Купи себе Манхэттен (= Бабки на бочку)

– Я пойду!
– вызвался сразу Манхэттен.
– В Москве нам опять поводок накинут на шею и снова сюда же отправят, а пока здесь ошивается Обух, нам кранты. Только Креста и его подручных все это не колышет. Коля прав, по-другому мы от них не уйдем. Я эту породу знаю. Пока с тебя можно получить хоть что-то, тебя будут держать за горло. Я иду.

– Так как?
– спросил я ещё раз Димку.

– А чего - как? Пойдем.

Мы их раздолбали, как Бог черепаху, они, голубчики, даже пикнуть не успели. Изрешетили мы их в решето, с каким-то остервенением, с яростью, порешили всю бандитскую кодлу, которая нас втянула в эту гонку за смертью. Порешили вместе с их вожаком-душегубом. Как знать, может быть, именно моя пуля оторвала кровавую дорожку бывшего полицая Обуха? Кота они убили ещё до нашего появления, деньги лежали на столе, в открытом чемоданчике, нам даже искать не пришлось. Баксов было не меньше, чем в тот раз, когда нас снабжали для закупок. Мы выскочили за двери, засовывая автоматы под пиджаки.

Рисковали мы, конечно, смертельно. В этом городке в доме у каждого, вернее, почти у каждого, имелось ружье. Но люди, видимо, были настолько задавлены, настолько деморализованы, что уже не понимали, что можно, а чего нельзя. Несмотря на стрельбу, никто даже на улицу носа не высунул, хотя все занавески на окнах были откинуты, а ставни приоткрыты. Мы почти бегом пробежали улицу и, быстро миновав ещё одну, остановились возле трансформаторной будки.

– Будем уходить?
– спросил Димка.

– Надо бы, да только как?
– развел я руками.

– Деньжищ у нас, мужики, пропасть!
– лихорадочно блеснул глазами Манхэттен.
– Эх, ещё бы кассу общака прихватить!

– Мало тебе головных болей и приключений на свою задницу?
– спросил я его.
– Хочешь, чтобы за тобой кроме Москвы ещё и весь Краснодарский край гонялся?

– Ребята, а я, кажется, знаю, где эта самая касса, - прошептал Димка.

Я посмотрел на него и по выражению лица догадался, что он не шутит и действительно что-то знает, или о чем-то догадывается.

– Говори!
– почти приказал я.

– Помните, ночью Хлюст по двору у нас шастал? Сначала в сортир заскочил, а потом к нам? Он не засаду искал, он деньги прятал!

Мы переглянулись. А ведь, черт возьми, возможно! Кассу-то при нем не нашли, не зря его пытали. И нас потом о ней спрашивали.

Действительно, надежнее места не найти. В его доме и рядом, наверное, между пальцев весь песок, всю землю пересыпали, по песчиночке, по комочку.

Мы стояли, молча курили и думали. С одной стороны, у нас на руках деньги, о каких мы раньше даже мечтать не могли. Их вполне хватило бы на то, чтобы уехать подальше, в спокойное место, где нас никто не отыщет, и жить, забыв все произошедшее, как дурной сон. А с другой стороны мы предполагали, и не безосновательно, что знаем место, где лежат не меньшие деньги, и не надо было никого убивать, ни у кого отбирать их. Всего-навсего залезть багром в сортир и пошарить, а после быстренько смотаться из этого города, добраться до Москвы, и, забрав семью Димки, умотать в просторы матушки-России.

Но вместе с тем мы так же хорошо понимали, что сейчас начинается поголовная проверка всех подозрительных мест и людей в городе. И на всякий случай нас тоже могут пригласить для некоторых объяснений. А встречаться с капитаном Павловой, учитывая все произошедшие события, было бы равносильно самоубийству. Волей-неволей, мы оказались участниками и свидетелями целой серии убийств, в том числе участкового милиционера, что уже не оставляло нам никаких надежд.

И все же мы решили рискнуть и попытаться извлечь эти деньги, если они там были. Соблюдая, насколько возможно, осторожность, мы приблизились к нашему домику, нырнули во двор, огляделись. Все было тихо и спокойно. Мы вошли в дом, прикрыли ставни, оставив щели для наблюдения на окнах, выходящих на улицу.

Манхэттен отправился в сарай, искать багор, или что-нибудь вроде этого. Он долго возился в полумраке сарая, чертыхался, чихал от пыли, весь облепился паутиной, но так ничего подходящего и не нашел.

Когда он вылез весь перепачканный в паутине, его увидел сосед из-за заборчика, отделяющего дворы.

– Здорово!
– обрадованно помахал он рукой.
– Ты че там искал?

– Баг-о-ор, - ответил, отплевываясь, Манхэттен.

– Багооор?
– протянул удивленный сосед.
– А на кой он тебе?

– Уронил кое-что в сортире, не руками же шарить?

– А, это бывает, - рассмеялся сосед.
– Я тоже ключи ронял. Сейчас дам тебе багор.

Он сходил в сарай и принес счастливому Манхэттену багор.

– А чего уронил-то?
– спросил сосед, вручая багор Манхэттену. Ежели ключи, то багром не подцепишь.

– Штаны у меня туда соскользнули, - брякнул Манхэттен, исчезая с багром в сортире.

Сосед недоуменно пожал плечами и ушел в дом, махнув рукой на придурковатого москвича.

Мы сидели в доме, чтобы не мельтешить всей компанией во дворе, не вызывать интереса соседей. Вскоре мы услыхали свист. Димка выглянул в окно, выходившее на задний двор, и увидел Манхэттена, который призывно махал рукой из сортира.

Димка вышел во двор.

– Принеси какой-нибудь таз, - велел Манхэттен Димке.

– Да где же я его тебе возьму?
– удивился Димка.

– Ну тогда неси пакет в руках, - разозлился Манхэттен.
– И давай поскорее, воняет тут.

– Да уж, дерьмо - не розы, - философически вздохнул Димка, отправляясь на поиски таза.

Он возился возле времянки, пытаясь отыскать среди всякой домашней утвари таз, когда его окликнула кормившая кур соседка из другого двора:

– Чего ищешь, сосед? Может, подскажу.

– Таз ищу, - развел руками Димка.

– И не ищи, - махнула рукой полная соседка.
– Отродяся у Мельниковых таза не было. Я тебе дам, ежели ненадолго.

– Да я моментом!
– обрадовался Димка.

Соседка вынесла большой медный таз, и Димка, буркнув слова благодарности, помчался к Манхэттену, который переправил багром в таз большущий пакет, перевязанный бечевой и завернутый в клеенку. Пакет был тяжелый, увесистый, плюхнулся он в таз с мерзким шлепком, обдав Димку брызгами, на что тот разразился бранью, которая, впрочем, показалась детским лепетом по сравнению с тем, что он услышал в следующее мгновение от соседки, которой принадлежал таз.

– Ах ты ж, байстрюк проклятый! Трам-там-тарарам-блям-блям... и все такое прочее, что в литературе обычно заменяется многоточием.

– Я ж в том тазе варенью варю! А ты дерьмо таскать в нем вздумал! Вы чо, москвичи, все такие головой слабые?!
– вопила она, сотрясая забор.

Димка и Манхэттен, пригибая головы, мелкой рысью рванули к стоявшей во дворе колонке, поставили таз и включил воду, под тугой струей которой стал яростно оттирать лицо Димка, поливаемый из-за забора бранью соседки, и сам что-то наподобие этого отпускающий в адрес Манхэттена.

А тот, отыскав какую-то тряпку, усердно тер ею пакет. Потом, стараясь не прикасаться к нему, развязал шпагат, и развернул при помощи какого-то сучочка, клеенку. Под клеенкой оказался довольно чистый брезент, Манхэттен выхватил пакет из брезента и припустил в дом, оставляя Димку один на один с соседкой, выяснять отношения.

Закончилось это тем, что Димка купил у соседки злополучный таз за двести пятьдесят тысяч.

– Многовато будет, - проворчал он, услышав требуемую сумму из уст разгневанной дамы.