденный нечестивцами идиш проник в народ и победоносно зашагал по Царству Израильскому, и вскоре даже фарисеи и книжники практически позабыли иврит, и последний сохранился как международный язык лишь в науке, то есть в той среде, которая как раз и выпустила джинна из бутылки.

Однако, даже став великим и решив вопрос со смешением языков, Израиль не мог почивать на лаврах, дабы злокозненные змеи, драконы и прочие гады, то есть добрые соседи еврейского государства, не сожрали его. На западе - в Галлии, Британии и Испании - шумели и рвались в бой последователи Безумного Пророка, казнённого в Иудее за кощунство три сотни лет назад теми же римлянами с подачи тогдашнего Синедриона. И сколько ни объясняли израильские послы и газеты так называемым "христианам", что и Безумный Пророк, и его гонители были иудеями, и, стало быть, вся эта история - чисто внутреннее еврейское дело, - не помогало, и на западе продолжали потрясать мечами и кричать про освобождение Гроба Господня, хотя каждый, кто хоть немного разбирается в климатических условиях Иудеи и тамошних обрядах захоронения, понял бы, что какой уж там гроб и какие останки...

На востоке ещё со времен Самсона никак не могли успокоиться филистимляне. У их претензий никакой идейной подкладки не было, они просто и бесхитростно рвались в бой за новыми землями, деньгами, вещами и женщинами.

Израиль воевал и с теми, и с другими и - естественно - ждал Помазанника, готовый узнать Его с первого взгляда, чтобы - в отличие от прошлых раз - не ошибиться, и горе самозванцу - побивание камнями никто не отменял. Куперовский прекрасно понимал ситуацию и изо всех сил пытался объяснить, что он - вовсе не Мессия, даже не претендует и не считает себя достойным. Ему не верили, тщательно записывали речи для будущих священных книг, исправно исцелялись, едва дотронувшись до его джинсов, молили о пророчествах, которых сами же потом пугались и по-детски обижались, и просили чудес, чудес и ещё раз чудес. Впрочем, и Куперовский был настойчив, и в конце концов, чтобы разобраться с этим вопросом окончательно, был созван Верховный Синедрион. Обсуждение было длительным, монотонным и тягучим, как жвачка. Выступающие цитировали Пятикнижие и пророков (причём на не понятном Лёве иврите), воздевали в отчаянии руки, неоднократно, прервав речь, шёпотом молились, пытались давить на чувство долга, совесть и патриотизм Лёвы, взывать к его честолюбию, намекали на напряжённую международную обстановку, на неизбежный скандал. Куперовский был тверд, как краеугольный камень, и так же непоколебим. Когда же подряд три оратора неизвестно почему назвали его Эммануилом - а он терпеть не мог этого имени - Лёвушка взорвался и наговорил всем присутствующим массу неприятных вещей, к тому же заявив, что если бы он был Помазанником, то лично изгнал бы из храма и их, и их родственников, и потомков до двадцать седьмого колена. Почему именно до двадцать седьмого, он затруднялся объяснить, но в продолжение спича несколько раз возвращался к этому числу и очень на нём настаивал. Члены Синедриона были уязвлены в своих лучших чувствах, и, таким образом, Лёвина речь решила дело. Встал самый седовласый, пейсатый, носатый и почтенный из всех и, важно поглаживая бороду двумя руками (жест весьма величественный; чувствовалось, что он часами репетировал его дома перед зеркалом), провозгласил:

– Коллеги! Мы собрались на это заседание, чтобы в обстановке свободной научной дискуссии выяснить сущность и природу, так сказать, присутствующего здесь Льва. Льва, так сказать, и льва. Или, если хотите - аппетиты Льва. Хе-хе-хе, хи-хи-хи. Но вернёмся к сути обсуждаемой проблемы. В чём же она состоит? В том, так сказать, Помазанник он или не Помазанник. Вопрос не так прост, как может показаться наиболее нетерпеливым из нас. Если он Помазанник, то следует его обрести, вознести и, так сказать, правильно преподнести. Однако совершить оное без согласия субъекта достаточно трудно и не вполне разумно. С другой стороны, вспомним небезызвестный случай Безумного Пророка. Тогда некоторые горячие головы тоже поторопились, так сказать, поднять его на щит, взбаламутили, так сказать, сограждан и в результате пришлось привлечь римский меч и - прости, Господи!
– крест. Если бы в дальнейшем вышеупомянутые беспорядки не привели к росту, так сказать, национального самосознания, единению, так сказать, народа и, в конечном счете, к преобразованию Израильского царства в его нынешнее состояние, то всю эту историю следовало бы считать весьма и весьма печальной и подрывающей, так сказать, здоровый оптимизм. Однако в ней есть и немало поучительного. В частности, она указывает на второй вариант решения возникшей проблемы. Естественно, в нынешние гуманные времена, далёкие от первобытной дикости периода пресловутой, извините за выражение, Империи, и речи быть не может о - прости, Господи!
– кресте. Однако народная, так сказать, традиция побивания камнями не может быть, безусловно, списана в архив. Прошедшие здесь прения, на первый взгляд, заставляют нас склониться именно к этому варианту. Но из любой дилеммы есть, дорогие коллеги, три выхода: первый, второй и третий, запасной. Вот его-то я и хочу предложить вашему благосклонному вниманию. Учитывая, что уважаемый абитуриент наотрез отказывается объявить себя Помазанником, совершить это нашим волевым решением было бы ошибкой, способной привести к смятению умов, неразберихе и хаосу. С другой стороны, второй способ действий настораживает своей, так сказать, необратимостью. Однако есть и ещё один вариант, соединяющий в себе достоинства первых двух и свободный от их недостатков. Мы вполне можем провозгласить нашего дорогого гостя великим, так сказать, пророком. Это нас ни к чему не обязывает и одновременно не оскорбляет ничьих религиозных и прочих чувств. Вспомним, что в пророчествах говорится о, э-э-э, древе. Подождём. Проведём, так сказать, экспертизу. Если присутствующий здесь Лев в своё время будет распят, так сказать, на древе и на третий день воскреснет, то он действительно является Мессией со всеми вытекающими отсюда последствиями относительно его, так сказать, наследия. Если же нет - так нет, и это тоже ни к чему нас не обязывает. Здесь, конечно, снова вспоминается казус с Безумным Пророком, но здравый смысл и, извините, элементарная порядочность учёного заставляют прямо утверждать, что после хорошего римского - прости, Господи!

– креста никто никогда не оживал, не оживает и оживать не будет. Возникшие в тот период слухи, к сожалению, до сих пор не забыты и циркулируют в отдельных подпольных сектах, но мы знаем, кем, какими силами за пределами Израиля они инспирируются и подкармливаются. Со всей ответственностью заявляю, что всё это - антинаучная чепуха и, э-э, так сказать, бред сивой кобылы. Сразу же после, э-э, инцидента был проведен широкомасштабный и гласный следственный эксперимент, который потом неоднократно повторялся. И ни один из 197, э-э, подопытных не воскрес ни на третий день, ни до сих пор. Исчезновение же тела в вышеуказанном случае легко объяснимо вполне материальными причинами. Мы, естественно, не повторим ошибок прошлого. За нашим благословенным Небесами гостем будет установлено постоянное наблюдение, что позволит, во-первых, оградить его от досадных случайностей и, во-вторых, обеспечить абсолютную научную чистоту эксперимента. Итак, своё предложение я сформулировал, теперь, коллеги, прошу высказываться по существу.

Ещё час участники совещания наперебой, брызжа слюной, кричали о достоинствах Председателя и своём личном уважении к нему, и он солидно кивал и благосклонно улыбался. Когда все выступили и единогласно проголосовали, старейший снова взял слово, поздравил Куперовского с благополучным разрешением его вопроса и напоследок сообщил, что теперь он, как великий пророк, должен принять на себя руководство израильскими армиями в их борьбе с неверными. Лёва, боевой опыт которого исчерпывался военной кафедрой К-ского университета, Троцкими лагерями и кратковременной, хотя и победоносной службой в современной нам с вами израильской армии, обомлел, однако возражать было поздно и - учитывая второй из предложенных Председателем вариантов - опасно.

По дороге домой секретарь Синедриона, которого послали с охраной проводить Куперовского, утешал его:

– Ну что ж из того, что ты не Мессия? Ну не судьба, значит. Не огорчайся, старик. Не всем же быть мессиями. Я вот тоже не Мессия, и ничего. В детстве очень хотелось, а теперь привык. Так даже спокойнее, ей-богу.

Лёва попытался объяснить, что он-то как раз совершенно не намеревался, совсем наоборот, но секретарь, дружески приобняв за плечи, остановил его излияния:

– Да брось ты, старина, что я, ничего не понимаю? В тебе сейчас говорит уязвленная гордость, оскорблённое самолюбие. Брось, старик, не стоит того! Мы тебя и в качестве пророка будем очень уважать, вот увидишь.

На следующий день все газеты были полны портретами "пророка Лейба", выдержками из его речей и предсказаний, сообщениями о его назначении главнокомандующим войсками Израиля. "Голос Саваофа" первый проинформировал читателей о награждении Лёвы высшим воинским знаком отличия - Орденом Большого Серебряного Обрезанного Орла с бронзовыми тестикулами. Другая правительственная газета - "Корзина Моисея" - реабилитировалась тем, что проследила происхождение пророка от царя Давида. Чисто профессиональное восхищение вызывает то, как автор генеалогического древа сумел обойти вопрос о родителях Лёвы, которых, разумеется, никто в Царстве не знал.

Куперовский газет не читал - не было свободного времени. Он штудировал специальную военную литературу, готовясь к вступлению в новую должность. К сожалению, эти толстенные тома, снабжённые многочисленными красочными таблицами и схемами, были написаны или ненормальными, или для душевнобольных, и Лёва, прилежно дочитывая каждую из книг примерно до середины, бросал бесполезный труд, устрашённый казённым языком и обилием цифр, и брался за следующую. Вскоре под его кроватью собралась целая библиотека, которую по ночам усердно изучали мыши. В конце концов Лёвушка вынужден был обратиться к единственному доступному его пониманию первоисточнику, касающемуся вопросов военного искусства древнего мира, - к Библии. Он выучил наизусть главы, посвящённые подготовке и ведению сражений, и положился на волю Провидения, которое столько раз выручало его из затруднительных обстоятельств. К сожалению, он не подумал о том, что его личное спасение обычно сопровождалось многочисленными жертвами среди мирного населения и частичным или полным разрушением окружающей обстановки.

Армии встретили Лёву и его солидную - Председатель не забыл своего обещания, хотя и действовал в рамках пристойности - свиту громкими криками восторга, бряцанием мечей о щиты и прочей ненужной шумихой. Как раз надвигалось решающее сражение с галлами, и присутствие пророка, с одной стороны, должно было поднять боевой дух войск (которые уже третий месяц сидели без зарплаты, потому что тыловые службы "прокручивали" деньги через специально созданные для этой цели банки), с другой стороны - проверить стратегические таланты сего новоявленного представителя рода Давидова.

В грядущем сражении Куперовский собирался испробовать тактическую схему, которая наиболее поразила его своей абсолютной художественной законченностью.

На следующее утро после приезда пророк собрал войско. Здоровые бородатые мужики стояли перед ним, опираясь на копья, и выжидательно смотрели на нового командира. Новобранцы ловили под обмундированием насекомых; старослужащие, давно уже привыкшие к тому, что солдат не бывает в одиночестве даже в своих латах, молча дожёвывали завтрак, позволяя личному зоопарку заниматься своими делами; офицеры обменивались сплетнями, анекдотами и адресами кратковременных платных возлюбленных. "Интересно, почему от военных, даже если их ежедневно мыть в бане, всегда пахнет козлом?" - подумал Лёва. Вслух же он произнёс: